— Откуда ты знаешь, чего я хочу, Уэверли? За все годы, что мы были вместе, ты ни разу не интересовался этим. И теперь я сама скажу тебе, чего именно хочу: я хочу остаться здесь, хочу быть с тобой, я поступаю по собственному желанию.
Рис открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент из-за кареты появился кучер. Он смотрел на них с беспокойством и в то же время с интересом.
— В… ваша светлость, — неуверенно произнес он, словно не знал, к кому обращается. — Все в порядке? Вам нужна какая-нибудь помощь?
Энн густо покраснела. Мало того что она совершенно забыла о том, что здесь присутствует незнакомый человек, а теперь еще они с мужем затеяли неприятную ссору в десяти футах от него.
Но какие бы чувства ни испытывала Энн, они были ничто по сравнению с выражением лица Риса. Побледнев и широкого раскрыв глаза от удивления, он смотрел на человека, стоявшего у кареты.
— Это кто такой? — спросил он и резко повернулся к ней.
— Кучер Саймона. Наш друг не позволил бы мне ехать сюда без какого-либо его представителя.
— Кучер Саймона, — тупо повторил Рис, но глаза у него опасно блеснули.
Хотя Энн много лет знала обоих мужчин, она еще ни разу не видела даже намека на разлад между ними. А сейчас Рис, обычно слишком невозмутимый и уравновешенный, чтобы допускать ошибки, почти затрясся, услышав имя друга. И она вспомнила, каким убитым выглядел Саймон, когда говорил о Рисе. Очень странно, и она намеревалась выяснить, что развело друзей и заставило мужа бежать в это дикое место.
— Саймон рассказал тебе о коттедже? — спросил Рис, прервав ее размышления.
Она кивнула. Отрицать не было смысла.
— Еще одно предательство, — тихо пробормотал Рис.
— Ты считаешь предательством, что Саймон послал слугу меня сопровождать?
— Нет, — мрачно засмеялся ее муж. — Я считаю предательством, что мой предполагаемый друг рассказал тебе о существовании этого места. Не говоря уже о том, что поощрил твое безрассудное стремление отправиться сюда, чтобы «спасти меня» или сделать еще какую-нибудь глупость.
Подавив желание снова повысить голос, Энн скрестила руки на груди и спокойно взглянула на мужа.
— По крайней мере Саймон помог мне, а не бросил на произвол судьбы. И сейчас я ценю это больше, чем ты способен понять.
На щеке Риса дрогнул мускул, свидетельствуя, что ее колкость задела его за живое, и Энн почувствовала неуместное удовольствие. Но за последние дни она столько выстрадала и теперь была рада переложить часть своей боли на него.
Вместо ответа или продолжения спора, он схватил ее за руку и потащил вверх по склону. Энн упиралась.
— Если ты заставишь меня сесть в карету, — произнесла она, тщательно выговаривая каждое слово, — то, клянусь, я выпрыгну на ходу и вернусь пешком.
Рис молча ожег ее взглядом и шагнул к кучеру Саймона, который невольно отступил. И Энн не могла его винить, поскольку муж выглядел в этот момент так, словно мог убить.
— Ты, — произнес он своим обычным тоном герцога.
— Да, ваша светлость? — выдавил кучер.
— Возвращайся в Лондон, твои услуги больше не требуются. Скажи хозяину, я разберусь с ним, когда приеду.
— Д… да, ваша светлость.
— А если ты промолвишь хоть слово об увиденном здесь или о том, что привез сюда мою жену, я позабочусь, чтобы твоя жизнь стала тягостной, печальной и, возможно, короткой. Я выразился достаточно ясно?
Онемевший кучер стоял, глядя на него. Потом кивнул:
— Яснее некуда, ваша светлость.
Он бросился к карете, развернул лошадей и уехал. Энн смотрела, как экипаж грохочет по каменистой тропе к главной дороге, оставляя за собой хвост пыли. Она почувствовала облегчение и страх, когда единственное средство бегства отсюда пропало из виду. Она добилась своего, она победила: Рис позволяет ей остаться.
— А ты, — сказал он, заставляя ее оторвать взгляд от дороги и повернуться к нему, его темные глаза ожили от гнева и боли, столь явной, что Энн чувствовала ее пульсацию, — иди со мной.
Не дожидаясь ответа или возражений, он втащил ее в коттедж и захлопнул дверь.
Коттедж был маленький, и когда Рис грубо втолкнул Энн внутрь, она, потеряв равновесие, плашмя упала на смятую постель.
Несмотря на гнев и расстройство, вызванные отказом жены уехать, Рис был крайне возбужден. Первый раз в жизни ему безумно хотелось лечь на женщину и не вставать, пока он всецело не удовлетворит свое желание.
В общем-то, думал он, это нормальная мужская реакция. Волосы у Энн растрепались во время путешествия и благоухающими волнами падали ей на плечи, одежда помялась, словно она только что занималась любовью и не успела привести себя в порядок. Лицо выражало чувства, которые он старался подавить в себе и до сих пор не видел у нее. Конечно, он был свидетелем и ее веселья, и даже слез от грустных воспоминаний или несчастных случаев, но те вспышки эмоций были совсем иными.
Сейчас он видел какие-то неистовые, совершенно не поддающиеся контролю чувства. И все это из-за него, адресованное ему, что было тоже весьма необычным явлением. Тщательно контролируя собственные чувства, он не желал вызывать их у других людей.
— Ты собираешься поговорить со мной или просто смотреть на меня? — спросила Энн, пытаясь сесть.
Он поднял бровь, удивленный дерзостью жены. Сговорчивость, которую Энн проявляла все годы их помолвки, была непременным качеством для положения его безупречной герцогини. Тем не менее Рису скорее понравились и резкость ее тона, и мятежный блеск в глазах. Хотя он даже не знал почему. Ведь ни один мужчина в здравом уме не захочет жениться на женщине, которая не признает его власть.
Рис, насколько мог, взял себя в руки. Он подумает о своей необычной реакции на Энн, когда избавится от нее. И сделать это необходимо раньше, чем она выяснит причину, по которой он покинул Лондон. Пока что он не готов посвящать жену в тайну.
— В деревне есть несколько человек, которые, получив вознаграждение, будут держать язык за зубами, — пробормотал Рис. — Если я пошлю домой записку, твой слуга и кучер могут через пару дней встретить тебя по дороге.
Энн пристально посмотрела на него и поднялась с кровати.
— Значит, ты все же решил отослать меня в Лондон? Тогда почему велел уехать кучеру Саймона?
Рис судорожно вздохнул, когда она произнесла имя его лучшего друга… его брата. Она понятия не имела, как глубоко это имя ранит его.
— Потому что я не хочу вмешивать в это Саймона, — проворчал Рис и отвернулся, чтобы скрыть свои чувства. — Но ты должна вернуться в Лондон.
Ее рука легла ему на плечо. Тут он в конце концов осознал, что до сих пор не застегнул рубашку, и повернулся к ней лицом.
