И первой я посвятила свое утро в «Кофемании» Оксане.
Оксана была старше меня и старше Татьяны и Ирины. В прошлом — один развод, в настоящем — прекрасная вдова. Правда, тот тюнинг, который сделала Оксана, давал ей фору перед многими двадцатилетними. С тоской и грустью могу отметить, что даже мне. Поэтому я хотела набраться опыта и мудрости от взрослой сознательной женщины, которая не будет мне матерью. Вы же помните «хороший визит вежливости» от моей мамы?! Это она еще не успела с задумчивым видом сказать: «А я тебе говорила, что твои золотые медали с замужеством ничего общего не имеют!»
Простила я Лилию за пощечину? Да. Знаете, мы, дети своих родителей, порой очень жестоки к ним. Считаем их недосягаемыми или возносим их жизнь в какие-то идеальные рамки: в наших мыслях почему-то не укладывается, что перед нами такие сомневающиеся, неуверенные в себе, полные своих тайн и ошибок люди. И это же мама!
На днях я вспомнила…
Лилия Александровна уже прожила с мужем двадцать лет, и когда случайно обнаружила письмо от какой-то «командировочной» любви, то молча всунула его мужу в карман пиджака, поцеловала в щеку и победно сообщила: «Сегодня я покупаю себе лису!»
Спустя десять лет, крепко сжимая шубку, она плакала над гробом мужа со словами: «У нас была настоящая любовь!»
И я в тот момент, зная о ложном фасаде матери, испытывала мрачное чувство от ее плохой игры. Мне было стыдно за мать и жалко отца. Быть тридцать лет заложником в руках алчной, инфантильной и вечно находящейся на грани нервного срыва матери — никому не позавидуешь. А сегодня мне жалко их обоих… И зачем продолжали жить вместе, если фальшивую игру видно было за километры. Кто в этом выиграл? Этот вопрос мучил меня уже несколько дней. Сплошные вопросы и ни одного ответа.
Поэтому сегодня я решила узнать тайную жизнь своих лучших подруг: попытаться найти разумные ответы на мои вопросы относительно их опыта и жизни в отношениях с мужчинами. О моих отношениях они не знали.
— Ну как ты? — весело начала я разговор с опустившимся белым облаком.
На Оксане было шикарное белое платье из тончайшего шифона. Оно было настолько вопиюще смелым, что никоим образом не пыталось скрыть просвечивающее нижнее белье моей подруги.
— Чудесно! Я так рада, что мы наконец-то выбрались.
— Да! Я… — мне не дали договорить.
Женщина радостно защебетала.
— У меня такие новости, такие новости. Ты должна меня выручить! Ох, мне немного даже стыдно за себя…
Оксана спустила свои большие очки и посмотрела глазами кота из мультика «Шрек». Я не устояла и сразу согласилась на все, что бы там мне не предложили.
Подруга победно заявила:
— Я влюбилась!
Мой рот непроизвольно открылся.
— Он, конечно же, молодой красавец. У него такие красивые глаза, от них — я сразу становлюсь голой, — и она замахала руками себе в лицо.
От последних слов я просто обалдела и выпала в густой осадок.
Подруга продолжала обмахиваться: со стороны это выглядело, как удушье или приступ астмы у дамы среднего возраста. На самом деле у моей подруги в крови заиграла страсть. Она отчаянно пыталась потушить разгоревшийся огонь любви.
Я не сдержалась и подала ей стакан воды. Она деликатно отстранила его рукой.
— Я тебе сейчас его фото покажу. Смотри! Только не завидуй!
На меня с экрана последнего айфона смотрел молодой грузин. Да, симпатичный парень с темными, слегка волнистыми волосами, но в такой типичной показушной и пошлой позе, что воды захотелось мне, чтобы был повод больше не смотреть бесконечную ленту его фотографий с дорогими машинами.
— Это его? — сомневаясь, спросила я.
— Нет. Это машины его друзей. У него такие богатые родственники.
— Да??? — Я откровенно заглянула в глаза Оксаны. Она это серьезно?
Нескромно говоря, ее парень мне напоминал обычного жигало. Этот подвид мужской особи заполонил не только все социальные сети и сайты знакомств со словами: «Привет, красавица!», но и столицу России. Я вот только откровенно не понимала: Оксана реально не видит в нем прощелыгу, собирающегося вытащить из нее деньги?! Надо сказать, что последний муж Оксаны умер в достаточно молодом возрасте, чуть больше сорока, но успел оставить ей недурное наследство в виде квартиры и торговой площади. Поэтому она могла себе позволить просыпаться в полдень и влюбляться в молодых и прекрасных, не упахиваясь в офисе по восемь или десять часов. Ее основная задача по жизни была — ЛЮБОВЬ. В самом постельном ее варианте.
Оксана продолжала восхищенно болтать о своем новом приключении. Я же мрачнела. У меня даже не было шансов завести себе молодого грузина, чтобы утешиться. Подперев свое потускневшее лицо рукой, я продолжала слушать счастливый голос подруги:
— Он пригласил меня к себе…
— Куда? — ошарашенно спросила я, хотелось добавить и уточнить — в свою общагу, где спят десять гастарбайтеров в одной комнате?
— К родным … В Грузию… У нас все серьезно! Понимаешь!.. — теперь она пристально заглянула мне в глаза. — Я знаю, что ты скажешь сейчас: отчаянная старая женщина пытается схватить молодого голубя. А если я влюбилась?! Что тогда?!
Я не нашлась, что ответить. И тут глаза Оксаны выпучились. Перестали моргать. Соринка, что ли, попала? А нет… Подруга так боролась со слезами радости от неожиданной молодой любви.
Мне стало жалко ее. И я сдалась. Подавила здравый смысл, который призывал к вопросу: может ли молодого парня заинтересовать женщина в возрасте только из романтических и чистых чувств? На мгновение я даже стала завидовать, хотя Оксана еще в начале встречи попросила не делать этого. У меня-то сорокалетний Мудак, который спустя девятнадцать лет сообщил, что он не готов любить меня. После истории Оксаны мне расхотелось говорить о себе. Уж больно сильно я ей проигрывала в вопросах любви.
И тут я уже выпучила глаза и старалась больше не моргать.
После ухода счастливой подруги я еле дождалась полудня, чтобы заказать себе два бокала белого. Невероятное чужое счастье било острой болью по моей натянутой нервной системе, играя зловещую музыку неприкрытой зависти.
И я, ожидая Ирину на обед, тихо вливала в себя бокальчик белого. Тучи рассеивались. Солнце снова грело мою душу.
Ирина работает в модной галерее. И романтическая натура проявлена во всех деталях ее одежды. Здесь и винтажные серьги с какого-то европейского рынка, тут и тонкая, почти невидимая оправа очков с маленькими вензелями. И прямая юбка, но с кружевом. Я на фоне этого человека, который тщательно подбирает свой образ, сегодня была каким-то тусклым рваньем.
— При-в-е-е-е-т!
— ласково и мило пропела Ирина, словно увидела не слегка подпившую подругу, а тысячу пушистых белых котиков.
То ли во мне заиграло вино, то ли я действительно настолько была рада видеть Ирину, что точно так же пропела в ответ:
— При-в-е-е-е-т! — и почувствовала себя окончательно идиоткой.
Ведь в обычной жизни я никогда так не делаю. Что со мной?
— У меня мало времени. К нам привезут новую картину потрясающего начинающего художника. Какие там краски… мм…
Я повторила:
— Мм… — и тут же вспомнила Ивана Петровича Тихого. — Ир, я нашла потрясающего художника… бомжа… но он такие работы делает. Может, вы как-то поможете ему?
Взгляд Ирины остановился, лицо стало слегка каменным, ее правая бровь задергалась — это был плохой знак. Я заметила, что на особо близкие темы у нее начинает дёргаться бровь. И этой темой всегда было искусство. Ирина очень ревностно относилась к нему. И я тут же поняла, что лезу в чужой искусствоведческий огород с непрошенными советами. Я решила отложить Ивана Петровича до более подходящего момента.
— Забей… — брякнула я.
Ирина в момент сделала вид, что ничего и никогда не слышала о бомже.
— Как ты? Ты такая… задумчивая…
И я выдала всю историю со своим Мудаком. Бровь подруги успокоилась. Ирина заказала капучино, выпила его и принялась ждать десерт. А я продолжала говорить: быстро и много, потому что боялась — если меня остановят, то зареву. А реветь в обед в кафе — ужасно неприлично.
