В среду она была в золотистом костюме, подчеркивающем блики в ее волосах.
В четверг пришла очередь облегающей юбки с черным свитером и золотых сережек в виде обручей, которые звенели весьма отвлекающие.
Кевин был поражен внезапно пришедшей в голову мыслью, что он не расслаблялся и не развлекался уже очень давно. Если Кэт Харрис была свободна… Но смешивать бизнес и удовольствие всегда считалось глупой ошибкой. Нелепо над этим даже задумываться.
Пятница усилила искушение. Она надела платье цвета сливок с длинным рядом пуговиц, которые отнюдь не все были застегнуты, и стройные ножки дразняще мелькали в разрезе. Широкий ремень подчеркивал стройную талию, локоны ниспадали поверх стоячего воротничка, а сандалии с тонкими, перекрещивающимися на лодыжках ремешками и вовсе вывели его из равновесия. Все это производило сильный сексуальный эффект. Чем больше он думал о Кэт, тем больше он понимал, насколько привлекательно она выглядит.
Все, надо выкинуть из головы эти мысли.
Он не был готов к серьезным отношениям, а роман на работе неизбежно нарушил бы замечательную атмосферу, установившуюся между ними. И, кроме того, Кэт Харрис не дала ему ни единого намека на возможность каких-то других отношений. Ни малейшего изменения в ее обычном поведении.
Кажется только, что она больше стала ему улыбаться, но, возможно, он просто стал обращать внимание на ее улыбки, как и на ее губы, глаза и на все в ней. Тем не менее, улыбка у Кэт была прелестная — открытая и озорная. И он заметил, что сам стал больше обычного улыбаться в ответ, находя томительное удовольствие в теплоте отношений, установившихся между ними.
Никакого вреда дружеские отношения принести не могут, говорил он себе, если они не подрывают его авторитет. В конце концов, Кэт работает с ним уже три года. Только отношения не должны стать чересчур фамильярными. Дистанция должна соблюдаться.
Похоже, Кэт превосходно это понимала. Эта дистанция четко обозначилась, когда она зашла к нему в конце рабочей недели и с некоторой напряженностью в голосе заговорила:
— Насчет завтра… Поездка к твоей матери в Санди Бич… Я уже выбрала подходящий маршрут на общественном транспорте. Тебе нет необходимости меня подвозить.
— Представляешь, что будет, если я посмею явиться к матери без тебя? — усмехнулся он.
— О! — Она скорчила физиономию, вспомнив отношения между матерью и сыном. — Но я не хочу создавать лишние проблемы для тебя, Кевин.
— Это моя мать создает проблемы. А я привык ей угождать.
Он потянулся к блокноту.
— Дай мне свой адрес. Она нервно сжала руки.
— Ты можешь подхватить меня где-нибудь по пути…
— Твой адрес, — повторил он, нетерпимый к пререканиям.
— Будет проще, если…
— В чем проблема? Я могу взять твой адрес в досье, — оборвал он.
Она вздрогнула.
— Я живу в Риверсайде. Это значит, что тебе придется ехать в обратном направлении, чтобы забрать меня.
— Это всего десять минут от меня.
— А потом еще десять минут назад, — напомнила она.
— Я думаю, что смогу уделить тебе двадцать минут, — засмеялся Кевин.
Она вздохнула.
— Мне было бы проще, если бы ты подобрал меня где-нибудь по пути. Я бы подъехала на электричке…
— Ты беспокоишься из-за твоего друга? Он будет возражать против того, чтобы я заехал за тобой?
Слова соскользнули с его языка до того, как он осознал, что вторгается в ее личную жизнь.
Она посмотрела на него, шокированная подтекстом вопроса.
Кевина самого покоробило, но воинствующий инстинкт внутри него отказывался отступить. Необходимость знать правду, о ее нынешнем положении тревожила его всю неделю. Он ответил ей прямым взглядом, ожидая от нее ответа.
Едва заметная волна румянца поднялась по шее и окрасила ее щеки, подчеркнув скулы. Ее глаза стали более блестящими. Кевин ощутил, как теплая волна пробежала между ними. Невидимые волны исходили от Кэт, вызывая в нем легкое возбуждение…
— Я сказала еще в понедельник, что у меня нет друга, — пробормотала она.
— Нет. Ты сказала это моей матери, чтобы она прекратила свои нападки на меня.
— Но это правда.
— С каких это пор? Как раз перед твоим отпуском ты собиралась куда-то поехать с… по-моему, его зовут Джон?
Ее рот сжался в тонкую линию.
— Да он все время был с тобой, сколько я тебя знаю, — продолжал Кевин непреклонно. — А возможно, даже и раньше.
— Он ушел. Теперь я сама по себе.
— Ты дала ему от ворот поворот, да?
— Он сам ушел, — холодно ответила она.
— Ты хочешь сказать, что он бросил тебя?
— Ему не нравился мой образ жизни.
— Он — полный кретин.
Она скривила рот в искусственной улыбке.
— Спасибо.
Но улыбки в ее глазах не было.
Удовлетворенный тем, что он уяснил, наконец, ее личные обстоятельства, Кевин снова повторил:
— Я заеду к тебе домой. Твой адрес?
Она сообщила его без дальнейших споров, хотя ее тон был безразличным, это был тон побежденной, что очень не понравилось Кевину.
— Я просто старалась не доставлять тебе неудобства, — пробормотала она едва слышно.
— Я ценю, что ты заботишься о моем времени, Кэт.
Он записал адрес и поднял на нее глаза. Он хотел, чтобы Кэт почувствовала, что он ценит ее.
— Моя мать очень обязана тебе. Самое меньшее, что я могу сделать, это сэкономить твое время. В десять часов нормально?
— Да, спасибо.
Ее щеки все еще розовели, но руки успокоились.
Он улыбнулся, чтобы снять последнее напряжение.
— Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты думала, что должна потакать всем желаниям мамы завтра. Делай только то, что считаешь целесообразным. Хорошо?
Она кивнула.
Он взглянул на часы.
— Рабочий день закончен. Ты можешь идти. Увидимся утром.
Он снова улыбнулся.
Когда она ушла, Кевин вновь прислушался к себе. Ничего не изменилось оттого, что она свободна. К нему это никак не относилось. Нет, на самом деле он ощутил удовлетворение, что тайна, которая окутывала ее всю неделю, больше тайной не является. Даже изменения в ее облике стали понятны. Этот Джон был полным кретином, а Кэт подавляла свою индивидуальность, чтобы быть такой, какой она была удобна Джону.
Слава Богу, Кэт избавилась от него.
Он, безусловно, был недостоин мизинца на ее руке.
Кевин с сожалением вспомнил, что именно в этом его обвиняла бывшая жена, она во всем обвиняла его, вместо того, чтобы взять хотя бы часть, ответственности на себя за развал семьи.
На несколько минут печаль, которую он тщательно скрывал, вырвалась на волю. Но он загнал ее обратно. Напрасные чувства, не приводящие ни к чему. Прошлое есть прошлое. Его нельзя изменить. К тому же еще осталась незавершенная работа.
