— Я пойду в дом. Если хотите, все вместе выпьем чаю. Ты никуда не спешишь, Виктор?
Виктор прижимает руку к груди.
— К сожалению, спешу. Но спасибо за приглашение! Если бы не дела, принял бы его с большим удовольствием.
— Ну, тогда в другой раз, — говорит мама уходя.
— Ага! — кричит ей вдогонку Виктор.
— А ты как живешь? — спрашиваю я, старательно, но безуспешно пытаясь выглядеть спокойной.
Виктор пожимает плечами.
— У меня все как обычно. Бабуля еле ходит, но держится молодцом! Работа, ипподром… Все время передаю тебе через Уилфреда приветы.
— Гм… — Странно, думаю я. Уилфред об этом ни разу не упоминал. Впрочем, у него из-за редкой одаренности и нечеловеческой работоспособности слишком много дел: преподавание, научная работа, даже косвенное участие в правительственных проектах… Наверняка он просто забывает о приветах Виктора. Улыбаюсь и киваю, избавляя себя от необходимости врать.
— А ты все хорошеешь, — тише и проникновеннее говорит Виктор.
Слегка краснею и невольно поправляю волосы.
— Спасибо… ты мне льстишь.
— Вовсе нет! — восклицает Виктор. — Ты что, сомневаешься в своей красоте? — удивленно спрашивает он.
Пожимаю плечами.
— Не то чтобы… но сегодня у меня неважный день. С самого утра преследует чувство, что выгляжу я не лучшим образом. — Смеюсь, чтобы не производить впечатления убитой горем старой девы.
Виктор продолжительно смотрит на меня, будто о чем-то хочет спросить, но все не решается.
— Бабушке передавай привет, — говорю я, уже поворачиваясь к крыльцу.
Виктор удерживает меня за руку.
— Подожди. Постой с несчастным и одиноким еще хотя бы пару минут.
— Ты одинок и несчастен? — спрашиваю я с нотками неожиданного кокетства.
Виктор разводит руками.
— Увы и ах! Ты же не захотела скрасить мое безотрадное существование.
— Что? — Усмехаюсь. — При чем тут я?
Виктор смотрит на меня, покачивая головой, поджимая губы и слегка прищуриваясь. Я знаю, что вся эта сценка — полушутка, а то, что мы говорим, — пустая болтовня. И все же чувствую, что Виктор не совсем шутит, от этого-то, повинуясь каким-то сугубо женским позывам, слегка кокетничаю.
— А как у вас… с Уилфредом? — внезапно спрашивает он, вопрошающе заглядывая мне в глаза и как будто не зная, стоит ли притворяться несерьезным.
— Гм… — Совсем теряюсь. Случись со мной подобная история пару лет назад, когда я умела радоваться тому, что имею, я без раздумий заявила бы, что у нас с Уилфредом все отлично. Но сегодня я в этом вовсе не уверена, поэтому медлю с ответом. — Все… хорошо.
Виктор сильнее прищуривается. У меня возникает чувство, что мои слова взволновали его и обрадовали.
— Хорошо? — переспрашивает он.
Пожимаю плечами и перевожу взгляд на окна маминого дома. На них те же занавески, которые висели здесь еще во времена моей юности. В отношении домашней обстановки мама довольно консервативна, что меня радует. Приезжаешь домой, устав от неспокойной взрослой жизни, а тут все, как было в детстве, и охватывает успокоительное чувство: хоть что-то на земле незыблемое и настоящее.
— Почему мне кажется, что тебя не все устраивает? — после минутного молчания спрашивает Виктор.
Ловлю себя на том, что с удовольствием села бы к нему в машину, поехала бы с ним куда угодно и всю дорогу рассказывала бы ему и рассказывала о своих печалях и опасениях. Бесшумно вздыхаю.
Виктор, еще сильнее волнуясь, берет меня за руку.
— Может, как-нибудь поужинаем вместе, а? — торопливо, будто ужасно боясь отказа, произносит он.
Я в испуге округляю глаза и медленно качаю головой.
— Тогда встретимся во время ланча? — тотчас поправляется Виктор. — При свете дня позволительно общаться с кем угодно. С подругами, преподавателями, бывшими одноклассниками… — Все это время он не спускает с меня глаз, будто знает, что рано или поздно ответ, который ему хочется услышать, промелькнет в моем взгляде.
Сглатываю, убирая руку из его руки. Со стороны мы, наверное, смотримся, как выясняющие отношения влюбленные. Господи!
— Не знаю… — само собой слетает с моих губ.
— Запиши мой телефон, — просит Виктор. — Или дай мне свой.
Представляю себе, что он позвонит мне, когда мы с Уилом будем на скорую руку готовить ужин или в обнимку сидеть в гостиной, и делается не по себе. Нет, мой любимый отнюдь не ревнив. Но я, не исключено, так покраснею и растеряюсь, что заставлю его заподозрить неладное.
Быстро качаю головой.
— Лучше ты дай мне свой. Я… сама позвоню.
— Обещаешь? — с обескураживающей пытливостью всматриваясь в мои глаза, спрашивает Виктор.
Медленно киваю.
Мама ждет меня на кухне с журналом в руках, в который даже не смотрит. Ее мечтательный взгляд прикован к окну, а за ним зеленеет девственно весенний сад.
— О чем задумалась? — негромко спрашиваю я, приостанавливаясь на пороге.
Мама вздрагивает и смотрит на меня с матерински ласковой улыбкой.
— Обо всех вас… и о малыше. Только представь себе… — Она указывает на сад рукой и, кажется, возвращается в ту нарисованную воображением картинку, которую я разрушила своим появлением. — Смотрю на деревья за окном и так и вижу топающего по траве карапуза с карими, как у Лауры, любопытными глазами.
— Н-да…
Мама смотрит на меня с неожиданной мольбой и какое-то время молчит в нерешительности. Догадываясь, о чем ее мысли, внутренне напрягаюсь.
— А ведь верно говорит Лаура… — чуть заискивающим, чуть капризным тоном начинает мама, — и вам с Уилфредом уже можно было бы…
Нет, я этого не вынесу!
— Мам! — восклицаю неожиданно громко.
Мама удивленно округляет глаза.
— Что?
— А… гм… — Суматошно придумываю, о чем бы у нее спросить, чтобы сменить тему. — Вы долго встречались с папой? Ну, до свадьбы?
Мама пожимает полными плечами.
— Семь месяцев.
— Ровно семь? — не знаю зачем, уточняю я.
— Полгода и двадцать два дня, — говорит мама.
— Ты так точно запомнила?
— Сначала я ничего не запоминала. Но потом, уже после свадьбы, мы взяли календарь и все высчитали. Цифры на всю жизнь врезались в мою память. — Мама разводит руками. — Все просто.
— А тебя не смущало, что он тебе в отцы годится? — в сотый раз спрашиваю я.
— Папа всегда следил за собой. На свидания приезжал с иголочки, к тому же не пил, не курил, занимался спортом… — Мамины светло-серые глаза искрятся. Порой мне досадно, что я не унаследовала ее цвет глаз. Мы с Лаурой обе в отца темненькие. — Бывало, вхожу я в зал кафе или ресторана, — продолжает мама таким тоном, будто мы затронули эту тему впервые в жизни, — папа поднимается из-за столика и идет мне навстречу. Статный, высокий, галантный… Многие молодые ему в подметки не годились. К тому же меня покоряла его всесторонняя развитость и любознательность. Заведи с ним разговор на любую тему — он его искусно поддержит! — Она качает головой. — Нет, меня никогда особенно не смущала наша разница в возрасте.
