А в это время на другой стороне города Ник Донохью стоял в холле алленбургского приюта для престарелых и внимательно изучал вывешенное на стене расписание мероприятий на ближайшее время.
– Вы хотите кого-нибудь навестить? – раздался рядом старческий голос. – Если да, то здесь вы не найдете номер нужной вам комнаты. Вам, молодой человек, следует обратиться в регистратуру.
Ник повернулся. Перед ним стояла, опираясь на палку, скрючившаяся в три погибели женщина.
– Никогда не встречала вас в нашем доме, – продолжала она тем же чуть агрессивным тоном, внимательно разглядывая его с головы до ног сквозь толстые стекла очков, сильно увеличивающие ее глаза. – Чувство вины заело? Решили нанести визит вежливости забытой Богом и людьми старой тетушке?
– Не совсем так. – Ник провел рукой по волосам и улыбнулся. – Просто захотелось узнать, что тут будет происходить на этой неделе.
– Значит, среди обитателей приюта у вас нет знакомых, которых бы вы желали посетить?
– Я здесь никого не знаю.
– Хм… Меня зовут Флосси Эллен, теперь вы знаете меня. Впрочем, это не имеет никакого значения. У вас, полагаю, в воскресный день дел по горло и без меня.
– Я здесь никогда не был, – улыбнулся глазами Ник, – не можете ли вы поводить меня по дому? Если, разумеется, у вас есть на это время.
– Ха, время! Чего у меня в избытке, так это времени. До тех пор, пока не возобновит работу кружок книжных новинок. Лото и все прочие здешние развлечения я ненавижу, хожу целыми днями одна-одинешенька. Как вас зовут?
– Ник Донохью.
– Ага! Ник! Вот именно, как раз вовремя[4]. Избавили меня от скучнейшего дня, который иначе мне бы пришлось провести в лучшем случае в обществе нескольких выживших из ума старух. – Она с трудом сделала несколько шагов вперед и нетерпеливо обернулась через плечо. – Если вы, молодой Ник, действительно хотите, чтобы я была вашим экскурсоводом, то пошли, а с планом мероприятий вы ознакомитесь по дороге.
В понедельник с утра пораньше Холли вошла в кабинет Питера Инглса – ей не терпелось сообщить главному директору алленбургского приюта, что она взяла Санни и с ним все в порядке. Правда, она умолчала о том, что после полуночи Санни начал выть в кухне и остаток ночи проспал у нее в ногах. Питер слушал Холли рассеянно и, как только она замолчала, поделился с ней своими мыслями.
– Плану расширения приюта угрожает серьезная опасность, – сказал он, с тревогой глядя на Холли. – Как вам известно, опекунский совет давно принял решение построить дополнительное здание на территории за приютом, известной как участок Чемберса. Но, пока они собирались, Колби Чемберс оспорил права приюта на эту землю.
– Чемберс? – Вспомнив злополучную встречу с этим человеком накануне, Холли с трудом удержалась от того, чтобы не высказаться в его адрес. – А какое он имеет к ней отношение? Нам позарез необходимо расширяться, и сделать это можно только на участке Чемберса. Правда, член муниципального совета Колби носит фамилию Чемберс, но разве это позволяет ему оспаривать наши права на пользование нашей собственной землей?
– Позволяет, потому что земля эта не является нашей собственностью, а принадлежит депутату Колби, что подтверждается имеющимися у него бумагами.
– Что?!
Питер, мужчина на середине пятого десятка, с ухоженной бородой, откинулся на спинку кресла и сплел пальцы.
– Вы росли не в Алленбурге, поэтому небольшая лекция по истории вам не помешает. Колби Чемберс – внук Аиры Чемберса, который по завещанию еще в 1927 году оставил свой дом приюту для престарелых. Он также оставил приюту некую сумму денег на счету в банке и передал в его пользование пятнадцать акров земли, известных под названием «участок Чемберса», но только в пользование, а не в собственность – она сохранилась за семейством Чемберс. Колби Чемберс ныне – единственный из оставшихся в живых наследников Айры. У него не только есть бумаги, подтверждающие его права на участок, но он еще и платит за него налоги. Мы же так долго пользовались землей по своему усмотрению, что привыкли считать ее своей, но сейчас нам напомнили, кому она принадлежит в действительности. Строители будущего торгового комплекса пришли к выводу, что им необходим этот участок – на нем они могли бы устроить парковку с подъездными путями, и депутат Колби вознамерился продать его им.
– Это невозможно! – Холли вскочила со стула и подошла к развешенным по стенам архитектурным чертежам и аэрофотоснимкам. Жирные карандашные линии на них показывали, что даже после завершения строительства нового здания приюта между ним и торговым комплексом останется полоска леса, которая будет чем-то вроде буфера.
Холли повернулась лицом к Питеру.
– Даже если бы мы не собирались строиться, земля нам все равно нужна. Поляна и рощица не только украшают территорию приюта, но и отгораживают от городского шума. – Холли по ходу своей речи приходила во все большее волнение. – Представьте себе на минуту, как это будет ужасно – иметь своим непосредственным соседом парковку торгового комплекса! А к тому же у Чемберса нет нужды в деньгах. Он и так один из самых богатых людей в городе. Неужели ему удастся лишить нас земли?
Питер беспомощно пожал плечами.
– По завещанию Айры мы вправе распоряжаться участком, пока используем его с практической целью. Колби Чемберс сумел доказать в суде, что мы только проложили в лесу пешеходные тропинки, а на лужайке сажали цветы и овощи, и все!
– Но ведь это и есть практическое использование! – горячо возразила Холли. – А уж когда построим на этом месте новое здание, так и вовсе говорить не о чем. Наш приют один из наиболее престижных в штате, но рассчитан всего лишь на пятьдесят человек. Новое здание позволит нам удвоить число проживающих в приюте и существенно улучшить их обслуживание. Нам позарез нужно здание, а значит, и эта земля.
Питер развел руками.
– Если бы опекунский совет начал действовать три года назад, когда архитектор представил эти чертежи, все было бы в порядке. Но они никак не могли раскачаться, а теперь хозяева будущего торгового комплекса размахивают перед носом Чемберса огромными деньгами, от которых он не может отказаться.
– Почему же опекуны так медлили? – нахмурилась Холли. – Ведь не в деньгах дело, раз они могли воспользоваться оставленным нам в наследство капиталом.
– Вот тут-то собака и зарыта. Аира наложил ограничения на пользование им. Опасаясь, как бы опекуны не стали действовать вопреки интересам жителей нашего города, он оговорил в завещании, что со счета можно снимать не более восьмидесяти процентов требуемой для осуществления того или иного проекта суммы. Иными словами, двадцать процентов стоимости строительства нового здания должны дать жители Алленбурга.
