Это ваша работа или хобби?
— Я продаю их в местные магазины.
— А изготовляете прямо здесь?
— У меня наверху мастерская. Моя студия.
Он понимающе кивнул.
— Хотелось бы ее увидеть.
Мэган почувствовала замешательство, даже всполошилась. Никому не было дано нарушать уединенность ее студии. То было для нее святая святых — и храм, и в то же время убежище. Она не пускала туда посторонних.
— Разумеется, — солгала она, надеясь, что он все равно уедет раньше, чем вновь возникнет этот вопрос.
— А у вас есть что-нибудь на продажу? Я имею в виду вот таких ангелов?
— И даже слишком много. — Она озабоченно нахмурилась, вспомнив о скопившемся запасе товара у себя в мастерской. — Когда вы приехали, я как раз закончила целую партию. Должна была доставить их в город сегодня вечером.
— Нельзя ли купить несколько штук прямо у вас?
Да, в воспитании ему не откажешь. Манеры как у святого. Обаяние как у грешника.
— Ваш бизнес процветает круглый год или только под Рождество? — снова спросил он, не дождавшись ответа.
Опять это слово. Рождество. Не любила Мэган этот праздник. Всеми силами души противилась фальшивым его атрибутам. Упоминать о нем — все равно что махать у нее перед носом веткой омелы, этим дурацким рождественским символом.
Омела! Считается, если на Рождество парень с девушкой окажутся вместе под веткой омелы, им суждено поцеловаться.
Одна только мысль о том, чтобы постоять вместе с Кайлом под омелой, заставила Мэган ощутить вкус его губ.
Она отогнала прочь этот слишком живой и яркий, будоражащий чувства образ. По крайней мере очень постаралась это сделать.
— Мэган? — Он напомнил о своем вопросе, выводя ее из задумчивости.
— На Рождество, конечно, дела идут лучше. Но сейчас я стараюсь расширить поставки за пределы штата. Надеюсь, тогда они будут мень ш зависеть от времени года.
— Почему оно вам так не по душе?
Она растерянно моргнула и непонимающе воззрилась на него.
— Что не по душе?
— Да Рождество же. Вы вздрагиваете всякий раз, как слышите о нем.
— Ничего подобного. Я вовсе не вздрагиваю, — возразила она, кляня про себя его наблюдательность. Никому, кроме него, не удавалось так мастерски прорываться сквозь ее защитную броню, проникать в самые потаенные уголки души. Мэган обхватила чашку обеими руками, стараясь унять внезапную дрожь в пальцах.
— Вздрагиваете. Вот и сейчас тоже — съежились как от боли.
Чем, интересно, он зарабатывает себе на жизнь? Впрочем, чем бы ни было, одно ясно: делает он это на совесть. Было ясно, что он не отступится и ей придется ответить сразу же, вытащить наружу болезненные воспоминания, которые хотелось бы навсегда похоронить.
Возможно, тогда он оставит ее в покое.
— Дело не в самом Рождестве.
— Продолжайте.
— Просто я прекрасно обхожусь без всех связанных с ним традиционных представлений.
Он задумчиво потрогал пальцем миниатюрный нимб над головой Лекси, тоже сделанный из засушенных цветов. Новый яростный порыв ветра ударил в окно, как бы протестуя против такой оценки самого главного праздника. Мэган зябко поежилась. Сделав усилие, она заставила себя признаться:
— Просто… дело в том, что у меня никогда не было настоящего Рождества.
Кайл изумленно вскинул брови.
— То есть как это?
— Мои родители… — она испытывала внутреннюю борьбу, боясь совершить предательство по отношению к близким людям, наконец остановилась на полуправде, — всегда были слишком заняты… целиком поглощены собственной жизнью. Конечно, у меня были няни, но им хотелось проводить праздник с собственными семьями.
— Что же у вас за родители?
— Богатые… — Мэган встретила его недоумевающий взгляд. Почему этот человек оказался здесь, на ее старой кухне — с поблекшими виниловыми обоями, устаревшими мебелью и плитой, с выцветшими занавесками? — Я не беру у них денег. Они присылают мне чек каждый год. — Она переждала пару ударов сердца. — На… для… к…
— К Рождеству, — подсказал Кайл. На этот раз, не удержавшись, содрогнулся он.
Она пожала плечами.
— Я отсылаю этот чек в детский приют.
— И вы не проводите праздник все вместе? — не веря своим ушам, спросил он.
— До курорта Эспен отсюда путь неблизкий.
— Стало быть, они живут в этом же штате?
Мэган отрицательно покачала головой.
— У них дома во Франции и во Флориде. А в Колорадо они прилетают каждый год только на две недели. Здесь шикарный горнолыжный отдых. А увеселительные приемы еще шикарнее.
— И они совсем не заезжают к вам?
— Почему? Заезжали… один раз.
Произнесенное Кайлом слово было крепким и весьма выразительным. Мэган поморщилась.
— А как же Санта-Клаус? — спросил он, подаваясь вперед и усиливал ощущение своеобразной интимности, чем изрядно мешал ей соображать.
— Очевидно, он был слишком занят, чтобы задерживаться у нашего дома.
— Боже мой, Мэган, что за жизнь для ребенка! Не слыхал ничего гнуснее!
— Еще более грусными были рождественские праздники в интернате, когда мне приходилось оставаться там на каникулы.
Руки Кайла непроизвольно сжались в кулаки.
— Нет, это никуда не годится! — отчетливо, веско и убежденно проговорил он. Слова эхом прокатились в просторной кухне, и чувствовалось, что они вырвались не сгоряча, а были продиктованы умом и сердцем. — Такого просто не должно быть. Это надо исправить!
— Может, и не должно быть, — тихо ответила она. — Но я знала только это… Однажды ночью няня застала меня у дома, на ступеньках… спящей. Я тогда отчаянно ждала, чтобы пришел Санта-Клаус, чтобы вернулись домой родители и сказали бы, что любят меня… чтобы произошло одно из тех волшебных чудес, о которых столько толковали… да и сейчас толкуют… люди. Но ничего подобного не случилось. Я так и заснула, не дождавшись, — горестно прошептала она.
— Я намерен все это изменить, — торжественно произнес он.
На какую-то сумасшедшую долю секунды она ему поверила. Так захотелось вдруг поверить! Но реальность тут же напомнила о себе, грубо вытеснив нелепую иллюзию. Ведь потом было и другое горькое разочарование — как будто Провидению показалось мало хорошенько проучить ее в детстве.
Что ни говори, обида, причиненная матерью, казалась менее ощутимой в сравнении с душевной травмой, нанесенной человеком, который стоял рядом с ней перед алтарем, смотрел ей в глаза и повторял за священником слова клятвы. Человеком, который обещал любить ее и заботиться о ней, делить с ней горе в радость.
