— Вот наглость! — вспыхнула Хелена. — Поосторожнее на поворотах, Джерри. Я ведь и в суд могу подать за оскорбление.
— Пойдем, Ивон, — поспешила поддержать подругу Салли. — Мужчины считают, что брак — это игра по их правилам.
— Идите-идите, — усмехнулся Джерри. — Давай, Ивон, учись. У тебя отличные учителя.
Ивон выскочила из кухни. Следом за ней, высоко подняв голову, направилась Хелена. Салли еще какое-то время демонстрировала свое презрение Джерри, а потом фыркнула и тоже ушла вслед за подругами. Джерри услышал, как хлопнула входная дверь, а потом опустился на корточки и голыми руками начал собирать осколки разбитой чашки. Любимой чашки Ивон…
В шесть часов вечера Джерри вытер со лба капельки пота, стянул с рук резиновые перчатки и понял, что Ивон обиделась не на шутку. Она до сих пор не пришла и даже не позвонила, хотя раньше всегда предупреждала его, когда вернется домой.
Хорошенькие дела. Джерри присел на тщательно пропылесосенный диван и мрачно покосился на телефон, стоящий на вытертом до блеска журнальном столике.
Может, позвонить самому? В конце концов, вина полностью на нем. Он оскорбил не только ее, но и ее подруг. И вообще, так не ведут себя с гостями, даже если те пришли нежданно-негаданно и застали тебя за самым гнусным занятием на свете.
Джерри позвонил Ивон, потом Салли, а потом Хелене. Ни та, ни другая, ни третья не желали его слышать. Аппарат Ивон был попросту отключен, а Хелена и Салли не брали трубки. Проклиная собственную несдержанность, Джерри попытался смоделировать возможное развитие событий. Первым, самым оптимистичным вариантом было то, что все три ведьмочки до сих пор сидят в каком-нибудь баре, потягивают коктейли — все, за исключением Ивон, которая всегда предпочитала неразбавленный виски — и перемывают ему, Джерри, косточки. Второй вариант был не таким оптимистичным, как первый: Хелена и Салли разошлись по домам, а Ивон, хорошенько набравшись виски, отправилась слоняться по городу. У второго варианта могли быть два финала: счастливый и не очень. Согласно первому, Ивон все-таки добиралась до дома. Согласно второму, на пути Ивон встречался красивый незнакомец, или маньяк, или и то и другое вместе и домой Ивон не попадала.
В половине девятого Джерри окончательно склонился ко второму варианту и, сделав очередную безуспешную попытку дозвониться до жены, выскочил из дома, чтобы предотвратить несчастливый финал.
Однако же спасать Ивон от незнакомцев или маньяков Джерри, к счастью, не пришлось. Его любимая женушка сладко спала на пороге, прижавшись щекой к стене из красно-белых кирпичей.
— Ивон… — Джерри присел на корточки рядом со спящей женой. — Ивон, ну что же ты сидишь на холодном…
Ивон, казалось, его не слышала. Глаза были плотно сомкнуты, немного распухшие губы слегка приоткрыты. Джерри не мог на нее сердиться — напротив, при виде спящей жены в нем проснулось умиление и что-то еще, о чем он не думал ни вчерашним вечером, ни сегодняшним утром.
— Ивон…
Джерри подхватил ее на руки, и она открыла глаза. Взгляд был синим, мутным, сонным, но Джерри разглядел забрезжившую в нем нежность, и у него сжалось сердце. Он отнес свое хрупкое сокровище в дом, уложил на диван и укутал пледом. Ивон замерзла так, что ее худенькие пальчики совсем сморщились, как веточки молодого дерева в весенние заморозки. Джерри опустился перед женой на колени и стал отогревать каждый пальчик своим горячим дыханием и не менее горячими поцелуями. Ивон молча смотрела на его макушку, и этой самой макушкой Джерри чувствовал, что она улыбается. Чтобы застать врасплох эту нежную улыбку; Джерри резко откинул голову и посмотрел на Ивон. Он не ошибся: она действительно улыбалась — нежно, робко и ласково — одним краешком губ. Так умела улыбаться только она, Ивон. И только ее, Ивон, улыбка могла сделать его по-настоящему счастливым.
Этой ночью они занимались любовью прямо в гостиной перед камином, который Джерри растопил специально для Ивон. И вовсе не потому, что она замерзла. Просто в ту ночь им обоим захотелось чего-то особенного, чего-то необычного, пьяняще-яркого, как их странная, немного истеричная любовь…
— Мисс Колхэм, повторите еще раз, как мистер Уэллинг назвал миссис Уэллинг.
— Эмансипированной кретинкой, — невозмутимо произнесла Хелена Колхэм. По всей видимости, за эти три года она успела позабыть о том, что это оскорбление было адресовано не только Ивон. — Именно так он обозвал мою подругу. А перед этим разбил ее любимую кофейную чашку, причем сделал это нарочно. Его злорадство заметила не только я, но и Салли Мелон. Джерри Уэллинг сделал это намеренно, чтобы разозлить Ивон. Ему не хотелось, чтобы Ивон пошла с нами в кафе. Ведь и меня, и мисс Мелон мистер Уэллинг, — Хелена с вызовом произнесла фамилию Джерри и при этом пристально на него посмотрела, — просто на дух не выносит.
— Протестую, ваша честь! — вмешался Каммингтон. — Свидетель говорит о своих личных впечатлениях, а это не имеет отношения к делу.
— Протест принят, — кивнула Алисия Таккер и внимательно посмотрела на Хелену. — Скажите, мисс Колхэм, а с чего вы взяли, что мистер Уэллинг нарочно разбил эту чашку? Он сам вам об этом сказал?
— Нет, — поникла разочарованная Хелена. — Но это было видно.
— То есть вы сами решили, что мистер Уэллинг сделал это нарочно. Ну бог с ней, с чашкой. Продолжайте, мисс Даффин.
Джерри криво усмехнулся. Все происходящее смахивало на комедию, причем не самого хорошего качества. Ну не глупо ли обсуждать в зале суда какую-то разбитую чашку? А сейчас, между прочим, Хелена Колхэм совершает настоящее преступление: ломает жизнь своей лучшей подруге. Наивно полагая при этом, что делает благое дело.
Джерри скользнул глазами по застывшему профилю Ивон. Ее как будто заморозили. Сложно поверить, что она дирижер всего этого спектакля. Притащила сюда своих подружек, которые говорят о каких-то глупостях, не понимая сущности их отношений. Ведь Хелена не может знать ни тех чувств, что испытывал Джерри, ни того, что последовало за этой ссорой. Но Ивон… Неужели она не помнит? Неужели забыла? Неужели действительно разлюбила и в ее памяти осталось только плохое, а все хорошее стерлось?
— Итак, — подытожила Фиона, — свидетельница показала, что муж моей клиентки оскорблял жену в присутствии посторонних людей, тем самым проявляя свою моральную нечистоплотность и унижая честь и достоинство миссис Уэллинг. К тому же подобное оскорбление — это самое настоящее жестокое обращение.
— Протестую, ваша честь! — Джерри с недоумением и восхищением покосился на своего адвоката: и как только ему не надоедает по сто раз на дню вскакивать, выкрикивая одно и то же слово: «Протестую!». — Мисс Даффин подменяет понятие «оскорбление» понятием «жестокое обращение». Да и с «моральной нечистоплотностью» я не соглашусь. Ну кто из нас хотя бы раз не сказал своей второй половине какую-нибудь глупость? Думаю, подавляющую часть присутствующих в зале суда, да и меня в том числе, можно смело обвинить в «моральной нечистоплотности».
