— А что вы знаете об игре в поло? Насколько я понял, вы в своей жизни ничего не знали, кроме работы. Ну ничего, я собираюсь это исправить, и прямо сейчас. Как насчет того, чтобы отправиться со мной на ленч в Париж?
Теперь пришла ее очередь усмехнуться.
— Вы же прекрасно понимаете, что я этого не могу сделать. Каждый вечер я должна быть на сцене.
— По воскресеньям вы свободны.
— Но ведь Париж находится за тысячи миль отсюда. Мы ни за что не успеем слетать туда и обратно, да еще и пообедать. Нет, это просто невозможно.
— Все возможно, когда есть свой собственный самолет.
Они улетели в Париж в субботу вечером. После того как закрылся занавес, шофер Тедди встретил ее у выхода со сцены и отвез в Ла-Гуардиа. Она едва успела переодеться, и ее все это несколько раздражало. Даже грим не успела снять. И душ не успела принять. Нет, так не путешествуют. Надо было настоять на том, чтобы он дал ей больше времени.
Оказалось, однако, что ей не о чем беспокоиться. В самолете была ванная и спальня с двуспальной кроватью. Когда самолет поднялся в воздух, Рэчел занялась своим лицом, а потом с наслаждением приняла ванну. Долго лежала в душистой воде. До Парижа примерно восемь часов, подумала она. Они проведут в самолете всю ночь, прилетят лишь завтра днем. Перед глазами встала спальня с двуспальной кроватью, и во второй раз со времени знакомства с Тедди Хэйгерти она задалась вопросом: а что будет дальше?
Тедди ждал ее у бара. Рэчел заметила, что он пьет мартини, и попросила налить себе того же. Пока он наливал, она украдкой рассматривала его. Все-таки до чего же он хорош. Бледная кожа туго обтягивает высокие, почти славянские скулы. Глаза такие же темные, как и волосы. Она обратила внимание, что волосы доходят до воротничка. Почувствовала лимонный запах дорогого лосьона.
Против ожидания, на нем оказался не строгий вечерний костюм, а свитер с высоким воротником и синие джинсы. Если бы не дорогой кашемировый пиджак, наброшенный на плечи, его можно было бы принять за обыкновенного молодого человека на отдыхе. И этот пиджак свидетельствовал о богатстве. Рэчел вспомнила женщин, которых встречала на приемах: они носили норковые манто наброшенными на плечи так небрежно, как будто это были старые плащи. Сама она знала, что никогда не сможет так относиться к дорогим мехам, какого бы грандиозного успеха ни добилась в жизни. Теперь она взглянула на Тедди с еще большим интересом. Он обернулся и протянул ей бокал:
— Расслабьтесь. После сегодняшнего спектакля вы это заслужили.
Прежде чем она успела ответить, появился официант и подал ей меню. Рэчел взглянула скорее из любопытства. Голода она не чувствовала. В меню значились устрицы, спаржа, свежая семга, разнообразная дичь. Рэчел подняла глаза на официанта, потом взглянула на Тедди:
— Но этого же не может быть!
Тедди рассмеялся:
— А вы проверьте. Закажите что-нибудь.
Они заказали устрицы, за которыми последовал жареный фазан. К каждому блюду подавалась своя особая бутылка шато. К концу обеда Рэчел почувствовала, что больше не сможет проглотить ни кусочка. Он подвел ее к кожаному дивану, перед которым на столике стояли бутылка арманьяка и две коньячные рюмки.
— Вы меня слишком балуете, — запротестовала Рэчел.
— А вы здесь для этого и находитесь, — мягко ответил он. — Для того, чтобы вас баловали и окружали вниманием.
— А как насчет вас самого?
Он снова улыбнулся:
— Придет и моя очередь.
От коньяка у нее голова пошла кругом. А может быть, от близости Тедди Хэйгерти. Она с трудом подавила желание погладить его гладкие бледные щеки, зарыться лицом в густые иссиня-черные волосы. До Парижа еще пять часов. Ей снова представилась спальня, и она еле заметно улыбнулась. У них впереди вся ночь, и вряд ли они будут спать.
В какой-то момент — она не помнила, когда именно, — Тедди встал, подал ей руку.
— Пора пройти в соседнее помещение.
В полном молчании Рэчел последовала за ним. Они, должно быть, сейчас летят над Атлантическим океаном. При мысли о бурном темном океане внизу и о сверкающем самолете, летящем во тьме, сердце забилось сильнее.
Рэчел ожидала, что Тедди заключит ее в объятия или просто подведет к кровати, но ничего этого не произошло. Он взял ее за руку и подвел к большому шкафу, который шел вдоль всей стеньг.
— Я пошел в ванную. А ты за это время сможешь переодеться.
Прежде чем Рэчел успела спросить, что он имеет в виду, он исчез в ванной и закрыл за собой дверь. Переодеться… Что бы это значило? Она открыла дверь шкафа, и у нее дыхание перехватило. Почище любой театральной костюмерной! Вот только туалеты, висевшие здесь, не подошли бы ни для одного театра. Например, костюм француженки-служанки с чулками-сеточкой и юбкой, в которой отсутствовала задняя часть. Одежда из черного эластичного материала для проститутки, туфли на каблуках высотой в шесть дюймов и прочее в том же духе.
Рэчел обернулась. Тедди Хэйгерти, в черном шелковом халате, стоял у двери в спальню. В первый раз с момента их встречи на лице его не было улыбки.
Рэчел внезапно похолодела.
— Почему именно я?
Выражение его лица не изменилось.
— А разве это не очевидно? Ты актриса. Ты умеешь перевоплощаться. Я подумал, что переодевание доставит тебе удовольствие.
«Никто в этом мире не совершенен», — думала Клаудиа. Ни ее парикмахерша, ни портниха. И ни один из ее мужей, включая последнего.
Шесть месяцев назад, после бракосочетания, ей казалось, что она наконец нашла того, кто ей нужен. Теперь она уже не была в этом так уверена. Взять хотя бы его привычку рано ложиться спать. Где бы они ни находились, на обеде или на приеме, в половине одиннадцатого он готов был ехать домой. Конечно, Клаудиа знала, что он очень рано встает и, должно быть, много работает у себя на студии. Она старалась его понять. Но обида от этого не становилась меньше. В конце концов, она тратила целые дни на то, чтобы сделать себя как можно привлекательнее для него же. И еще организовывала их светскую жизнь, неустанно следила за тем, чтобы они постоянно были в обществе. За это она заслуживала по меньшей мере благодарности. Но ничего подобного он не выказывал.
Вот это ей в нем тоже не нравилось: он слишком многое принимал как само собой разумеющееся. Имеет ли он хоть малейшее представление о том, во что обходится тот образ жизни, который она старается поддерживать? Счета за цветы, приемы, «роллс-ройс», плата слугам — все это составляло больше, чем он зарабатывал в неделю. А ее туалеты! Лучшие модельеры, как известно, обходятся недешево. А у Клаудии всегда все было самое лучшее, и другого она не принимала.
