Линн Керланд
С каждым вздохом
Шотландия, 2005 год
Шотландия в дожде.
Не так уж и много других слов, которые могли бы вызвать видения романтичнее, чем эти, решила Саншайн Филипс. Она толкнула за собой дверь спортивного центра, потом подняла лицо к небу и закрыла глаза. Дождь, падающий на нее был не особо теплым — как ни как стоял конец марта — но это все еще был дождь, который заставляет женщину желать свернуться калачиком перед огнем с чашкой чего-нибудь горячего и слушать, как капли мягко стучат по крыше. Она довольно улыбнулась. Дождь был идеальным.
Она безусловно любила Шотландию. Она любила, как небо прижималось к земле и ее покидало чувство приземленность. Она любила круговорот природы, времена года в Высокогорье, семью в которую вошла ее сестра после замужества.
Но дождь она любила больше всего.
Она в первый раз ощутила морось Шотландии год назад, когда ее сестра пригласила ее приехать в Высокогорье. Она счастливо оставила свою жизнь в Сиэтле позади, и ее визит растянулся на все время беременности и родов сестры.
И так или иначе, все эти месяцы, она начала желать, что бы у нее появилась причина остаться в Шотландии немножко дольше, чем на одну весну и лето. И тем не менее она и не смела, надеется на это.
Потом, внезапно, ее предложили мшистый коттеджик, который смотрелся, словно появился прямо из какой-то сказки о Высокогорье. Она приняла его без колебаний и счастливо провела предыдущую зиму сидя перед огнем и мечтая.
Потом появились первыен намеки прихода весны, и вней стало рости беспокойство. Она даже подумывала вернуться в Штаты продолжить заниматься поставкой полуфабрикатов, которыми она начала заниматься, перед тем как Мэдлен вернулась домой из Шотландии с перевернутой вверх тормашками жизнью. Но возвращение в Штаты будет означать, что она покинет Высокогорье, а на не могла, будучи самой собой, даже предположить такое. Ее прекрасный, перекошенный маленький домик был полон трав, лес вокруг ее дома был полно тишины, луга и горы за лесом полны цветов и вереска. Она не могла бросить все это. Не сейчас. Только после того как она была уверенна, что нашла то, что ее сердце хотело больше всего.
Все о чем она могла потом думать, когда она уютно сидела перед своим собственным огнем. Теперь, ей действительно нужно было уйти с сырости. Она вытерла дождь с лица, потом отскочила в угол. Ее удивил вид женщины стоящей в шести метрах от нее, в солнцезащитных очках, которые были совершенно не нужны сегодня. Вообще-то дело было не просто в солнцезащитных очках, или ее черных как смоль волосах, которые были сильно разлохмачены. Бело в ней что-то такое, в ее ауре, которая была совершенно темной и угрожающей. Из-за женщина по ней поползло содрогание, а она была знакома с вещами призрачного характера.
У Мадлен целый день бы потешалась, если бы Сани призналась в этом.
Она дала себе маленькую мысленную встряску и быстро решила, что слишком долго простояла под дождем, и это испортило весь здравый смысл, которым она обладала.
— Могу я чем-нибудь вам помочь? — спросила она.
— Я жду кое-кого.
— Из кружка йоги? — спросила Сани, озадачено. — Но я ушла последняя.
— Значит я жду вас, — сказала женщина, без какой-либо интонации в голосе. Она стояла неподвижно какое-то время, потом повернулась и пошла прочь.
Сани, как она потом решила, следила как она уходит. Может эта женщина пропустила встречу с другом, или ее остановил полицейский по дороге в деревню, или ждала не в том месте, и разочарование взяло верх. Она подпрыгнула от удивления, при виде женщины, которая стояла не более чем в двадцати шагах от нее около часа. Она взвалила на плечо сумку и пошла по узкому проходу между зданиями. Она обогнула угол здания и остановилась, что бы окинуть взглядом открывающийся вид.
Деревня была небольшой, но подходила для ее целей. Там было почтовое отделение, бакалея и несколько других магазинчиков, которые продавали товары, ради которых не хотелось совершать поездку в Инвернесс. Так же предметом гордости был магазин трав, где она работала несколько часов в неделю, что бы убить время после занятий попеременных занятий йогой в студии, размещенной позади этого магазинчика. Это было очаровательное место. Это была очаровательная деревня.
Хорошо, деревня была очаровательна. А магазинчик трав нет.
Она посмотрела на фасад магазина, ТРАВЫ ФЕРГЮСОНА И ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА гласили четкие и безжалостные буквы. Если бы это был ее магазин, буквы бы кружили голову, соблазняли и приглашали потенциального покупателя зайти внутрь, выпить чашечку чая, и вдохнуть запахи разных трав. Ее зять, Патрик МакЛеод, каждую неделю предлагал купить это место для нее, но она так же часто отказывалась. У нее не было столько денег, что бы непосредственно купить хотя бы часть него, да ей и не нужен он был. Ее сердце не лежало к статусу владельца магазина, даже владельца магазина вещей, которые она любила. В голове у нее были другие мысли.
Она нырнула под навес и вошла в магазин. Как на грех, оставаясь с этой стороны Атлантики ее так и подмывает выйти замуж, а замужество требует, что бы она нашла кого-нибудь в радиусе пятидесяти миль, что бы пригласил ее на свидание. Она все еще работал над этим — правда, без особого успеха. Она пристально посмотрела на мужчину за прилавком, который носил громадный фонарь под правым глазом.
Наглядный пример.
— Ты опоздала.
Тавиш Фергюсон никогда не поднимал на нее взгляд, когда разговаривал с ней. Он очевидно был очень занят подсчитывая что-то на клочке бумаги лежащим перед ним. Возможно, он делал список всех бутылок, которые она расставила на полке. Возможно, он подсчитывал, как много листьев перечной мяты из чая, человек мог вычесть из расфасованных пакетиков, и все же, что бы сам по себе чай из пакетика на вкус был таким, как и должен быть. Возможно, он считал, сколько секунд прошло с времени, когда она в первый раз попытался пощупать ее в кладовой вчера, и точным мгновением, когда ее кулак соединился с его глазом.
Не слишком много, по ее подсчетам.
Она прошла за прилавок и бросила свою сумку на пол. — Надо что-то сделать?
— Пополни запас мыла.
— Я сделала это вчера.
Он выстрелил в нее быстрым взглядом. — Сделай снова.
Она задержала дыхание от его грубости. Все нормально, так как он никогда не был хорошо воспитанным. Но, по крайней мере, он притворялся цивилизованным человеком. Очевидно, теперь в этом не было никакой необходимости.
