Глава 1
У меня есть изъян. Всегда был… Знаете, как говорят: нет больше грешников, чем святоши. Это точно про меня. Про то, как раз в год или два, когда слишком много всего наваливается на работе, я срываюсь.
Колотые раны, переломы, отравления, всякие растяжения, все эти несчастные случаи, включая обморожения и ножевые ранения, прибавляют работы. Летом ко всей этой радости утопленники и ожоги от посиделок у костров, в кафешках.
Вот тогда я беру билет на самолет до Новосибирска и на пару дней уезжаю.
Мой муж Андрей уверен, что я навещаю подругу, а на самом деле я летаю в небольшой пригородный Академгородок. Окраинный район «Щ», окруженный сосновым бором и кладбищем. Там всегда безмятежно. Пустынность мощеных бетонных улиц днем и наполненность людьми вечером делают его особенно уютным. Я держу квартиру недалеко от улицы Демакова, где в старом застекленном здании с универмагом на втором этаже, на первом ютятся почта, аптека, крошечное отделение Сбербанка, а в подвале — спа-салон с массажными кабинетами. Место весьма отдаленное от центра города, само здание стоит на конечной автобусной остановке, так что свидетелей моим загулам там нет.
Хозяйка спа-салона, миловидная светловолосая женщина шестидесяти лет, выглядит всегда уставшей и тщательно молодящейся дамой. Судя по ее лицу, она прошла как минимум две не слишком успешные операции, если приглядеться, очевидно, что один глаз чуть меньше другого, мимические мышцы почти не двигаются, а ботокс никак не скрывает морщинки вокруг узкого, как гузка, рта. Ирина Игоревна редко смеется, на лбу отпечаталась сетка вертикальных и горизонтальных морщин, называемых в народе складками нужды. Бегающий взгляд серых глаз будто предупреждает, ее трудно обмануть, и она никому в этом мире не доверяет.
Но мое предложение исправить все эти дефекты на стареющем лице ей понравилось. Поэтому, по взаимной договоренности, она прилетает раз в год в Улан-Удэ ко мне в гости и проходит курс реабилитации на правах подруги.
Момент, когда больше сил терпеть нет, и требуется все бросить, как правило, наступает в операционной. Среди точного слепящего света, холодного блеска хирургического инвентаря и крови. Иногда большого количества, если это подготовка к трансплантации органов. Я уже знаю, если не уехать, начнутся срывы, битье посуды, истерики и сны. Кошмарные сны. Я буду ощущать, как кто-то берет меня в плен, из которого нет выхода. Чьи-то руки распаляющее обнимут, губы будут ласкать все мое горящее тело сочными прикосновениями, знойно прижиматься, шепча непристойности. Горячо, тянуще, долго. С жаром сладострастия, на какое способна фантазия бессознательного, кто-то будет входить в меня раскаленным членом. Глубоко. Неистово. По самые яйца. Еще, еще, еще. Сны обволакивают вакхической тяжелой натугой, не давая толком ни отдыха, ни выхода жгучей телесной охоте, дразня и выжигая изнутри. Эта борьба с сексуальным самопоглощающим голодом от сочившихся бессознательных желаний не принесет мне умиротворения. Пока сама не дам ей выхода.
В этот день была назначена операция. Закрывая дверь квартиры, поворачивая ключи, я чувствовала, как внутри живота стянулся напряженный узел. И дело не в Андрее, что спал или уже встал на смену и готовит завтрак, гремя сковородами на кухне. Специально, в назидание, дескать, ты все еще жена, могла бы и позаботиться. Я знаю, знаю, но раз все катится вниз, стоит ли спасать хоть что-то?
Лучше бы покончить сразу. Как закрыть дверь — все, отрезало, прошло, впереди новый день. Но пока я не решалась на разрыв.
Ноги несли к машине по липкому снегу. Неприятные предчувствия рассосались после первого же поворота за угол дома.
Улан-Удэ в предрассветных сумерках отражает свет фонарей витринами, мигает неоновыми вывесками, позевывая темными окнами многоэтажек. Мысли устремились к операции.
В клинике и раздевалке, только кажется тихо. Где-то стайкой ходят интерны. Они пьют кофе и готовятся к сложному дежурству. Сама была такой пару лет назад. В двух-трех операционных ведутся срочные операции, две готовят для утра.
В тишине рассвета меня снова охватило чувство неуверенности, но уже другое. Профессиональное. Сев на скамью, попыталась сосредоточиться, неосознанно растирая кровоподтек от нанесенных по лицу ударов. Моя кожа нежная, хранит на себе любые следы, даже от негрубого воздействия. Челюсть еще побаливает, но синяк пожелтел, благодаря мазям. Следствие оказания помощи при аварии.
Донор, как и реципиент, появились внезапно. Насколько это возможно. Возникший реципиент не числился в листе ожидания, не планировал трансплантаций, тем более пересадки почек. Чтобы сделать пересадку, нужно попасть в лист ожидания, пожить в Москве, пока найдут подходящего донора. Опять же, федеральная квота. Также нужно иметь определенный возраст, требуются сопутствующие заболевания, недлительный диализный стаж.
За три дня до этого в городе проходил международный рок-фестиваль. Слетелось много гостей, министр культуры, замы, звезды, и город затрещал по швам от праздника, денег и выпивки. А вместе с ним и пункты травматологии, клинические отделения, реанимации и посты полиции. И в этом случае все кувырком: пациент — старая рок-звезда, не имеющая никаких заболеваний. Он прилетел на фестиваль и сел в машину с пьяной подружкой за рулем. У него только последнее условие и соблюдалось.
Вечером Андрей заехал на машине скорой помощи. По дороге в автопарк он завозил меня домой с поздней операции, а чаще — смены. Можно и на такси, но к чему хлопоты, если по пути. Привычка, оставшаяся со времени ухаживаний. Накануне случилась оттепель, асфальт сковала тонкая корка льда.
И синяя «Тойота», идущая впереди нас, резко ушла в вираж, отходя от летевшего навстречу пустого автобуса. Сонный водитель не успел сориентироваться. Раздался режущий уши визг. Машины с лязгом развернуло, как танцоров в танго. Капот «Тойоты» вмялся со стороны водителя. В салоне виднелись двое, кажется, пристегнутые.
Андрей дал по тормозам и набрал 112, пока я, отстегиваясь, нервно металась взглядом по салону в поисках нужной сумки с набором для оказания первой помощи.
«Кардиология», «Акушерство», «Реанимация»… Вот почему везде требуется порядок!
Первое, что отметилось — пассажир жив и активно трясет девушку. Из автобуса не доносилось ни звука. На хорошо освещенной автостраде осколки стекла, вонь от дымящей резины, запахи металла и бензина.
Взгляд вернулся к пассажирам. Седовласый, импозантный дед-брутал, из последних сил борющийся за ускользающий тестостерон. И совсем молодая, словно лебедь, модель. Лет двадцать, если не меньше. Мгновение я с восхищением разглядывала рыжий волос, молочно-белую кожу, контрастировавшую с красным вечерним платье с боа. Девушка дернулась, села прямо, словно кто вогнал кол. Холодный ветер вывел меня из ступора.
Из автобуса послышался скрип, выполз водитель.
— У вас все в порядке? — спросил того Андрей, реагирующий спокойнее, чем я. Сказывались годы работы в скорой помощи. Водитель кивнул.
За эти секунды девушка и ее пассажир выбрались из машины.
Мужчина тут же рухнул на открытую дверь машины, и я подбежала к нему, помогая не упасть. У него на шее виднелись кровоподтеки от ремней безопасности.
Девушка пнула колесо, огляделась, заметила нас возле своего спутника и, неожиданно резво налетев, со всего маху врезала по моему лицу. Да так, что моя голова врезалась в чужую мужскую грудь.
Боль оглушила шоком и разошлась по лицу в зубы и челюсти.
— Куда лезешь?! Оставь его в покое, сука!!!
Я даже сориентироваться не успела, как получила еще пару ударов меньшей силы. Водитель автобуса, шокированный происходящим, стоял в прострации и смотрел на нас.
— Я сама все сделаю! Я буду им!
Подоспел Андрей.
— Эй, ты под наркотой что ли? А ну тише! — он скрутил ее, та вырывалась, изрыгая маты, извиваясь и пытаясь лягнуть в пах.
Спутник девушки медленно сползал вниз.
