Меж двух орлов
Оксана Зиентек
Вместо пролога
С любовью к O. J. Zientek
Странный народ обитает на границе Пущи. То ли наши, то ли пришлые. То ли люди, то ли вообще нелюди какие-то. Веками жили они бок о бок с пущанами, но сторонились друг друга. Однако новые времена заставляют пересмотреть старые обычаи.
С севера надвигается мощная сила: разбойные рыцари с черным орлом на щитах – гербом своего магистра – грозят обоим народам. А князь на юге хоть и не прочь завладеть лакомым куском ядзвинских земель, но погряз в столичных интригах и не спешит на помощь своим.
В непростое время пришлось юной Мирославе не только привыкать к новому дому, но и входить в чужой для нее род. Здесь все другое: язык, обычаи, даже дома другие. Привыкать тяжело, но надо, ведь от отношений Мироси с мужем зависит, будет ли этот странный народ сражаться в новой войне на стороне пущан или против них.
В непростое время пришлось могучему воину Боруте привыкать к семейной жизни. Девочка-жена наслушалась страшных сказок и смотрит на его мир перепуганными глазами. А договариваться как-то надо. Ведь именно от его отношений с женой зависит, станут пущане для его народа союзниками, готовыми дать убежище в случае беды, или врагами, готовыми ударить в спину.
Между двух орлов, бьющихся за новые земли, пытаются выжить два человека и два народа.
Глава первая: Мирося
Пуща шумела. Вековые деревья натужно скрипели под напором первого весеннего шторма. Раскаты грома гулко проносились над бесконечными лесами, особенно гулко отдаваясь в низинах. Дождь смывал с земли зимнюю серость, пробуждая, оживляя, заставляя встряхнуться в преддверии настоящей весны.
Селяне подставляли лица каплям дождя и осеняли себя знаком Творца: «Дождались! Дожили! Отзимовались!». Пора сеять. Напоенная весенними дождями земля даст щедрые всходы, обещая сытую осень и не голодную зиму.
Но был в округе человек, которому наступление очередной весны только добавляло седины на висках. Пан Януш стоял у открытого окна, глядя на Пущу. Прошлой весной, почти в такое же время, когда чуть просохли болота, рыцари с Поморья разорили два поместья к северу от Соколува. И даже почти готовый Храм, который пан Ясновский строил по обету в своем имении, не удержал их, песиголовцев!
Но, видно, не забыл Творец стараний Ясновского. У младшего сына, что как раз выбрался на дальнюю ярмарку, колесо в дороге слетело на колдобине. Полдня они с холопом-возницей промучались, да так в лесу и заночевали. Вот на те самые полдня парнишка к бойне и опоздал. Да еще одна из невесток, умница, сообразила схватить малышню в охапку и сбежать через ежевичник. А ведь сколько раз грозился сосед тот ежевичник под корень выкорчевать, а то под самый дом уже разросся… Не успел.
Пан Януш потер рукой ноющий затылок, вспоминая, как вез его домой пан Ясновский из того похода, где его дубиной по хребту приложило. Добрый был сосед, ничего не скажешь. За то пан Януш и послал его сыну воз добра да семью молодых холопов, на обзаведение. А то толку с земли, когда ее пахать некому. Всех, кто в лес сбежать не успел, рыцари с собой угнали.
Говорят, хотят научить «поганское племя вере в Творца». Так разве ж для этого надо народ до самого моря гнать? Не все ли равно тому Творцу, где пан Януш с холопами ему помолятся? Если время есть, можно и в город в Храм съездить, а если коней по бездорожью гнать жалко, так можно дома помолиться. А с холопа, с него вообще спрос невелик. Осенит себя в поле знаком Творца и пусть дальше пашет
Пан Януш понимал, что одна Пуща надолго рыцарей не удержит. Правда, между землями Ясновских и Соколувских клином в Пущу входили земли ядзвинов. Поганское племя и сами разбойники хоть куда, в иное время пан Януш еще задумался, от каких соседей больше вреда. Но выбирать, увы, не приходилось.
Хотел того пан Соколувский или нет, а надо будет договариваться с ядзвинским князем. Своему-то князю за всем присмотреть недосуг. Он, говорят, напрочь увяз в шляхетских склоках. Никак не может признать старшинство рода за королем. А пока панове князья старшинством меряются, простому шляхтычу приходится крутиться между «вашими» и «нашими».
– Тата? – Стук в дверь прервал размышления пана Януша. В комнату заглянула Марыся – старшая из оставшихся незамужними дочерей. – Мама велели к обеду звать.
– Добро, – кивнул шляхтыч, – скажи, сейчас буду.
– Тата, – не отставала егоза, – мама велели напомнить, чтоб Вы окно не забыли закрыть.
– Иди уже, наказание ты мое! – Раздраженно отмахнулся пан Януш. – Вот же ж… Достанется кому-то счастье! В своем доме шагу спокойно ступить не дадут.
Еще раз глубоко вдохнув настоянный на дубовой коре воздух Пущи, пан Януш потянулся к створкам, плотно закрывая окно. В чем-то жена права, выстудишь горницу, дров потом не напасешься. А Пуща, она жадных не любит. Поворчав еще немного, пан Януш пошел туда, где из общего зала доносился наваристый дух похлебки.
Семья Соколувских за обедом придерживалась старых обычаев. Посреди стола стояла одна большая миска, из которой чинно, без спешки черпали похлебку сперва мужчины, потом женщины и дети. Раньше, говорят, бабы за стол вообще не садились, но то было раньше. Вон, в столице, говорят, вообще до того дошло, что сидят паненки за столом, чисто тебе княгини, а рыцари им и мясо режут, и кусочки послаще подают. Только что в рот, как дитяти малому, не вкладывают. Тьфу, в общем. Срамота!
Обычно молодежь, в ожидании своей очереди, не упускала случая пошутить вполголоса или подергать друг друга за пояса и косы. Только тихонько, а то от отца недолго было и ложкой по лбу схлопотать. Однако, сегодня все сидели тихо, глядя на то, с каким сосредоточенным видом пан Януш черпает густое варево.
– Что за рыба? – Спросил он, приглядываясь к выловленному куску. – Селава или троць?
– Селава [1] – Ответил Гжегош, старший сын и наследник. – Сегодня на озере лов хороший был.
– Так закоптить было надо, раз хороший. – Проворчал пан Януш, сам удивляясь своему недовольству. То ли гроза давила, навевая беспокойство, то ли ныли старые раны…
– Закоптить надо было. – Повторил он уже спокойнее, вылавливая из похлебки следующий кусок. – Сами знаете, почетный гость одной солониной сыт не будет.
– Гости? – Насторожился сын. Младшие тоже подняли головы в предвкушении.
– Мало ли… Сваты заглянут… – пан Януш многозначительно оглядел двух оставшихся в девках дочерей. Две пары почти одинаково глаз смотрели на отца по-разному. Марысины – с надеждой, Миросины – с мольбой.
– От кого хоть сваты? – Не выдержала пани Малгожата, до этого предпочитавшая есть молча.
– Да хоть от кого. Хватит уже по округе бегать, словно дети малые. Нагулялись.
– Тата! – Деланно возмутилась шестнадцатилетняя Марыля, – Мироська носится по околице, словно холопка, а как наказывать, так меня?!
– Цыц! – Пан Януш весомо так приложил ладошкой по столу, отчего ложки жалобно звякнули. В углу в люльке захныкал младенец. Вздохнув, невестка встала из-за стола и пошла кормить. Посмотрев, как Гжегош провожает жену взглядом, пан Януш добавил.
– Гжесь, вон, тоже упирался. И жениться ему еще рано, и не нагулялся, и славы не добыл. А теперь не оторвется никак от своей Зоськи. И потом, нашла тоже наказание! Да если б не беда с Ясновскими, была бы ты еще по прошлой осени в Ясновке. Мы со старым Ясновским обо всем уже сговорились.
– Тата, Вы-то со старым Ясновским сговорились, а вот молодой что-то о том вспоминать не спешить. – Негромко заметил Гжегош, зачерпывая похлебки в свой черед.
– Ничего, припомним, если надо. – Старого шляхтыча тоже было непросто сбить с толку. – Прошлой осенью и я ему припоминать не спешил. Сам помнишь, что от Ясновки осталось. Не хватало еще, чтобы моя дочь на пепелище зимовала!
Так что, еще до зимы обеих отдам, а там и на покой можно. Все. Я свое слово сказал, доедайте, дети Творца.
