Алая сова Инсолье 2
Глава 1
Алла
Когда мне на плечи опустился тяжелый, словно напитавшийся опасностью плащ, я не ожидала, что вместе с ним на меня накинут еще что-то. Наверное, это было заклинание.
Но ощущалось оно как внезапный приступ слабости и дезориентации, как груз на плечи и онемение.
Это было так страшно, что сознание почти отключилось от происходящего, сузилось в луч и могло осветить только маленький кусочек реальности.
Тот, где истекал кровью Хрюша. Эти люди пришли непонятно откуда и первым делом попытались убить одного моего друга, а потом добрались до Инсолье. Они что-то говорили, и я даже что-то отвечала, но эти слова ничего не значили.
Я не знаю, что там произошло, чужой плащ вместе с заклинанием обрушил на меня темноту, от которой я почти отвыкла рядом со своим невозможным спасителем. Единственные нити, что еще у меня остались, — это та едва заметная фиолетовая, которой мой невозможный спутник связал нас, и другая, алая, пульсирующая болью, по которой я тянулась к умирающему от удара меча другу.
«Живи! Живи, слышишь! Ты должен встать! Должен помочь Инсолье, не дай им его повесить!»
Это было последнее, что я смогла вложить в ту силу, которую перекачивала по алой нити. Отдала до донышка. И потеряла сознание. Позволила темноте затянуть себя, словно в трясину.
— Святая умирает! — услышала я на краю сознания. — Нужно к лекарям! Открывайте портал!
Когда я в следующий раз пришла в себя, то первым делом услышала тишину, какая бывает в пустой комнате. Запах лекарственных трав и, кажется, местного алкоголя.
Удивительно, но не было даже секундной заминки. Я четко помнила, что произошло. И поэтому страх навалился сразу, схватил за горло, скрутил дыхание в тугой узел.
Но я не могла ему поддаваться, пока не пойму, где я, где все, что происходит и куда меня унесли. И что с Инсолье!
Там, на поляне, некогда было думать. Хотя бы о том, что люди, которые нас нашли, говорили странные слова. Про то, как Инсолье меня обманул. Про то, что это он виноват в моей слепоте. И про то, что его…
Новый приступ ужаса едва не закончился тем, что меня вывернет наизнанку. Руки запутались в плаще, в который я все еще была завернута. Я отбросила его с яростью, словно тряпка в чем-то виновата, и попыталась встать с постели. Да, с постели. Значит, меня принесли в какой-то дом. Причем достаточно роскошный дом по местным меркам — перина была слишком, просто отвратительно мягкой. И белье слишком гладким.
Господи, я могу только надеяться, что Хрюша, чью вернувшуюся в русло жизнь я успела почувствовать, сумел как-то помочь и… и… А если нет?!
— Имран! — Дверь распахнулась, в комнату кто-то вошел, точнее, вбежал. И сразу кинулся хватать меня руками. — Имран, ты пришла в себя?
— Очевидно. — Губы онемели, говорить было трудно.
— Наконец-то, я так переживал! Мы думали, уже не очнешься! А когда ты начала задыхаться прямо как этот… ох, неважно!
— Где я?
— Ты в безопасности, в ордене! Теперь тебя никто не тронет!
Судя по голосу, это был тот же молодой мужчина, который отдавал команды там, на поляне. До этого момента я с ним не сталкивалась. И с удовольствием не встретилась бы никогда…
— Что произошло? — Вопросы надо было задавать осторожно. Потому что я — не Имран. И ничего не знаю про орден и про то, что за человек сейчас пытается меня снова укутать в свой плащ. Кстати, это неприятно. Поэтому чужие руки я отодвинула достаточно решительно, а потом и сама отстранилась.
— Прости! — тут же пошел на попятную мужчина. — Прости, я… я не успел. — В его голосе была настоящая боль. Но во мне сейчас не было даже капельки сочувствия. Только настороженное внимание на грани отчаяния. — Я искал тебя слишком долго и поздно понял, что сделал этот подонок. Не бойся, больше я не позволю…
— Где он? — кажется, это прозвучало резче, чем хотелось бы.
— Он? Филипп? Твой жених сейчас на собрании орде…
— Нет!
— Ты говоришь об этом предателе и лжеце? С ним наконец-то покончено, — быстро отрезал мужчина. И тут же снова залепетал, разговаривая будто с душевнобольной: — Имран, ты не виновата. Ни в чем! И Филипп это тоже понял, он раскаивался перед статуей единого три дня и три ночи, на коленях молил прощения за твою и свою душу.
И никто больше не упрекнет тебя в том, что человек, который наслал черный огненный шторм на братьев, сумел воспользоваться твоей слепотой и притворился кем-то другим. Мы все убедились, насколько искусно может играть роль друга эта тварь! Поверь…
— Подожди. — Я жестом остановила этот поток информации, а потом не выдержала и сжала пальцами виски, чтобы голова не взорвалась. — Подожди… ты имеешь в виду, что…
— Ох… прости еще раз, я понимаю, какой это для тебя удар. Ты ведь всегда верила людям. Но теперь все позади! Теперь ты сможешь…
— Не смогу. — Мне пришлось опереться на его руку, чтобы спустить ноги с кровати и встать. Я пошатнулась, но удержала равновесие и попыталась двинуться в ту сторону, где слышала открывшуюся дверь. — Я должна идти.
— Но… подожди, куда идти? Имран, тебе не надо никуда уходить, ты вернулась домой!
— Нет. — Я покачала головой и, тщательно подбирая слова, начала говорить: — Я вас не помню. Я вас не знаю. Я не помню ничего. Мне надо уйти, мне здесь не нравится.
Очень надеюсь, что амнезия — хорошее объяснение. Потому что я понятия не имела, что это за человек, смутно догадывалась, чего ему и всем остальным от меня нужно, и совсем не хотела притворяться, что знаю их всех.
— О пресветлый владыка, неужели все зашло настолько далеко! Имран, да подожди ты! Пожалуйста, не надо, сестренка!
— Я не Имран. Вы ошиблись. — Вот, даже ни капельки лжи. Другое дело, что поняли меня совсем иначе, впрочем, я этого ожидала.
— Неужели еще одно проклятие? — перепугался мужчина. — Тварь! Какая же он тварь! Ну ничего, он еще познает все муки мертвого мира! Лично обеспечу.
У меня перехватило дыхание. Но не только от слов незнакомца, а потому, что именно в этот момент я вдруг почувствовала слабый отклик алой нити, той, что связывала меня с «кадавром», как говорил Инсолье.
— Он жив?!
— А? Нет-нет, что ты, сестра. Это я образно. Эта падаль мертвее всех мертвых. Тебе незачем больше о нем думать, Имран!
Я старалась не слушать его, слушала другое. Но все равно внутри все сжалось от страха. Нет, от настоящего ужаса. А потом от Хрюши по алой нити прошло какое-то чувство… от которого мне стало еще хуже.
Потому что это было чувство вины.
Глава 2
Инсолье
Интересно, почему они всегда в первую очередь бьют по морде? Не по ногам, даже не по груди — в хлам разбивают лицо? Причем хорошо так разбивают, ломая челюсть латной перчаткой.
Пришлось даже выплюнуть несколько зубов. Представляю, какой я теперь красавец — призраки и те испугаются.
— А теперь я спрошу еще раз. — Плащеносный ублюдок медленно вытирал платком свои окровавленные кулаки. — Как снять с нее проклятие?
— Умаю, — промямлил я, сплевывая на пол кровь. — Уиц оплелый.
Одно преимущество в этом есть: можно материть их так, что они даже не поймут. Главное — интонацию правильно подобрать.
— Что? Говори нормально!
— Ы ыдиоу! Ы э элюсть ыломал. И убы. Убов не!
— С-скотина! — в ярости рявкнул паладин, а потом меня скрутило такой болью, что я не сдержался и заорал в полный голос, срывая голосовые связки.
А когда оторался, смог-таки открыть заплывшие от синяков глаза и сморгнуть. Даже сломанной челюстью на пробу подвигал и покосился на грязный каменный пол. Ага. Вон мои зубы, точно выбили. А потом вырастили новые, с-с-с… спасибо большое! Точнее, еще не вырастили, теперь ночь, не меньше, будет все дико ныть, пока восстанавливается. Матрицу исцеления он в меня швырнул, падла алая, и обезболить не потрудился, гад.
