Возвращение - Алексей Васильевич Олексюк

Этот мир был ещё столь молод, что в нём водились драконы и другие вымышленные существа, расстояния измерялись полётом стрелы, а человеческая жизнь ценилась гораздо дешевле, чем рыцарская честь. Освещали же этот смутный, ещё не сформировавшийся окончательно мир сразу три солнца: Красное – огромное, но тусклое, всё изрезанное багровыми жилами, словно растрескавшийся глиняный горшок, Жёлтое – молодое и жаркое, похожее на пушистый клубок шерстяных ниток и Белое – самое маленькое, крошечная, но яркая горошина на практически всегда безоблачном небе. Морей здесь было меньше, чем суши, а пустынь и степей больше, чем лесов. Только на самом севере, по берегам Полярного моря, раскинулись заповедные дебри, чрез которые нельзя было продраться без помощи топора. И именно там, в небольшом рыбачьем посёлке, обнесённом высоким деревянным частоколом, жила простая девушка с ясными тёмно-серыми очами, русым волосом и округлым открытым лицом. Её немудреная девичья жизнь текла прозрачным, незамутнённым потоком – то весело и звонко скачущим по камням перекатов, то задумчиво медлящим над глубокими лесными омутами. Текла, пока не наткнулась однажды на старую мельничную плотину. Тяжкое, обросшее мхом колесо со скрипом сдвинулось с мёртвой точки и завертело каменные жернова.

В тот погожий предосенний день она отправилась собирать целебные травы. Отправилась одна, что, вообще-то, случалось редко. Все в посёлке знали, что самые лучшие травы растут у Драконьего логова, но собирать их там опасались – место слыло недобрым. Поэтому девушка долго и почти безрезультатно бродила по лесу и только на обратном пути, когда уже вечерело, вышла на опушку рядом с широким сухим логом, тянущимся с вершины Дозорного холма до самого моря. Внезапно внизу, на склоне, она приметила мерцающий огонёк. Костёр. Никто из их посёлка не стал бы разводить костра в столь сомнительном месте. Чужак же в этих диких краях, где одно селение отстояло от другого на сотни вёрст, всегда настораживал.

И всё-таки любопытство, этот извечный источник всяческих бед и напастей рода человеческого, взяло верх. Девушка никогда не видела человека не из своего посёлка, и ей очень хотелось посмотреть. Осторожно подобравшись поближе, она присела за кустом дикого шиповника, чрез ветви которого прекрасно просматривался весь лог. У ярко горевшего костра неподвижно сидел, почти спиной к девушке, мужчина в длинном плаще, скрывавшем очертания его фигуры. Лица также не было видно. Единственное, что бросилось в глаза и запомнилось девушке – это длинные светлые волосы, собранные сзади в косицу. Да ещё – лежавший на траве рядом с чужаком меч в простых кожаных ножнах.

Сообщение о каком-то чужаке, внезапно объявившимся в окрестностях посёлка, не на шутку встревожило всех его обитателей. С раннего утра, когда воздух ещё сыроват и мягок, как непросохший холст в мастерской художника, а звуки, запахи и краски от этого кажутся особенно, обострённо сочными, на единственной площади в центре селения шумел сероовчинный сход.

Почти сразу же порешили отрядить несколько охотников проверить всё достоверно. Вызвавшиеся молодые парни с явной бравадой нацепили длинные мечи, закинули за спину луки и двинулись к Драконьему логову.

К обеду они возвратились. Девушку, как не достигшую совершеннолетия, не допустили на площадь. Поэтому за всем происходящим ей пришлось наблюдать с ветвей возвышавшегося над изгородью дерева. Отсюда ей было хорошо видно, но слышать она могла только отдельные фразы, из которых и составляла, как опытный дешифровщик, суть разговора. Возвратившиеся разведчики подтвердили, что какой-то чужак обосновался вблизи посёлка. Он отказался открыть своё имя и происхождение, но согласился платить за право жить на общинной земле.

После долгого и бурного совещания старейшины (многие из которых едва перешагнули за третий десяток) приговорили позволить чужаку построить дом в Драконьем логове и распахать близлежащую опушку: всё равно место пустынное, пользующееся недоброй славой, а так хоть какой-то прок от него будет. Единственный, кто выступил категорически против, был отец девушки – широкоплечий, коренастый рыбак с просоленной и прокуренной русой бородой: «Хороший человек не выбрал бы Драконье логово для жилья». Но остальные сочли этот аргумент неубедительным: чужак, естественно, не мог знать местных поверий.

Воротившись со схода, отец строго-настрого приказал дочери никогда не приближаться к чужаку.

– Но почему?

– Потому что всё лицо у него в шрамах, словно от когтей дракона. А ты знаешь, что говорят о таких, как он?

– Нет.

– Говорят, что душа дракона вселяется в того, кто его убил.

– Ты в это веришь?

– Бережёного Бог бережёт…

Тем не менее, отцовское предостережение только заинтриговало девушку, врождённое любопытство и упрямство непреодолимо влекли её ещё раз взглянуть на таинственного незнакомца. Уже через несколько дней после схода она под благовидным предлогом отлучилась из дому и прямиком направилась к Драконьему логову.

На сей раз чужак был занят постройкой землянки. Его ветхий, прохудившийся местами чуть ли не до дыр плащ лежал на земле, и теперь девушке было хорошо видно, что чужак одет в выцветшую, неопределённо-серого цвета рубаху и такие же штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги со стоптанными подошвами. Вся одежда свободно, не стесняя движений, сидела на его ладном, ещё молодом теле. Тем разительнее казался контраст с абсолютно седыми волосами и изуродованным лицом: были ли то следы когтей или ядовитая, едкая кровь дракона брызнула на него, но глубокие, местами до кости, шрамы смотрелись жутковато. Чужак как раз таскал брёвна с опушки леса к логу, когда девушка, осторожно подкравшись, спряталась за тем же кустом шиповника, что и прежде. Какое-то время чужак продолжал сосредоточенно делать своё дело: казалось, окружающее вовсе не интересовало его. Успокоенная девушка даже принялась непроизвольно обрывать растущие рядом цветы и плести из них венки, что частенько делала в задумчивости. Но, возвращаясь в очередной раз к опушке за бревном, чужак резко сменил направление и раньше, чем девушка успела что-либо сообразить, оказался прямо перед ней. Его выгоревшие, провалившиеся в полость черепа и присыпанные пеплом глаза упёрлись во всколыхнувшееся от испуга полымя девичьих очей.

– Уходи, – с усилием, почти выдавливая тягучее слово языком, произнёс чужак.

Девушка была столь напугана, что не нашлась, что ответить. Она молча перебирала в руках венок из полевых цветов и ветер со стороны моря трепал её русые, слегка вьющиеся волосы.

– Уходи, – ещё раз с усилием произнёс чужак и, как человек не твёрдо владеющий иностранным языком и не уверенный, что его понимают, дополнил речь отрывистым жестом. Этот-то жест и вывел из себя девушку. Её страх мгновенно