— А это, щенок, будет зависеть от твоего поведения! — хрипло рассмеялся самый рослый и косматый разбойник в необычной зелёной шапке. — Тебя связать и волочь, али сам пойдёшь?
— Пойду…
Даже короб пришлось самой нести. Понимали, что навряд ли там мешок самоцветов запрятан, вот и не торопились делить добычу.
В дороге (шли, понятно, без дороги вовсе, кусты — овраги — перелазы без счёта), Лита прикидывала, стоит ли попытаться бежать, и пришла к неутешительному выводу — у неё ни единого шанса. Что ждёт её в ближайшем будущем? Думать об этом не хотелось, но вариантов было немного. А удачного среди них и вовсе ни одного. Не отпустят её разбойники, пырнут ножом да закопают в ближайшей яме… Недолго же она наслаждалась свободой! Посмеялась над ней судьба напоследок, на место поставила. Наказала за гордыню.
Девушка не сразу заметила, что у её страха начались вполне закономерные последствия. Почему‑то пока нестрашные: всего‑то начали разбойники то и дело спотыкаться и падать на ровном месте, кто‑то на острый сучок до крови напоролся, кто‑то тяжёлой смоляной шишкой промеж глаз схлопотал. Главарь и не заметил, как свой зелёный колпак где‑то посеял, ох, и ругался!
А дальше всё случилось быстро. Лита не успела отшатнуться — косматый подскочил и со всей силы рванул с неё шапку. Вроде большая, может, налезет…
Тяжёлая коса, размотавшись, упала на спину. Разбойники на миг замерли, а потом радостно зашумели. Девка! Вот так удача!! Главарь, ухмыляясь, встал перед пленницей, расправил плечи и гордо подбоченился.
— Не представляешь ты, крася, как тебе сегодня свезло! Такие кавалеры — один другого лучшее, и все твои!
— Чур, я второй! — выкрикнул кто‑то.
Новый взрыв смеха, и Лиита почувствовала, как кровь стремительно отливает от лица. Уж лучше сама… батюшкин ножик в кармане…
— Что случилось‑то, братцы? Стемнело уже?
— Ой, я ничего не вижу…
— Глаза жжёт!!
Разбойники испугались, не понимая, что с ними происходит, и поневоле отвлеклись от своей пленницы. Но не все. Главарь, не замечая, как нагревается в ножнах его кривая сабля, в два шага оказался рядом. Ухватил за косу, больно намотав на руку, заглянул в лицо…
— Она — ведьма!!
— Аа! Сглазница, порчу наведёт!
— Дурак, на нас и так порча, иначе б тут не сидели…
— Порешить её, и дело с концом!
— Нет, сначала…
— Вот сам и давай, а мне ещё шкура дорога!
— Йиии! — перекрывая шум, тонким противным голосом заорал главнюк. Отпустил косу, швырнул наземь саблю, с ужасом глядя на обожжённую ладонь. — Это всё ты, ведьма!!
— Убить её!
— А, может, подождём, покуда…
Дальнейших слов Лита уже не услышала. На её затылок опустилась тяжёлая стальная рукоять, и мир со всеми его страхами исчез.
Холодно. Неудобно. Больно.
Ощущения возвращались к девушке неторопливо, будто жалея её. А что толку? Самая первая и горькая мысль — 'не успела…'
Теперь батюшкин ножик вместе с остальными немудрёными пожитками валялся на грязном неструганом полу разбойничьего логова. 'Хозяева', количеством четверо, во главе с обожжённым главарём без особого интереса ковырялись в нитках и тряпках, то и дело косясь на привязанную к лавке пленницу. Хорошо хоть, рубаху на ней оставили, она длинная, ноги почти до коленей прикрывает. Сапоги тоже сняли, но распотрошить пока не догадались. Зато бусы мамины нашли — и издевательски нацепили девушке на шею.
— Красуйся, ведьма!
Главарь сел в ногах лавки и задумчиво воззрился беспомощную жертву. Беспомощную ли? От этих сглазниц всего можно ожидать. Но прикончить девку вот так, не позабавившись, тоже как‑то глупо. Они тут в лесу совсем одичали, а она вся из себя молодая — красивая… Свои же не простят!
— Что ж мне с тобой делать‑то, злыдня вертлявая?
Лиита молчала. Смысл что‑то отвечать, умолять, унижаться? Исход всё равно один. Ей овладела странная апатия: что заслужила, то и примет, кто она такая, чтоб с судьбой спорить…
Главарь между тем встал и с торжествующей ухмылкой ткнул в неё пальцем.
— Придумал! Вот тебе моё последнее слово! Мы тебя…
— Что ещё мне тут за новости, а?!
От раздавшегося где‑то снаружи рёва невольно дёрнулась не только Лита, но и все разбойники разом. Удивительное дело — даже главарь спал с лица и будто съёжился, став меньше ростом; кое‑кто и вовсе предпочёл спешно нырнуть в окно.
Убраться успели не все. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалился натуральный 'медведь' — огромный, заросший по самые уши мужик в меховой безрукавке, жалобно трещавшей на его необъятной груди.
— Что вы тут без меня опять учинили, окаянные?! Вых, ты опять за своё?!
Главарь (или не главарь?) забегал глазами и отступил к стенке.
— Так мы это… Чутку совсем… Скучно же…
— А над девкой беззащитной измываться весело??
— Зато смотри, какая ладная попалась, а, Гиор? Для тебя ж старались, думали, сделаем тебе подарочек!
'Медведь' одарил подхалима откровенно брезгливым взглядом и приблизился к лавке. У Литы окончательно упало сердце. Какими бы ни были отношения внутри шайки, но в такой ситуации на неё не польстится разве что увечный или шибко суеверный. 'Медведь' не казался ни тем, ни другим…
Наклонился, смерил её изучающим взглядом. Где‑то за его спиной хлопнула дверь — остальные разбойники спешили убраться подальше.
Бабах! Это у стола и второй лавки непостижимым образом подломились ножки. Тут же с треском лопнула удерживающая Литу верёвка, запахло горелым — наверное, её страх подпалил что‑то из вещей. Но самого главаря её 'сглаз' почему‑то не коснулся. Он же ни разу не обернулся на шум и продолжал рассматривать пленницу очень странным взглядом. Будто глазам не верил… Потом протянул к ней огромную ручищу и легонько провёл по гладким зелёным бусинам. Медленно огладил единственную синюю… Где‑то в доме тотчас истерически взвыл целый разбойничий хор.
— Откуда они у тебя?
Девушка чуть приоткрыла малодушно зажмуренные глаза.
— От мамы… остались…
'Медведь' изменился в лице. Схватил за плечо, поднял, усаживая на лавке и не замечая, что её крупно колотит от страха.
— Литушка?!
Глаза распахнулись сами.
— Откуда вы знаете?..
Из горла мужчины вырвался странный булькающий звук.
— Как не знать, коль сам тебе имя давал? Доченька…
Вот тут она и лишилась чувств.
Когда очнулась, долго не могла понять, где находится. Незнакомая полутёмная комната с низким потолком, в маленькой печке мирно потрескивают дрова, бросая на стены тёплые блики. И ей самой тепло, на пахнущем сеном тюфяке под овечьим одеялом.
