Когда я начинаю продвигаться к нему, он замечает меня. На секунду выражение его лица не меняется. Но когда я делаю шаг в очерченный круг тусклого света, он ухмыляется. Он что-то говорит, но его лицо поглощается кульминацией звука, который издают два гитариста, яростно играющие на своих инструментах.
Мы одновременно делаем шаг навстречу друг другу, уменьшая расстояние между нами. Он обхватывает руками мою талию, его пальцы, дрожащие и горячие, касаются открытых участков моей кожи между рубашкой и поясом. Я наклоняюсь, чтобы положить свою голову ему на грудь, в то же время он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и получается так, что его губы прикасаются к моему лбу. Потом, когда я поднимаю лицо, он наклоняется, чтобы попытаться снова, я ударяюсь головой о его нос. Он резко поднимает голову, морщась и прикладывая руку к лицу.
— О, Господи. Извини, — музыка такая громкая, что даже я не слышу свои извинения. Мое лицо пылает. Но когда он убирает руку от своего носа, он улыбается. На этот раз он наклоняется медленно с чрезвычайной осторожностью, дурачась, и осторожно целует меня, мягко скользя своим языком между моих губ. Я могу чувствовать, как вибрирует музыка в нескольких футах между нашими телами, заставляя мое сердце неистово биться. Мое тело быстро наполняется теплом, я волнуюсь, что растекусь, растаю, обрушусь на него.
Его руки массируют мою талию, затем поднимаются на спину, притягивая меня ближе. Я чувствую резкий удар пряжки его ремня в мой живот и резко вздыхаю. Он слегка кусает мою губу — и я не уверена, что это случайность. Я не могу думать, не могу дышать. Здесь слишком жарко, слишком громко; мы стоим слишком близко. Я пытаюсь оторваться, но он слишком силен. Его руки обвивают меня, прижимая к его телу, а его ладони опять опускаются по моей спине к карманам моих шорт, находят мои оголенные ноги. Он проводит пальцами по внутренней стороне бедер, и в моей голове мелькает та комната с развешанным повсюду нижнем бельем, которое вяло весит в темноте, как спущенные шарики на следующее утро после дня рождения.
— Подожди, — я кладу обе руки ему на грудь и отталкиваю. Его лицо красное и потное. Его челка приклеилась ко лбу. — Подожди, — повторяю я, — мне нужно с тобой поговорить.
Я не уверена, слышит ли он меня. Ритм музыки до сих пор барабанит по моим ребрам, и мои слова просто вибрация, проносящаяся неподалеку. Он снова что-то говорит, неразборчиво, и мне приходится наклониться, чтобы слышать его лучше.
— Я сказал, я хочу танцевать! — кричит он. Его губы наталкиваются на мое ухо, и я снова чувствую мягкое покусывание его зубов. Я резко отталкиваю его, из-за чего потом чувствую себя виноватой. Я киваю и улыбаюсь, чтобы показать, что все в порядке, и мы можем потанцевать.
Танцы тоже для меня в новинку. Неисцеленным не разрешается танцевать парами, хотя Лина и я иногда практиковались друг с другом, подражая статным, серьезным движениям, которые видели у супружеских пар и исцеленных на официальных мероприятиях: двигались точно в такт музыке, держали дистанцию, по меньшей мере, на расстоянии руки между их телами, жестко и строго. Раз-два-три, раз-два-три, Лина пыталась сдержаться, когда я практически разрывалась от смеха, и она толкнула меня коленом, чтобы вернуть мне серьезность, и голосом нашего директора Макинтоша, сказала мне, что это позор, абсолютный позор.
Тот тип танца, про который я знала, полностью подчинялся правилам: стили, поддержки, сложные маневры. Но когда Стив подводит меня ближе к группе, все, что я могу видеть, — это бешеная масса кипящих, корчащихся людей, похожих на многоголовую морскую змею, размахивающих руками, топающих ногами, прыгающих. Никаких правил, только энергия — так много энергии, что ее можно использовать, и могу поспорить, с ее помощью можно десятилетие снабжать Портленд. Это больше чем волна, это течение, океан тел.
Я позволяю себе расслабиться. Я забываю о Лине, о Фреде Харгроув и о плакатах, развешанных по всему Портленду. Я позволяю музыке проникнуть сквозь мои зубы и стекать по моим волосам, колотить мои глазные яблоки. Я пробую это, как песок и пот. Я кричу, не придавая этому никакого смысла. На моем теле руки — Стива? — сжимая меня, пропуская ритм в мою кожу, проникая в места, к которым никто никогда не прикасался, и каждое прикосновение как импульс темноты, побеждающий мягкость в мозгу, превращающий рациональные мысли в туман.
Неужели это свобода? Неужели это счастье? Я не знаю. Теперь мне неважно. Все по-другому — вот что значит быть живым.
Время становится плавным — пространство между ударами барабана, расколотое на куски, — также бесконечно долгое, такое долгое, словно парящие гитарные мелодии, которые тают одна в другой, такое же полное, как куча темных тел вокруг меня. Я чувствую, как воздух в подвале стал жидким, потным, он пахнет и звучит, и я растворяюсь в нем. Я — волна: я выплескиваю все, что внутри. Я — энергия, и шум, и сердцебиение, отстукивающее бум-бум-бум, вторя барабанам. Стив рядом со мной, затем он встает сзади, притягивая меня к себе, целуя мою шею и исследуя мой живот пальцами, хотя я с трудом могу чувствовать его.
И на мгновение — на долю секунды — все становится неважным, вся картина и порядок моей жизни, переполняющая радость заполняет мою грудь. Я — никто, я никому ничего не должна, моя жизнь принадлежит только мне.
Затем Стив уводит меня от группы и ведет в одну из маленьких комнат, примыкающих к главной. Первая комната, комната с матрацами и диваном, переполнена. Я все еще не чувствую свое тело: оно какое-то отдаленное и неуклюжее, будто я — марионетка, которой непривычно ходить самостоятельно. Я спотыкаюсь о пару, целующуюся в темноте. Девушка резко разворачивается, чтобы взглянуть на меня.
Анжелика. Мои глаза инстинктивно переходят на человека, которого она целовала, и на секунду время замирает, а затем начинает бешено нестись вперед. Я чувствую колебания в животе, будто я только что увидела мир, перевернутый с ног на голову.
Другая девушка. Анжелика целует другую девушку.
Анжелика не такая, как все.
Выражение лица Анжелики меняется с раздражения на страх и ярость.
— Убирайся отсюда, — она практически рычит. Прежде чем, я могу сказать что-то, прежде чем, я могу сказать, что все в порядке, она дотягивается до меня и толкает назад. Я натыкаюсь на Стива. Он придает мне равновесия, наклоняется, чтобы прошептать на ухо.
