- Я не Ваша собственность.
Поддразнивание ее нижнюю губу кончиком ножа, он спросил:
- Кто Вы тогда?
Она глубоко вздохнула и медленно произнесла, трепетно вздохнув:
- Ваше уничтожение.
- Ты всегда была им, Алия Адад.
Зрачки ее глаз расширились, полностью затопив черным радужную оболочку. Они оба знали, что он сказал правду, и одного мгновенья было достаточно, чтобы она удивленно замерла. Ее брови нахмурились, а губы раскрылись в невольном вопросе. Тогда он прямо здесь потерял над собой контроль, и опустился губами к ее рту, задаваясь вопросом, сколько лет прошло с тех пор, когда он мечтал попробовать ее снова. Сто? Тысяча?
Ее дыхание все еще пахло корицей. Он ослабил давление своего предплечья у ее горла, притянул ее ближе к себе, и поцеловал так, как делал это в своих мечтах. Довольно сильное напряжение в ее позвоночнике отступило. Губы раскрылись, впуская его. Он застонал, запустив руки в ее волосы. Вместе они скатились со стены. Она перекатилась на спину. Он растянулся на ней, его руки, жадно гладили ее груди. Великолепная княгина.
Алия думала, что то, что она должна будет сделать дальше, будет легко. Они на войне. Она пленник. Ей понравилось быть под контролем. Быть связанной, сметенной и избитой решительным князем, это не способствовало обретению контроля.
И это было нелегко. Ее никто и никогда не целовал так жадно. Его нетерпение само по себе смутило ее. И он был не просто никто - он был голодным принцем. Ее тело было натренированно отвечать им, даже не смотря на то, что прошло много лет с тех пор, как она так играла.
Еще больше смущало то, что он был не просто принц, он был Михаилом, целуясь, он гладил ее через джинсы, так же как он делал это, когда они были подростками. Впервые она кончила, раскачиваясь под его ладонью, так же как и сейчас.
Как ты думаешь, что будет дальше? Он отвезет тебя домой, наполовину осушит тебя и будет трахать тебя снова и снова, пока ты не подчинишься его воле. Это их путь.
И этот хуже, чем все остальные, потому что он думает, что ты принадлежишь ему.
Она должна одержать верх и быстро, поэтому она корчилась, незаметно проверяя веревку. Она ослабла. Веревка подчинялась его воле, а его воля была отвлечена сейчас совсем на другое.
Мурлыча ему в рот, она напряглась, чтобы достать маленький нож, закрепленный на ее спине, дергая и крутя своим правым запястьем, пока не ободрала с него кожу. Это не имело значения. Как загнанный зверь, она отгрызла бы себе руку, лишь бы быть свободной. Чтобы отвлечь его от запаха крови, стекающей по ее запястью, она поцеловала его более страстно, подражая его свирепости.
Внезапно он прервал поцелуй и схватил ее у основания шеи.
- Не здесь, - произнес он грубым голосом.
Смена позиции позволила ей освободить руку. Ее локти были по-прежнему прижаты к бокам, но она могла немного двигать запястьями и предплечьем. Она тянулась своими влажными, липкими пальцами к креплению на своей спине, пока не ухватилась за рукоятку ножа.
Издав звук, который, она надеялась, звучал как покорность, она упала ему на грудь. Он погрузил свои руки в ее волосы и снова поцеловал. У нее было всего лишь пять дюймов отпущенной веревки, и она ими воспользовалась, чтобы нанести ему удар в бедро. Пах был бы лучше, но она не смогла так далеко дотянуться. Ее тонкое, острое лезвие резануло вверх, раздирая мускулы и задевая кость.
Он отпустил, смотря вниз, как если бы он не до конца понимал, что только что произошло. Как если бы кто-то другой нанес ему удар.
Она вертелась и пинала его под подбородок, заставляя его откатываться обратно. Она встала за ним и ударила его в голову, на этот раз бессознательно. Веревка замедлилась и упала с ее рук.
Когда веревка упала, исчезли все следы того чувствительного, эротического тумана, который почти ее уничтожил.
Он связал ее. Разорвал ее блузку и бюстгальтер. Разбил ей голову.
Она связала остатки блузки узлом под грудью, проклиная саму себя.
- Это за мою голову!
Она акцентировала каждое слово пинком по его телу, перекатывая его по крыше, словно тряпичную куклу.
Ее последний пинок привел Михаила в бессознательное состояние. Его лицо святого было пока безмятежным. Крыша могла быть его постелью, смола бумагой и гравий подушкой для его великолепных волос.
Она колебалась, глядя на его грудь, и занесла нож. Нож дрожал в ее руках, бешеные огоньки прыгали по отполированному лезвию. Ее руки никогда не дрожали. Никогда. Нож был ее другом, и руки были хорошо натренированны.
Будучи ребенком, ее отец заставлял ее балансировать с яйцом в ложке течение пяти минут, десяти минут, тридцати минут. Если она роняла, время удваивалось. Если она роняла снова, он ее бил.
Она сжала свое запястье другой рукой и заставила нож не дрожать.
Это не страх заставлял ее дрожать. Но и не боль. Рваная рана на ее запястье была поверхностной. Желание? Она должна была признать, что чувствует его, нравилось ей это или нет, но и не желание заставляло ее трепетать. Ее любовники нуждались в том, чтобы ее рука была тверда, как камень.
Это было нечто иное, что-то, больше походившее на болезнь. Это было разочарованием, находиться рядом с ним после стольких лет. Большее, чем она когда-либо могла ожидать.
- Почему с тобой так трудно? - прошептала она.
Он должен был быть ненормальным, чтобы попробовать схватить ее. Если он искал невесту, семьи вампиров по всему миру, боролись бы за право предложить ему своих дочерей. Вампирское сообщество не рассматривало ее брачные данные, это уж точно.
Было трудно поверить, в то, что нечто несуществующее, как сон, могло заставить его вторгнуться на территорию противника, и что более странно, убедить его, что он должен жениться на ней. Если бы она была на его месте, то сказала бы "К черту пророчества, я не собираюсь этого делать!"
Что-то иное привело его сюда. Какой-то его план. План, который провалился.
Что ж, игра окончена. Она прижала лезвие чуть ниже мочки его левого уха, задаваясь вопросом, должна ли она обескровить его. Это было в пределах ее прав, более или менее. Это не был формальный бой, но она сомневалась, что любой другой принц отказался бы от возможности приобрести силу Фостинов.
Но если она действительно его суженная, свяжет ли ее с ним то, что она выпьет его кровь? Может ли она быть связана с мертвецом? Лучше не узнавать.
Тогда, никакого обескровливания. Просто быстрый порез от уха до уха.
Но при этой мысли, ее рука начала трястись еще больше, зубы стучали от сострадания. Она сжала свою челюсть.
