Они прошли по переулку и через небольшие намеренно выстроенные ворота Хоаргейт и вышли на Петтикоат-лейн. Несколько ночных торговцев на рынке предлагали свои товары. Парочка шлюх оглядели Блейда. Одна из них разгладила юбки, но заметив Онорию, разочарованно отвернулась в поисках другого клиента.
– Ты, – обратился Блейд к торговцу. – Скока за энтот пирог?
Мужчина побледнел и заикаясь промямлил:
– Для в-вас? Сов-вершен-но бесп-плат-тно, с-сэр.
Блейд все равно бросил ему монету. Продавец поймал ее на лету, затем поспешно завернул один из холодных пирогов со свининой. Хозяин трущоб протянул еду Онории.
Та уставилась на сверток.
– Я не могу. Спасибо за предложение, но...
Блейд раздраженно взглянул на нее:
– Просто возьмите чертову штуку и ешьте. Это ж трущобы, милашка. Здесь нет правил, че дамочке можно принимать от мужика, че нет. А урчание желудка сведет с ума любого.
– Я не смогу вернуть вам долг, мне еще надо заплатить доктору...
– Этот пирог бесплатно.
Блейд повернулся к Онории спиной и пошел прочь. Он услышал шорох бумаги, а затем шелест юбок, когда спутница поспешила следом. В воздухе запахло подливой и свиным салом. Губы Блейда изогнулись в улыбке.
Он знал, что не стоит оборачиваться и смотреть, как спутница ест. Вместо этого просто подвел ее через улицу к пневматической рикше. Молодой китаец поприветствовал их кивком и запрыгнул на сиденье велосипеда.
– Куда ехать?
– К «Белому оленю» на Олдгейт, – ответил Блейд, протягивая руку Онории.
Она отдернула пирог ото рта и уставила на предложенную ладонь. Мгновение поколебавшись, дотронулась до нее теплыми пальцами. Судя по расширившимся глазам, мисс Тодд ощутила, насколько холодна его кожа. Обхватив спутницу за талию, Блейд подсадил ее и запрыгнул на соседнее сиденье. В узкой рикше им пришлось потесниться, касаясь друг друга бедрами. И когда соседка нервно взглянула на Блейда, он нарочно небрежно положил руку на спинку.
– В жизни не ездила на такой штуке, – сказала Онория, когда рикша дернулась и покатилась по дороге. Драндулет петлял между рыночными прилавками и пешеходами с по-прежнему непривычной для Блейда легкостью.
– Китайские иммигранты завезли рикши на Туманный Альбион. Отличный способ передвигаться по Ист-Энду. Тут нету ни паровых кэбов, ни омнибусов, милашка.
Молодой возничий круто повернул за угол на Уайтчепел-хай. Онория резко вдохнула, отлетев на Блейда. Он прижал ее ближе, покровительственно обняв рукой. Ладонь спутницы нечаянно легла на его бедро. Они одновременно заметили дерзкую оплошность, и Онория тут же отдернула руку.
Блейд крепче сжал плечо спутницы, не желая отпускать. Но, почувствовав ее напряжение, все же уступил правилам приличия. Не стоит пугать Онорию. Нужно действовать медленно, дать ей возможность привыкнуть к нему. Потому что он уже решил завладеть ею. Осталось только выбрать время.
Онория кашлянула, выпрямилась и заправила выбившийся локон на место.
– Ваш акцент не совсем кокни.
– Неужто?
Онория искоса посмотрела на хозяина трущоб. Какую бы благодарность она не испытывала за пирог, теперь это чувство исчезло из-за вынужденной близости в рикши. Она расправила плечи, словно перед лицом виселицы.
– В основном ваш выговор ужасен, но иногда в речи проскальзывает что-то правильное.
– То бишь городское?
Ее головка была так близко к его руке. Блейд мог бы дотронуться до каштанового локона, выбившегося из растрепанного шиньона.
– Присущее высшему обществу. Эшелону, – уточнила она.
Блейд дотронулся до мягкой как шелк пряди. Онория не заметила.
– Вам кажется, что я говорю, как блахародный лорд?
Онория поморщилась.
– Не сейчас...– поморщилась она. – В основном, когда вы теряете бдительность.
– Хотите вызнать, откель я родом? – Блейд намотал локон на палец и уставился в глаза Онории. Ее волосы, такие же мягкие, как шелковая пряжа. И густые. Как бы они смотрелись, распущенные по ее плечам?
Его мысли приняли иное направление. Блейду захотелось попробовать на вкус молочно-белую кожу, провести языком по округлостям грудей и розовым, затвердевшим соскам. Его член напрягся. А из-за того, что Онория задумчиво склонила голову, Блейду теперь открылись тонкие вены на ее шее. Во рту собралась слюна, а весь мир превратился в пейзаж кьяроскуро[8] с единственной четкой точкой на пульсирующей, неистово бьющейся сонной артерии.
– До меня доходили разные слухи, – словно издалека прозвучал голос мисс Тодд. – Будто вы избежали Инквизиции в тюрьмах Новой Каталонии, где вас заразили вирусом жажды. Или что вы возглавляли Сопротивление во Франции, где революционеры обезглавили всю голубокровную аристократию.
Ее дыхание участилось, показывая, что, несмотря на прохладный, резкий тон, ее также волновала их близость. Кровь пульсировала в жилах синхронно с биением сердца Онории.
«Хочу ее…»
– А че вы думаете? – прошептал Блейд, наклоняясь ближе.
– В вашем говоре нет и следа французского или каталонского диалектов. Вы будто родились в канаве и каким-то образом научились подражать аристократам. – И тут Онория подняла голову, а Блейд потянул за накрученный на палец локон. Она шлепнула себя по затылку и, наткнувшись на руку соседа, изумленно округлила глаза.
«Возьми ее», – думал Блейд. Достаточно приставить нож к горлу Онории и сделать крохотный надрез, прижаться губами к коже, чувствуя во рту поток горячей крови, пока жертва сначала бьется в объятиях, а потом постепенно сдается…
Он зажмурился.
«Я не животное».
И тут же услышал в голове шепот Викерса: «Нет, животное. Помнишь стражников? А ту старуху? А Эмили?»
Блейд никогда ее не забудет. В противном случае, помоги ему бог – ему и всем остальным.
Окружающие звуки прорвались сквозь воспоминания, и Блейд открыл глаза. Мир вновь заиграл буйством красок, а не мрачными застывшими тенями, которые привиделись ему от голода. Неутоленная жажда схлынула.
– Что вы делаете? – Онория замолчала, заметив выражение лица спутника.
Он осторожно выпустил локон.
– Ваши волосы мягкие как шелк.
И едва не расхохотался, заметив озадаченное выражение ее лица, пока Онория безуспешно пыталась найти подвох в его словах.
– Я прошу вас не распускать руки, – наконец промолвила она. – И вы сумели правильно произнести целое предложение.
Блейд мысленно вспомнил собственные последние слова. Онория права, он произнес их точно, как Викерс: четко и резко выговаривая гласные, а некоторые буквы с тихим присвистом. Сходство ему вовсе не понравилось.