В комнату вошел Дэвин.
— Мой повелитель?
Страйкер дернул подбородком в сторону Медеи.
— Отведи нашу гостью в мое жилище и запри ее, пока у меня не появится время, чтобы заняться ею. — Он поднял руку, позволяя дочери свободно сползти по стене, прежде чем воплотить пару наручников на ее запястьях.
Она глубоко вдохнула, пытаясь сломать их.
— Я достану тебя за это.
— И твою собачонку тоже [9], — ехидно добавил он.
Дэвин благоразумно игнорировал их комментарии.
— Да, господин. Я займусь этим.
Медея молчала, когда привлекательный мужчина шагнул вперед. К его чести, он не прикоснулся к ней.
— Следуйте за мной. — Он вытянул руку в направлении двери.
Как будто у нее был выбор? Презренные ублюдки!
Взбешенная, она свирепо посмотрела на отца, прежде чем позволить Дэвину вывести ее из комнаты.
— Ты всегда ему повинуешься? — спросила Медея, как только они остались одни.
Дэвин, высокий блондин с короткими волосами и небольшой эспаньолкой, оглянулся на нее через плечо.
— Если бы я не хотел жить, я бы перестал забирать человеческие души и скончался. Это было бы гораздо менее болезненно, чем противоречить Страйкеру.
— То есть, ты его боишься?
Дэвин фыркнул:
— Все его боятся. Мужик убил собственного сына.
— Так он мне говорил.
— Что ж, я был там, когда это произошло. Во время схватки с нашими врагами Страйкер подошел к нему, совершенно спокойный и сосредоточенный, крепко обнял, а затем перерезал ему горло и оставил умирать.
От этого рассказа вниз по позвоночнику пробежала дрожь. Как мог отец быть настолько хладнокровным? Тот факт, что он являлся и ее отцом, еще сильнее леденил кровь.
Дэвин повернул налево и направился по другому коридору.
— Юриан был одним из моих лучших друзей и любил своего отца больше, чем кого-либо. Веками он верой и правдой служил ему. Поверь мне, он не заслуживал того, что получил.
Что сделал ее единокровный брат, чтобы вызвать столь жестокое наказание?
— Почему Страйкер убил его?
— Он женился за его спиной на женщине наших врагов.
Медея споткнулась, услышав его тихие слова. Ей казалось невероятным, что столь незначительное деяние могло стоить жизни, не говоря уже о том, что это жизнь собственного ребенка.
— За это?
Дэвин застыл возле двери, не открывая ее.
— За это.
Не в силах поверить в человеческую жестокость, Медея заколебалась, почувствовав нечто в своем сопровождающем.
— Ты Акелос.
Это даймоны, которые охотились только на дурных людей. Даймоны, которые клялись забирать лишь души заслуживавших смерти. Педофилов. Насильников. Убийц. Низших из низших.
Дэвин побледнел.
— Как ты узнала?
— Я могу чувствовать души внутри тебя. Недавно ты забрал трех убийц. — В это время она осознала еще один факт. Он не походил на ее отца. У него до сих пор было сердце. Еще не уничтоженное.
Пока еще.
— Я знаю, почему ты собираешь их, но позволь дать тебе совет. Эти души будут истощать тебя изнутри. Будут разрушать тебя, пока ты не станешь в точности таким же, как те, кем питаешься.
Дэвин взглянул на нее с опаской.
— Откуда ты это знаешь?
Отвечать на этот вопрос Медея не была намерена.
Страйкер сидел в кабинете, наблюдая в своей новой сфоре, как яростно вышагивает Зефира. Женщина двигалась подобно жидкому серебру. Чувственно. Плавно. Грациозно. Воспоминание о том, как он держал ее в своих объятиях, заставляло каждый гормон его тела гореть от возбуждения. Каково это — заниматься любовью с подобной чертовкой? Ее аромат и прикосновения оставили неизгладимый след в его памяти.
Он всегда любил, когда она злилась. Однажды, вскоре после свадьбы, он вывел ее из себя, флиртуя с другой женщиной. Когда они вернулись домой, она схватила его и толкнула на пол, а затем отдавалась ему до тех пор, пока он чуть не ослеп от наслаждения. После этого у него еще целую неделю болели колени, на которых остались отметины от ковра.
Только посмотри на другую женщину, и я выцарапаю тебе глаза.
Вместо этого она расцарапала ему почти всю спину, когда они ночь напролет занимались любовью. Его сердце учащенно забилось при воспоминании об ее искусности, и он мгновенно стал твердым, жаждая вкусить ее.
Уход от нее — самое трудное решение в его жизни. Но останься он, его отец беспощадно убил бы ее. Аполлон ни за что не позволил бы им, смертным, нарушить его божественные планы. Он был еще меньше склонен к прощению, чем Страйкер.
Итак, он поступил благородно. Правильно. Вместо того, чтобы попытаться вести обреченный на провал бой, который стоил бы жизни им обоим, он оставил ее живой, думая, что Зефира сможет найти мужчину, достойного ее.
Все прошедшие с тех пор века Страйкер ежедневно думал и тосковал по ней. Он сожалел о каждом мгновении, которого они лишились.
Но никогда не сожалел о том, что спас ее жизнь от гнева отца.
Не в силах находиться вдали от нее еще хотя бы мгновение, Страйкер переместился в ее храм в Греции — один из последних сохранившихся храмов Артемиды, все еще использующийся для поклонения ей; столь же холодный и неподвластный времени, как сама богиня.
Едва почувствовав его присутствие, Зефира набросилась на него со всей силой своего бешенства. Ее черные глаза полыхали. Она выхватила кинжал из ножен в ботинке и стала наступать на Страйкера.
— Не делай этого, — спокойно произнес Страйкер, хотя его тело сгорало от желания к ней. — Убьешь меня, и мои люди уничтожат Медею.
Зефира еще сильнее обхватила кинжал, застыв перед ним.
— Ты используешь собственную дочь, как разменную монету?
Он пожал плечами.
— Агамемнон убил свою дочь, только чтобы корабль отправился в плавание, и он мог атаковать врага [10]. Мы ведь древние греки, разве нет?
— Ты — наполовину греческая свинья. А я — атлантский аполлит. — Она вернула кинжал в ножны и выпрямилась. Ее несгибаемая поза дала ему понять, что Зефира более чем готова к борьбе. — Так чего ты хочешь?
Прежде чем смог остановиться, Страйкер рывком притянул ее в свои объятия для поцелуя.
Зефира думала, что ударит его в тот же миг, когда он до нее дотронется, но в то мгновение, когда его губы коснулись ее, она вспомнила, почему вышла за него замуж. Невыносимо надменный, угнетающе преданный и невероятно сексуальный, Страйкер всегда возбуждал ее. Никто не целовался так, как он. Никто не чувствовал так, как он. Его тело воина было вылеплено из твердых упругих мускулов, что перекатывались подобно воде. Мускулов, что манили приласкать и лизнуть.
