— Да-а, вам понравилось. Госпожа, моя сладкая госпожа. Прикажите мне сделать вам ещё лучше. Приказывайте, госпожа, — с нажимом в последней фразе сказал Луцерн, заискивающе заглядывая в глаза Айлин.
Часть 18 (22.10)
Повисло неловкое молчание. Внутри Лин боролась с собой, с желание попробовать что-то новое, что всегда было запрещённым и манящим. Это было сложно. А ещё это невероятное чувство власти, щекочущее нос. И этот симпатичный парнишка с короткими тёмными волосами, пронзительно-синими глазами и острыми скулами. Утончённый и изссканный, становящийся перед ней на колени.
— Госпожа, пожалуйста, не наказывайте меня невниманием! — заискивающе попросил оборотень, и Айлин сдалась под напором новых ощущений.
— Сделай мне хорошо, — робко попросила она.
Упрашивать два раза Луцерна не пришлось. Он, как стоял на коленях, приблизился к ней и, склонившись, принялся целовать босые ступни, поднимаясь руками чуть выше, поглаживал голые ноги, вызывая странную дрожь во всём теле.
Дыхание Айлин сбилось, она позволила себе прислониться плечами к стене, чувствуя, как жар начинает расползаться по всемсу телу. От живота к груди, рукам и дальше вниз.
— Моя сладкая госпожа, — прошептал Луцерн, медленно поднимаясь поцелуями вверх.
Он достиг внутренней поверхности бедра, когда Айлин захотелось большего. И она, сама того не осознавая, подалась навстречу. Почему-то рядом с этим “пёсиком” она не чувствовала опасности. Словно он не мог ей навредить. То ли потому, что был просто учеником, то ли потому, что она зачем-то была ему нужна. Айлин чувствовала себя не в своей тарелке, но чувственность, долгие годы старательно загоняемая в потаённые уголки души, требовала свободы, прорывалась сквозь баррикады, сжигая их невероятным жаром.
— Ещё, — жалобно простонала девушка, желая лишь одного — чтобы эта сладкая нега никогда не прекращалась.
Уговаривать Луцерна дважды не пришлось. Оборотень довольно зарычал, поднимаясь поцелуями ещё выше. Его холодные ладони легли на горячую грудь, вызвыв волну мурашек, прокатившихся по всему телу. Лин только и успела порадоваться, что стоит с закрытыми глазами и оперевшись на стену, иначе точно бы упала.
Приятное головокружение и слабость наполняли её тело, вытесняли смущение и страх, приносили наслаждение и непонятное чувство удовлетворенности. Словно она всегда имела право на что-то подобное, но почему-то не получала, и вот теперь… она взяла своё по праву.
Луцерн уже почти достиг сокровенного места, которое Лин до сегодняшнего дня никому не показывала. И ей хотелось, чтобы он коснулся, возможно даже провёл языком, показал, что…
Что именно Айлин не успела осознать. Дверь скрипнула, и все приятные ощущения словно ветром сдуло. Девушка открыла глаза, заливаясь румянцем смущения. На пороге стояла женщина лет за тридцать. Она недовольно упёрла руки в бока.
— Это что ещё за безобразие? Вам что, своих комнат мало, студенты?!
Сердце забилось в груди, требуя выпустить его наружу.
“Это ж где такое видано-то? Позор! Полный позор! Ещё и студенткой назвали, потом проблем не оберёшься”.
Лин поспешила отвернуться и закрыть лицо руками. Внутри поднималась волна ярости и злобы. Как она могла позволить себе вести себя подобным образом? Нет, немыслимо! Старуха Гретта бы за такое не похвалила.
— Луцерн, иди извинись и добудь нам время, — скомандовала Айлин, найдя, как ей казалось, единственное решение.
“Нужно увести женщину куда-нибудь. Не хватало ещё, чтобы она запомнила наши лица! Ладно, его можно, но меня лучше забыть!” — подумала Ай, жалея, что не умеет сливаться со стенами. Или проваливаться сквозь пол. Позор-то какой.
Нехотя оборотень поднялся, отряхнул штаны и пошёл в сторону выхода.
— Прошу прощения, — с явным трудом выдавил из себя он. — Обещаю, мы больше вас не потревожим. Может быть, вы отдадите мне ваши вещи? Я поставлю на место.
Луцерн улыбнулся, и по спине женщины пробежали нехорошие мурашки. Она коротко кивнула, запихнула в комнату швабру с ведром и поспешила закрыть дверь с другой стороны.
— Госпожа довольна? — поинтересовался оборотень, когда грузные шаги за дверью стихли.
— Нет! Госпожа в ярости! — выкрикнула Айлин, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слёзы. — Госпожа то, госпожа это. У тебя слов других нет?! И как ты мог додуматься… неужели нет места, куда никто не зайдёт?! И вообще, какого ты ко мне привязался, щеночек?
Оборотень сощурился. С одной стороны, ему нравился этот не сдерживаемый гнев. Чего-то такого он и хотел. Но с другой стороны, как смеет эта человечка кричать на него, представителя высшей расы? Она что, совсем страх потеряла и не хочет жить?
— Жить надоело? — рявкнул оборотень.
— О, щеночек показывает клыки. Знаешь… — Лин почувствовала в себе силу дать отпор. Она не осмелилась бы сказать что-то такое декану или профессору, но зарвавшегося волчонка надо ставить на место. — Тебе не кажется, что тебе нужны от меня услуги, а ты грозишь смертью? Судя по тому, с какой радостью ты за меня цепляешься, не так уж много кандидаток на моё место тебе удалось найти.
— Не зарывайся, человечка. Шею сверну, — прорычал Луцерн.
— Знаешь сколько раз за жизнь я уже слышала подобное? Если слишком часто слышать угрозы смерти, перестаёшь их бояться. Боюсь, этот рычаг давления больше не работает, — хмыкнула девушка, стягивая с себя наряд, предложенный оборотнем и надевая привычное платье.
Луцерн смотрел на неё жадным взглядом, но почему-то не бросался приводить угрозы в исполнение.
— Неужели жить не хочешь? — удивлённо спросил он.
— Вот то-то и оно, что хочу. Жить. А не выживать, вечно прислуживая подобным тебе. Вечно отодвигая свои желания на задний план, забывая о том, что нужно мне. Как думаешь, если все твои желания, даже такие простые, как плошка нормальной еды… если оно всё остаётся для тебя за гранью реальности. Жизнь ли это?
Оборотень не нашел, что ответить. Замер у двери с нелепо поднятой вверх шваброй, да с прищуром смотрел на Айлин.
— Чего уставился? Получил, что хотел? Я свободна? — уже спокойнее спросила Айлин, поправляя складки на юбке.
— Не свободна. Ты моя, госпожа. Никуда не денешься. Но я запомнил всё, что ты сказала, — кивнул оборотень. — Иди. Если кто попробует обидеть из нашей стаи, передай, что пасть порву.
Лин хмыкнула.
— Так уж мне и поверят. Но… спасибо, Лурцен, — кивнула она, боком протискиваясь мимо него в коридор.
Кажется, всё закончилось. Или её неприятности только начинаются?
Часть 19 (24.10)
Это был один из тех зимних вечеров, когда солнце раскрашивает белый снег в приятные оттенки розового, а тени покрывают его голубизной. В кои-то веки суровые пейзажи зимнего сезона не вызывали тоску и желание залезть в петлю. Привыкший к ярким дендрариям и оранжереям, Верио Финаччи чувствовал себя не в своей тарелке.
Конечно же, в Академии Сэртан имелся свой зимний сад. Но уединиться в нём попросту невозможно! Как насладиться гармонией, буйством красок, запахом влажной листвы, если даже ночью кто-нибудь нет-нет, да заглянет. И хорошо, если один, а не в компании шумно переговаривающихся сокурсников.
Верио поплотнее запахнулся в плащ, защищаясь от колючих порывов ветра, так и норовивших заскочить под полу, и ускорил шаг. Неприятные дела лучше делать быстро. И качественно, чтобы потом ни дай Пятеро не пришлось переделывать!
Размашистым шагом, который мало кто ожидает от утончённого эльфа, преодолев университетский кампус, Верио добрался до массивных кованых ворот, кивнул охраннику и вышел в город. На голову тут же свалились обрывки чужих заклинаний. Профессор ругнулся сквозь зубы и поспешил повесить защиту. В академии подобные последствия неудачного колдовства быстро затирались собственной системой безопасности или руками провинившихся студентов, в городе же за магическим порядком следили хорошо если в десятке элитных заведений. Да и зачем? Большинство не чувствует этого навязчивого звона в ушах, стального привкуса на губах, не видит мелких мошек, мельтешащих то тут, то там. Это удел сильных магов. А сила всегда имеет цену. Неудобства не самая страшная плата.
