И тут же испортил ее.
Зачеткину девственность.
Щелкнув ручкой, написал «отлично» и размашисто расписался.
— Можешь не ходить на мои занятия.
Я и не стала.
Через год я уже училась в медицинском на фармфакультете и закончила его с отличием.
Тем снежным вечером в Евклидовом пространстве сгинула несчастная Софья Ковалевская.
Зато на свет появилась деятельная Мария Складовская-Кюри, которая больше не допускала ошибок в общении с преподавателями мужского пола. Не краснела, не бледнела. И до всего доходила своим умом.
— Гал, приходи сегодня ко мне ночевать. Так тоскливо что-то, — я вертела в руках шнур городского телефона.
Марь Степановна, оторвавшись от беседы с очередной старушкой о пользе и вреде клизмования, с беспокойством посмотрела на меня.
— Что? Опять прихватило? — Галка шумно жевала.
— Угу. Евклидово пространство засасывает.
— Жди. Часов в десять появлюсь.
— Что так поздно?
— У меня в восемь встреча с москвичами. Ну, помнишь, я им ресторан оформляла.
— Угу.
— Угу-угу. Ты словно филин в лесу. Сказала бы что-нибудь другое, приятное для слуха.
— Например?
— Целую нежно в левую сиську.
— С чего это вдруг?
— Ну, ты же там не одна?
Я оглянулась. Мне показалось или нет, что Марь Степановна теперь стоит гораздо ближе, чем была до этого?
— Ну?
На всякий случай оглянулась еще раз. Вдруг возвожу на человека напраслину?
Марь Степановна находилась уже в двух шагах от меня. «Только для лекарственного введения», — как ни в чем небывало настаивала она на конкретном способе применения клизмы. Правда, бедной бабульке, чтобы не терять словоохотливую собеседницу из вида, пришлось переметнуться к другому окошку.
— Ну так не теряй сноровку, поддерживай созданный нами имидж, — бубнила свое Галина.
— Ладно, — я прикрыла трубку ладошкой и громким шепотом произнесла: — Целую тебя, любимая, в левую сиську.
— Нежно?
— Нежно. Все. Ночью жду.
Старушка замолчала на полуслове. Марь Степановна, чудом оказавшись за моей спиной, поджала губы.
Я открыла дверь Галке с бокалом шампанского в руке.
— Даже меня не дождалась! — ахнула подруга, сдергивая с головы шапку с помпоном. Притянув к себе мой бокал, отхлебнула. — Ух, какое холодное! Нет, чтобы к моему приходу глинтвейн сварить. Я полчаса такси ловила, замерзла как собака.
— Я сейчас тебе ванну горячей воды наберу, согреешься.
— С пеной?
— С пеной.
Пока Галка гремела кастрюльками на предмет поиска еды, я сидела на краю ванны и взбивала ладонью пену с запахом розы.
— Все, прыгай!
— А я новый заказ оторвала! Пивной подвал буду делать, — Галина, поставив на стиральную машину бутылку с шампанским, сноровисто скинула с себя одежду и, наполнив бокал, залезла в ванну. Погрузилась по самый подбородок и в блаженстве закрыла глаза.
Я стукнула своим фужером об ее.
— За нас, самых умных…
— Самых красивых, — поддержала Галка.
— Самых талантливых.
Я запрокинула голову, чтобы выпить за чудесный тост до последней капли, но, утратив равновесие, соскользнула в воду. Пенная шапка обрадованно повалила через край ванны. Галка тут же включилась в игру, и вскоре сухими на мне оставались только тапочки.
Завернутые в простыни, довольные и слегка пьяные, мы повалились на кровать.
— Видел бы кто нас сейчас, в жизни бы не отбрехались, — Галина подтянула сползшую простыню, спрятав под ней грудь. — Но мы ведь не такие?
— Нет, не такие, — поддакнула я, с любовью глядя на свою подругу. Сейчас, когда на ней не было и грамма косметики, она была похожа на девочку-подростка. Тоненькую, беззащитную… Дурак Никита. Как мог не разглядеть? Такую только на руках носить, да в глаза, как в озера, смотреться. — Ты все еще любишь Никиту?
Спросила и испугалась.
Галка кивнула.
— Он, что, действительно к нам больше не придет?
— Когда-нибудь придет. Выбьет всю дурь из головы и заявится. Вот увидишь, — как можно увереннее произнесла я.
— Скажи честно, что между вами произошло? — а в глазах застыл страх.
Я поднялась, дошла до сумки, вытрясла ее на кровать и протянула Галке мобильник.
«Я устал ждать, когда ты меня заметишь».
— А ты его заметишь?
— Нет. Никогда.
— Значит, у меня есть шанс, — Галка грустно улыбнулась. — Надо всего лишь отдать тебя замуж. Тогда у Кита исчезнут все иллюзии.
— Отдай меня замуж, Галчонок. Очень прошу.
— Завтра же утром займусь. А теперь спать, — подруга закопалась под одеяло. — Выключай свет.
Через минуту, когда шампанское и усталость нервного дня победили пытающийся соображать мозг, Галка спросила:
— Жень, как ты думаешь, купидон один работает или в паре?
— В смысле?
— Вот смотри, — она повернулась на бок, чтобы видеть мои сонные глаза. Ее потонули во мраке, и я только догадывалась, что вот этот беленький блинчик — Галкино лицо. — Кит запал на тебя, я на Кита, а ты… О тебе сейчас не будем.
— Почему это?
— Тут все слишком неопределенно. Как уравнение из сплошных неизвестных.
— Ладно, допустим. И? Причем здесь малыш в памперсах?
— А при том, что он плохо выполняет свою работу. Такое впечатление, что пуляет налево-направо без какой-либо системы. Вот и получается, Кит любит тебя, я люблю его, а ты… О тебе сейчас не будем.
— А если бы маленьких засранцев было двое?
— Они хотя бы контролировали друг друга. И договаривались. Давай я подстрелю того, а ты вот эту и посмотрим, как они сольются в экстазе. Все было бы гораздо честнее. Не было бы этих чертовых треугольников.
— Я думаю, что купидонов гораздо больше. И бьют они кучно, чтобы мы все-таки встретились со своими половинками. А то представь, один заприметил меня здесь, а второй приглядел мне пару в устье реки Лимпопо. И куковать мне тогда в одиночестве, потому как в Африку я ни за что в жизни не поеду.
— Почему это?
— Там СПИД.
— Как ни крути, — подруга тяжко вздохнула, — не видать мне Никитку как своих ушей.
— С чего взяла?
— Ну ты же в Африку не поедешь.
Я стукнула Галку по лбу.
— Давай лучше думать, что купидонам некогда скучать, тогда они не будут развлекаться, соединяя несоединяемые пары?
— Давай, — согласилась Галина. — Но ты на всякий случай грудь-то оголи.
— А это еще зачем?
— Чтобы твой купидон не промазал. А то лежишь на боку, а вся подушка поди уже стрелами истыкана.
— Ага. Сейчас фломастером еще мишень нарисую…
Резкий звонок в дверь заставил открыть глаза. Утро.
Пусть хмурое, без солнца, но … позднее. В семь утра не может быть так светло.
— Блин! Галка, проспали! — пробегая мимо часов, успела заметить, что почти десять.
Кутаясь в простыню, открыла дверь.
Светлана Сергеевна жала на кнопку звонка с остервенением. Видела, что я уже открыла, но все равно не отпускала.
— Что-то случилось? — осторожно спросила я.
— Ты… ты… — она все-таки сняла палец с кнопки, и наступившая тишина показалась божественной. — Ты заигрываешь с моим мужем! Зовешь его целоваться в туалет…
— Навет и оговор! — раздалось за моей спиной. Я сделала шаг в сторону. В коридоре, почесываясь и зевая, стояла совершенно голая Галка. Ее темные соски дерзко смотрели на опешившую хозяйку «Пилюли».
— Да! — кивнула я. Простыня съехала с моего плеча и оголила гораздо больше, чем я хотела бы показать своей начальнице. — Злые языки и старческий маразм!
Я прекрасно поняла, откуда дует ветер.
Что-что, а вновь попасть в Евклидово пространство, где мне плохо и тоскливо, я не хочу.
Глава 7. Ошибка Фенимора Купера
Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.
Франсуа де Ларошфуко
День прошел спокойно. Даже как-то уныло, чему способствовала не только хмурая погода, но и очередь из чихающих больных. Здоровые в аптеку сегодня не заглядывали. Даже за презервативами. И порадоваться хоть за какую-то удачницу не получилось.
