Князь все на нее оглядывался и хмурился, видимо, недовольный невестой, но ничего не говорил больше. Да и Баяр выглядел печальным отчего-то.
Деревня появилась быстро: сразу видно – богатая. Добротные дома из толстых бревен, частоколы вокруг дворов, широкая чистая улица с канавами по обе стороны. Дома крыты соломою, а то и дранкой, окна затянуты слюдой. На заборах – горшки, пахнет дымом и жареным мясом.
И пустота кругом. Тишина полнейшая, ни петух не вскрикнет, ни корова не замычит. И людей нет совсем.
— Видишь, хан, какая у тебя слава? – фыркнул Вольский. – Народ прослышал, что ты близко – и попрятался, да так славно, поди его отыщи в лесу. Эх, не видать нам баньки, да?
— Дозволь, княже? – вопросительно взглянул на князя один из богатырей.
— Дозволяю, Микола. Скажи иди, что свои. Ишь, князя не узнали, видать, давно не показывался в этих местах.Иди-иди, а мы тут похозяйничаем пока.
Дружинник, названный Миколой, спешился и потопал в сторону леса за деревнею, а остальные воины быстро огляделись и толкнули дверь в самый большой и богатый на вид дом. Загремели там горшками, принесли дров из поленницы, благо с собой у них были кой-какие продукты.
Баяр снял сестру с коня, провел в избу, усадил на лавку. Тут же нашлось одеяло, в которое дрожащая Листян укуталась. На улице послышались голоса, визг поросят, мычание и кудахтанье: деревенские жители возвращались домой. В избе появились какие-то тетки, тоже – крупные, дородные. Поднесли степнячке деревянный ковш с каким-то варевом, остро пахнущим травами, очень сладким и, кажется, хмельным. Выпила, мгновенно согрелась, заклевала носом. Заснуть не дали: бабы потащили ее за собой в пресловутую их баню, жаркую, почти огненную. У кохтэ было по-другому, там в шатре просто было много пара и горячая вода в бочке, а здесь ее намылили, окатили сначала горячей, потом ледяной водой, пытались стегать вениками, да она визг подняла такой, что рукой махнули: не хочет и не надо. Снова напоили тем же хмельным, переодели в чистое и уложили спать на той самой лавке.
— Ничего, завтра на рассвете выедем, и через к вечеру третьего дня будем в Лисгороде, – журчал где-то там голос князя, и Листян уснула под неспешные разговоры мужчин.
Наутро выяснилось, что Баяр возвращается домой. “Невеста” теперь под опекой Матвея Вольского, бумаги все подписаны, условия торговые обговорены – дальше дело за послами. С Листян остается полсотни степных воинов. Дальше она едет с мужем.
По обычаям кохтэ, нужно было варить чай и подавать его супругу, потом муж должен жене заплести две косы в знак того, что отныне она принадлежит ему. Ничего этого, конечно, не было, и задать вопросы Листян не осмелилась.
А вопросов было немало.
Жена ли она уже князю или нет? Будет ли какой-то обряд? Дозволено ли напрямую к нему обращаться? И может ли она вообще о чем-то просить?
До невозможности Листян радовалась сейчас своим соотечественницам, бывшим среди ее людей. Представила, как пришлось бы ехать одной со всеми этими мужчинами, которых она и по имени-то не знала, и содрогнулась. Подошла к Сельве, десятнице: маленькой, крепкой, с коротко остриженными волосами. Она знала ее давно, еще в те славные времена, когда живы были отец и мать. На свадьбе ее танцевала и плакала рядом, когда мужа иштырцы убили. Не дружили они, Сельва была на несколько зим старше Листян, к тому же жена простого воина, но теперь никого ближе у юной княгини не было.
— Листян-ага, ты только знак подай, и все будет как ты захочешь, – правильно поняла девушку десятница. – Для того нас Дженна-аах с тобой и отправила.
Вот как! Не Баяр о сестре позаботился, а жена его. Оно и понятно, мужчины о таких мелочах не думают, тем более – Великие Ханы. Наверное, Наран бы и подумал… Но Наран остался в стане, и Листян его никогда больше не увидит.
— Сельва, ты узнай у дружинников, куда мы дальше едем, прямо ли в Лисгород или еще куда-то. И… спроси, кто я теперь. Жена или невеста?
— Поняла, Листян-ага. Все будет.
Умчалась – маленькая, смелая. Сельве была по нраву ее служба, Листян видела десятницу в Тойроге – дюжина иштырцев не смогла ее даже коснуться. Дралась Сельва двумя короткими клинками – быстрая как вихрь и злая как шакал. И теперь не ходила – бегала.
Степнячка мысленно даже поблагодарила Дженну: все же они когда-то были подругами и, наверное, ханша ее любила. Просто показать это не умела, не привыкшая ни к задушевным беседам, ни к сестринским объятиям. Надо будет Дженне подарки какие-нибудь послать чуть позже. Да, Листян собой сейчас немного даже гордилась: вот она какая – добрая и заботливая.
Вернулась Сельва, доложила: по дороге заедут к волхву, там обряд проведут. В Лисгород приедет сестра хана уже княгинею.
Это Листян вполне устроило: значит, можно пока ни о чем не беспокоиться и о супружеских объятиях, которых она вовсе не жаждала, не думать. Это хорошо. Тем более, не то после бани, не то после напитка волшебного, немощь ее прошла, кости больше не ломило, глотать было не больно, а в носу лишь щекотало немного.
9. В глуши лесной
Путь к семейному счастью без брата оказался почти мучительным. Листян страшно устала: никогда еще она не ездила верхом так далеко без роздыха и остановок. Три дня в седле, без перемены одежды, без умываний – вода в ручье была ледяной, а греть для нее никто не стал. Она, впрочем, попросить постеснялась. Это дома она могла командовать, а тут – боязно. Князь не обращал на нее никакого внимания, ехал впереди со своими людьми. Даже спешится с коня не помог ни разу. Листян и сама умела, но ведь можно было хотя бы перед дружинниками показать, что с ним не простая девка едет. Словом, было обидно и очень.
Утром третьего дня, когда с неба вдруг повалил снег, свернули с тракта в лес на едва заметную тропинку. Лес был страшен для привыкшей к просторам степи девушки. Она вздрагивала и озиралась от каждого шороха, старалась не смотреть по сторонам, ведь за каждым кустом ей чудились глаза зверей, о которых она слышала лишь в сказках: беров, волков, рысов. А когда один из дружинников вскинул тяжелый длинный лук и быстро выстрелил в сторону, Листян не заорала только потому, что дыхание перехватило словно ледяными пальцами. Неужели – волки? Или еще кто страшнее?
— Славно, Некрас, – пробасил князь. — А приказ был?
— Так олень же, княже!
— Ну вот так волхву и скажешь, когда он спросит, почему в заповедном лесу его зверя убили.
— Бросить теперь? — расстроился неудачливый лучник.
— Голову свою брось! Добить, разделать и вывезти из леса. Да молить лисицу, чтобы волхв был в духе добром. Добрыня, поможешь ему. И в лес оба даже не суйтесь, ждите у дороги.
Листян перевела дыхание. Очевидно страшного волхва здесь боятся куда больше, чем дикого зверя. Неужели местный шаман настолько страшен? Вспомнила Аасора с его лысой головой и хитрыми глазками, вспомнила, как он пытался ее учить владеть силой огня, но быстро раздумал, потому что ученица из Листян вышла неважная. Стрелять она еще выучилась из лука — потому что нравилось мужское внимание, нравились восхищенные взгляды, на нее обращенные. А чего-то иного ей и не нужно было никогда, да и зачем? Она женщина, маленькая, нежная и беззащитная. О ней мужчина должен заботиться и ее защищать. Пока что так и было.
Кони шли цепочкой, медленно, но ровно. Долго – Листян успела совершенно даже успокоиться и потихоньку оглядываться. Наверное, летом здесь было бы даже красиво, пока же огромные, кривые, покрытые серым мхом стволы деревьев пугали. Некоторые поваленные стволы были похожи на огромных ящериц, некоторые – на когтистые лапы. Противно кричащая птица, низко пролетевшая над головами людей, заставила выругаться даже старого князя.
— Знать, не рад нам волхв, – испуганно пробормотал один из дружинников.
— Знать, места здесь дикие и звери непуганные просто. Вот и слетаются на дураков, сюда забредших, поглядеть, — звонко и насмешливо ответила кохтская десятница.
