меня.
Но ощущалось иначе. Казалось, она выбирала между жизнью, которую хотела, и ним. И она не могла выбирать между ним и всем другим, что любила.
Так что Медуза не стала.
Она сжала поводья. Другой ладонью она надела браслет на бицепс и сжала металл так, что он впился в ее кожу.
— Если бы я могла остаться, Алексиос, если бы могла стать женой и матерью, надеюсь, ты понимаешь, что это было бы с тобой.
Он спрыгнул с телеги. Его ноги ударились об землю со стуком.
— Знаю, Медуза. И я знаю, что другой женщины, как ты, не будет в моей жизни.
Слезы обжигали ее глаза, она ударила поводьями, чтобы лошадь бежала быстрее. Как только он оказался далеко, она позволила слезам политься.
ГЛАВА 7
Алексиосу нужно было напиться. Даже больше. Ему нужно было отключиться, забыть о бардаке, каким стала его жизнь, а потом решить, что делать с собой.
Женщина, которую он любил, уехала.
Его отец старел, и жизнь в его душе угасала, как бы Алексиос ни помогал.
Даже его будущее медленно уплывало, и он не знал, что делать дальше. Он должен был продолжать дело кузнеца.
Но чем был кузнец без жены? Он был обречен стать Гефестом?
И он пришел искать утешения в местной таверне, ведь куда еще ему идти? Когда-то тут был постоялый двор. Люди издалека ночевали тут между Афинами и их местом назначения. Они обычно оказывались тут.
Но когда таких гостей стало мало, хозяин решил, что был способ заработать лучше. И это место стало дырой, куда шли все мужчины, когда хотели забыться.
А Алексиос хотел перестать чувствовать.
Он хотел, чтобы мир опустился перед ним на колено, открыл шею за то, что он лишил его любимой. Или он хотел, чтобы мир извинился. Как бы там ни было, Алексиос прошел в дверь с одной целью.
Алкоголь.
Много алкоголя.
Он махнул хозяину, который знал его в детстве. Мужчина принесет ему любой напиток и добавит это в счет его отца. Нужно будет попросить у отца прощения, когда он вернется домой.
Или когда снова ощутит свою голову.
Алексиос рухнул на стул в дальней части таверны. Он не хотел, чтобы его тревожили, ведь уже проснулся в плохом настроении. Медуза только все ухудшила.
Какой дурак все равно отдал ей браслет?
Он знал, что она уедет. Украшение не заставит ее передумать, даже роскошное. Как она и сказала, она впервые сама приняла решение. Скорее всего, это было единственное решение, которое она приняла сама.
Многие женщины просили разрешения у отца или мужа, чтобы покинуть дом. Как жрица, она сможет ходить, куда захочет, когда захочет.
Эта жизнь подходила Медузе. Он знал это.
Ему все еще не нравилось, что она уехала.
Хозяин опустил перед ним большую кружку эля и кивнул.
— Вряд ли ты хочешь сегодня вино.
— Точно.
Алексиос поднес эль к губам. И все. Он не хотел что-то хорошее или сладкое, чтобы тело болело. Он хотел молотом по голове, а не что-то мягкое, чтобы погрузиться в сон без сновидений.
Алексиос не знал, как долго пил, глядя в пустоту перед собой. Он думал, если напьется, увидит богов, о которых все время говорила Медуза. Может, они скажут ему подрасти, или что другая женщина ждала высокого и крупного кузнеца с жутким лицом.
Он фыркнул в кружку и поднял ее. Ничто не попало на язык, даже когда он тряхнул кружкой.
Хозяин был хорошим и знал, когда можно заработать. Он пришел с еще двумя кружками, полными эля, и ушел без слов.
Может, Алексиос выглядел как тот, кому нужно было разбить себя этой ночью.
Он думал, что источал особую ауру, что его не нужно трогать. Мужчина, сидящий одиноко с кружками, не говорящий, точно был тем, кого нужно было избегать. Особенно в такую ночь, когда драки шумели на улицах.
И все же мужчина сел за стол перед ним.
Хмурясь, Алексиос посмотрел на юношу, который выглядел беспечно. Он был красивым юношей с темно-каштановыми кудрями, обрезанными у головы. Его кожа была гладкой, без шрамов, но ладони были в мозолях от труда. Он был в одежде бедняка, дыры уже порвались на плечах, словно он носил рубаху с первого дня.
Юноша выглядел как любой другой вне таверны. Так почему он осмелел и сел перед пьяным незнакомцем?
Алексиос приподнял бровь.
— Я тебя знаю?
— Еще нет, друг, — юноша жестом попросил напиток у хозяина. — Я бы попросил тебя поделиться напитком, но вижу, что ты не в настроении.
— Именно, — буркнул он.
— Тогда позволь посидеть с тобой. Мужчине не стоит пить в одиночку.
Алексиос внимательнее посмотрел на юношу. Он был юным, но Алексиос мог ошибиться с его возрастом. Его черты говорили о юности, но плечи были широкими, как у воина или того, кто много лет готовился к бою.
— Хм, — хмыкнул он под нос. — И кто научил тебя тому, что подобает мужчинам?
— Отец, — ответил юноша. Он выпил половину напитка и вытер рот. — Приемный отец. Меня зовут Персей, и я сын Зевса.
Алексиос открыл рот для ответа, но передумал смеяться в лицо юноши. Кто просто так заявил бы, что он — сын Зевса? Парень был смелым, это точно. Бог молнии и грома ударил бы по юноше, ложно назвавшим себя его сыном.
Гера ненавидела, когда слышала, что у Зевса родился очередной бастард от смертной женщины.
— Да? — спросил он. — Еще не встречал полубога.
— О, это не так, как ты думаешь. Я не герой, как многие думают, когда слышат о ребенке бога. Обычный человек, хотя моя мама сказала бы иначе, — Персей наклонил кружку к Алексиосу. — А ты? Ты кажешься крупнее многих, кого я встречал.
— Сын кузнеца.
— Ах, а я-то думал, что ты — как я, — Персей прищурился. — Как, говоришь, тебя зовут?
— Я не говорил.
— А стоит.
Алексиоса поражало, что юноша перед ним давил так сильно на незнакомца. Ему стоило поднять большой кулак и пригрозить ударить им по лицу парня. Но нет, он не мог сделать так с парнем, который только начинал путь.
И он не был бойцом. И он не хотел потом зализывать раны, понимая, что отсутствие Медузы изменило его так сильно.
Он должен оставаться хорошим. Она еще могла передумать и захотеть вернуться.
Сглотнув, он покачал головой и поддался на вопросы парня.
— Меня зовут Алексиос. Мой отец — местный кузнец.
— Отличная встреча, ведь я всегда рад друзьям, — Персей усмехнулся
