— Расширил?
— Да, он тогда пол-луга докупил, так что у вас теперь до самой Ауе ваши земли доходят, и лес дубовый. Раньше поместье еще меньше было. Хотел чуть поднакопить и докупить еще поля, но как-то не держались деньги у твоего отца. Пить он потом уже начал, поначалу только чуть выпивал. Зато щедрый был мужик, у нас после той войны много сирот было в поселении, так он каждого норовил чем-нибудь побаловать, хоть твоя мать и ворчала.
А потом видишь как получилось. Мало землей владеть, ею еще и распорядиться уметь надо. Когда я вернулся сюда уже бургманом, семью перевез, твой отец уже больше времени проводил в корчме, чем в полях. А молодые, чьи деды с ним воевали, уже не помнили ничего. Надо было их носом потыкать, чтобы помнили, кому жизнью обязаны… Но твой отец, хоть и любил поговорить о старых временах, но тот бой и ту ночь не вспоминал никогда. Я сунулся к нему как-то, так он строго-настрого велел молчать, словно стыдился чего-то. Может, что выжил.
Господин фон Хагедорн закончил рассказ и остался сидеть, подперев щеку рукой. А я только кусала губу, стараясь не разреветься вголос. Оказывается, мой отец не всегда был старым эгоистом, как его однажды со зла обозвала Анна. Он был плохим хозяином, но доблестным рыцарем и славным соседом. Мог вернуться со славой, а предпочел деньги. Заботился о чужих сиротах, но не позаботился о своих дочерях. Научил Хайко и Айко быть рыцарями, но не сумел научить Виллема…
Госпожа фон Хагедорн, вернувшаяся в гостинную во время рассказа и тихо все это время стоявшая, прислонившись к двери, молча утерла щеки и, так же молча, подошла к резному дубовому буфету, стоящему у дальней стены. Достав оттуда маленький графинчик и небольшие корт-рюмки [2], сама подала на стол, налив из графинчика по глотку сладкого ликера из цвета бузины.
После таких рассказов наши домашние склоки показались мелкими, настолько, что даже говорить о них не хотелось. Поэтому остаток вечера провели мирно. Господин и госпожа фон Хагедорн попеременно рассказывали веселые истории из своей семейной жизни, а я слушала и мечтала, что когда-нибудь так же буду сидеть за столом в своем доме и развлекать гостей своими историями.
Уже поздно вечером, засыпая на хрустящих от новизны льняных простынях, я попыталась еще раз представить себе, как будет выглядеть моя жизнь с каждым из возможных женихов. Представить получилось дом и хозяйство — я совершенно точно знала, какие занавески я сделаю для кухни и что посажу в палисаднике у дома…. Только Дирка в этом доме мне представить никак не получалось. Каждый раз, когда я думала о нем, я представляла его таким, как при нашей первой встрече: на коне, в дорожной одежде или в легком доспехе, гордого, красивого… чужого, рыцаря Его Величества.
А когда я пыталась представить мужчину в придуманном мною доме, мне все время представлялся Арвид. В рубашке с закатанными рукавами, помогающий мужикам чистить водостоки. Или с мечом в руке, бросающийся защищать не просто не жену. Еще даже не невесту… Как я там говорила: «К двадцати пяти годам хоть столько-то ума уже должно быть»? Может, ум — он и есть, почему бы не потешить себя такой мыслью, но сердце, похоже, уже выбрало само. Уже засыпая, я прижалась щекой к подушке, впервые за многие годы разрешая себе помечтать, как это будет, когда под щекой вместо подушки окажется мужское плечо.
Утро выдалось тяжелым. Не хотелось вставать, не хотелось выходить из уютной комнаты, чтобы снова столкнуться с окружающим миром. Не хотелось, но деваться было некуда. Так повелось у нас в поселении, что только самые больные пропускали службу. Даже дряхлых стариков дети и внуки привозили в повозках, оказывая тем самым заслуженное (или не очень) почтение. Я прекрасно знала, что нашу семью и так будет обсуждать вся округа: от почтенных фру до последней посудомойки. Если же я рискну не пойти, мне этого не забудут до конца моих дней. Вздохнув, я в последний раз прижалась щекой к такой удобной подушке, а потом резко откинула одеяло. И пусть никто не скажет, что у старого фон Дюринга уродилась трусливая дочь!
Уже одев рубашку и юбку, постояла немного над сундуком, выбирая кофту и чепец. Сегодня перед службой мне предстояло дать ответ господину фон Хагедорну, кого из его сыновей я выбираю. Так решили затем, чтобы уже на этой службе храмовник объявил наши имена. Ведь до осени оставалось всего-ничего, а впереди еще дорога. Благодаря Арвиду я знала, что дорога нас ожидает совсем не в Хагедорн, но и до него остальным нашим гостям предстоит добираться не менее двух недель. Думаю, после долгих недель службы, они тоже обрадуются скорому возвращению домой.
После недолгих раздумий, решила пока одеться по-девичьи. Пока помолвка не состоялась, не стоит одеваться невестой, еще больше раздражая любящих поболтать. Как оказалось, выбор был верный. Госпожа Биргит, внимательно оглядев меня и кивнув каким-то своим мыслям, его одобрила.
— Молодец, Трауте! Скромность украшает порядочную фройляйн. Но одного украшения для невесты маловато, я думаю.
— Вы советуете надеть что-то еще, госпожа Биргит?
— Да, я уже послала служанку. Так и знала, что тебе подойдет, хорошо, что мы почти одного роста.
Прибежавшая служанка принесла девичью праздничную кофту. Но не синюю, как была у меня, а черную [3]. Из дорогой ткани, с бархатными отворотами — неслыханная роскошь!
— Примерь, будет тебе подарок к помолвке.
— Спасибо, госпожа Биргит! Но это такой дорогой подарок! Я и так бесконечно благодарна Вам!
— Бери-бери. Это еще моя, подарок от кузена. А я почти и не носила, сменила на яркий «замужний» наряд. А потом уже и муж не обижал, было что носить и кроме этого. Дочек у меня нет, у невесток есть свое….
Дрожащими руками я взяла подарок. В нашей семье подобная вещь была только у матери, хотя ее кофта выглядела гораздо более поношенной. Даже Агнесс, хотя и гордилась наличием приданого, из родительского дома принесла вещи поскромнее. К моему смущению и радости госпожи Бригитт, вещь подошла. Конечно, шито было не на меня, но если тут чуть подобрать, а там — подколоть… Поход на службу, на которую я шла вместе с семьей фон Хагедорн, уже не казался мне таким тяжелым испытанием. Даже самым ревностным последователям традиции придраться было не к чему: я пока еще не одела наряд невесты. Однако же, каждый, имеющий глаза, мог видеть: сегодня — мой день.
Наш храм стоял на площади, почти сразу за главными воротами бурга. Его колокольню было прекрасно видно из окон дома господина бургмана. Так что из дома мы вышли не заранее, как это обычно бывало с моей семьей, а почти перед началом службы. Именно поэтому я полагаю, что пропустила самое «интересное».
Народ из окрестных поместий собирался всегда заранее, так что площадь перед храмом превращалась в место всеобщего сбора. Степенно беседовали семейные рыцари, почтенные фру собирались в кружок, чтобы перемыть кости соседке, хихикали молоденькие фройляйн, перед которыми красовались молодые рыцари и оруженосцы… Самое лучшее время и место, чтобы узнать, чем живет и дышит округа.
По дороге к храму народ расступался перед нами, словно волны Лабы перед носом торговой ладьи. Поскольку я шла вместе со всеми уважаемой семьей, все односельчанки мне вежливо кивали. Однако спину жгли совсем даже не добрые взгляды. Полагаю, если бы взглядом можно было жечь, моя новая праздничная кофта уже зияла бы огромной дырой сзади. Госпожа Биргит, видя общее настроение, ласково погладила меня по локтю:
— Не волнуйся, девочка, все будет хорошо. Ты уже знаешь, кого выберешь?
— Да. — Я кивнула. — Госпожа Биргит, а зачем вообще весь этот балаган с выбором? Почему нельзя было просто тихо договориться вечером, а сегодня только объявить наши имена после службы, как это обычно бывает?
— Не знаю, дорогая. Муж сказал, что так захотел старший фон Роггенкамп. Говорит, есть какая-то примета, связанная с этим выбором. Но, разве это важно, как ты будешь выбирать? Главное, выбери правильно.
