Митаром? Вперед, его адрес известен. – Мне не хотелось тратить время на разговоры с семьей.
– Спешишь поплакать? – едко спросила Ольра и добавила явную цитату: – «Сокрушительный удар был нанесен одной из Крылатых Невест: Вильгельмина Фоули-Штоттен была исключена с отбора вне всяких правил, лишь по желанию милорда Рентийского».
– Ольра, – укоризненно проворковала леди Фоули-Штоттен, – доченька, так нельзя.
– Твоя мать права, Ольра, – я растянула губы в улыбке, – так нельзя. Особенно здесь и сейчас. Ведь, во-первых, от меня зависит ваше финансовое благополучие, а во-вторых, в наш мир вернулась моя мама.
Леди Фоули-Штоттен посмотрела на меня с искренним недоумением, но промолчала: эта женщина каким-то седьмым чувством улавливала моменты, когда любопытство не повлечет за собой ничего хорошего.
– Вот твоя мать, – а вот Ольра не улавливала.
– Нет, это жена моего отца, – усмехнулась я, – а воспитавшая меня матушка сейчас заново исследует город. Леди Ауэтари вновь с нами, вы рады?
На щеках леди Фоули-Штоттен расцвели некрасивые пятна.
– Ты не смеешь называть собаку своей матерью!
– Вильгельмина, это возмутительное оскорбление, – встрепенулся любовник моей мат… моей кровной родственницы.
Но его слова я привычно проигнорировала. Этого человека не существует в моем мире, и пусть Тина считает, что такое отношение вредит в первую очередь мне… Что ж, даже если она права – я потерплю.
– Я бы не посмела, что вы, миледи. Но отец учил меня не скрывать своих чувств, а потому я говорю лишь о том, что чувствую. И так как мы все выяснили, хочу напомнить, что дом Митара – десять шагов налево и дальше направо, а у меня дела.
– Какие у тебя могут быть дела?! – взвизгнула Ольра. – Ты всего лишь пигал…
– Вильгельмина! – о, а это «влюбленные» произнесли хором.
– Твоей дочери следует думать, прежде чем оскорблять сильную и злобную ведьму, – холодно произнесла я.
И, не произнося больше ни слова, прошла на двор.
Внутри я костерила себя на все лады: ну надо же было не сдержаться! И нет, она давно напрашивалась на качественное проклятье, но… Не сейчас же! Не сейчас, когда я колдую исключительно на запасенной силе.
Бегом поднявшись в кабинет, я рухнула за стол и вытащила письмо. Ощупала его и поняла, что внутри есть что-то очень плотное, плотнее бумаги, и что-то мягкое, шуршащее.
Ладно. Ладно. Я не трусиха. Мне просто нужно открыть это письмо, прочесть и…
«Может, лучше сначала открыть письмо мастера? Оно ведь столько времени меня ждет», – эта мысль искушала. Право слово, могу ли я быть полезна в формате возвращения власти? Нет. Значит, и важного там ничего нет.
«Но мастер мертв, а Кристоф – нет», – пришла другая мысль.
Не давая себе думать, я ногтями разорвала плотный конверт и… Внутри письма еще письмо? Или…
Это были рисунки. Карандашные наброски на тонкой-тонкой, почти прозрачной бумаге. И везде была я. Смеялась, сердилась, говорила. Сидела в обнимку с Гамильтоном или… Ох, а это вся наша компания на балконе. А это…
Кристоф явно не умел рисовать себя – его фигура была показана несколькими линиями, в то время как я, лежащая в его объятиях, была отрисована очень четко и подробно.
– Глупости, – дрожащим голосом прошептала я. – Какие глупости.
Но второй, меньший конверт я вскрывала уже осторожней.
– О боги, – выдохнула я. – О боги.
Внутри оказалась тонкая пластинка окраинной стали. Я могла бы спрятать эту малышку в кулаке. Я могла бы купить особняк в столице, если бы решилась ее продать. Я… Как? Откуда?
Внутри конверта была записка – неровным почерком на газетном обрывке:
«Украл, теперь терзаюсь, хоть и оставил вместо стали драконий жемчуг. Кристоф».
Глава 4
Шум у входной двери заставил меня вздрогнуть и отвлечься. Пластинку стали я сунула за рукав и поспешила вниз, где…
Бам! И следом сдержанно-мужественный писк ушибленного Гамильтона. Все-таки зря я пару дней назад выставила в прихожую подставку для зонтиков. Мало того что сама в синяках, так еще и компаньон прищемил самый кончик хвоста. Почему именно его? А ничто другое не заставило бы его издать столь смешной возглас.
– Только не говори, что твоя шерсть ослабла и больше не держит удар простой деревяшкой, – с искренним недоумением произнесла леди Ауэтари, сосредоточенно обнюхивавшая заваленную набок подставку.
– Это я от неожиданности, – смутился Гамильтон и спрятал хвост между задних лап.
На самом деле от этой подставки страдали абсолютно все. Мастер Дейтор сделал ее сам и, как я предполагаю, вложил в нее частичку нашей разрушительной силы. Потом он не раз и не два клялся, что переделает заразу, но от слов к делу так и не перешел.
– Снова здравствуй, хвостик. Найдешь место для старой загонщицы?
– Для главной загонщицы, – поправила я ее и добавила: – Для тебя всегда будет место в моем доме.
Мой дом весьма и весьма невелик, но… Я поманила псов за собой и жестом указала на гостиную, где мастер встречался с заказчиками, а я буквально недавно имела неприятную беседу с леди Фоули-Штоттен-старшей.
Ауэтари шумно принюхалась, обошла комнату по периметру и вынесла приговор:
– Уютно, благодарю. Могу я изменить мебель?
– Все что угодно, – кивнула я.
И нам с Гамильтоном осталось только стоять и смотреть, как она колдует.
Стол и свечи исчезли, как исчезла и вся остальная мебель. Вместо них появилась огромная, толстенная круглая подушка с вмятиной по центру. Еще несколько мгновений, и с потолка спустились полупрозрачные занавеси, укрывшие спальное место от нескромных глаз.
– Что-то я забыла. – Ауэтари дернула рыжим ухом и тут же клыкасто улыбнулась: – Вспомню – сделаю. Гамильтон говорил, что вы собрались на разведку?
– Да, вдоль Гиблой Рощи до Свечи, надо оценить портальные пересветы. После сухой грозы их будет хорошо видно, особенно со Свечи.
Я предполагала, что нам откроется весьма и весьма яркая картина, которую потом придется перепроверять с отрядом. Все дело в том, что после сухой грозы воздух переполнен особенной магией, и если использовать обзорные артефакты, то можно засечь места, где наклевываются прорывы.
– Никогда не могла понять, отчего столь важное оборудование было оставлено на территории врага, – вздохнула Ауэтари.
– Потому что отступать пришлось быстро.
