class="p1">— Пройдёмте, разберёмся, — чуть не выкрикнул молодой сержант, его явно раздражало промедление, и ему хотелось как можно быстрее посадить парня в обезьянник.
— А ты чего уставилась? — молодой сержант перевёл гнев с юноши на девушку. Но Аня стояла не шелохнувшись. — Пошла вон, девчонка! — приближаясь к Анне, выкрикнул он.
— Ты чего? Отстань от девушки, — вступился второй милиционер. — Может, она задержания никогда не видела. Давай быстрее собирайся, ночь у нас поспишь, — парень кивнул и с усилием всё-таки впихнул гитару в чехол. Но было поздно, молодой уже дошёл до девушки и махал ладонью около её глаз, Аня не реагировала.
— Да она шарахнутая, — как-то уж чересчур весело констатировал он, — пакуем и её.
Аня поняла, что происходит, только тогда, когда её посадили на скамейку в КПЗ. Парень сидел рядом и внимательно разглядывал девушку, милиционеры что-то писали.
— Ты кто такая? — бесцеремонно спросил парень.
— Я Аня, а мы где?
— Да нас в участок определили, меня за несение культуры в массы, а тебя и не знаю, ты им вроде наркоманкой показалась.
— А откуда ты знаешь эти стихи? Те, что пел, — в глазах девушки появилась надежда, вот он сейчас расскажет, что знает автора, и уже очень скоро она найдёт любимого, и всё встанет на свои места.
— Это те, что про «раны»? — Аня кивнула. — Да я их в сети как-то нашёл, уже и не помню где. Вроде хорошие, на музыку сразу легли, а что, ты их тоже знаешь?
Это было как удар молотом, причём не по наковальне, а сразу этак с размаху по лицу, в челюсть или висок.
— Значит, ты не знаешь лично автора? — упавшим, поблёкшим голосом спросила девушка. Ответ был уже не важен, конечно, он не знал.
Стражи порядка долго возились, что-то писали, куда-то звонили, а потом ушли, даже не подойдя к клетке.
— А они куда?
Анечка только сейчас осознала, что она вынуждена провести ночь в отделении милиции, запертая в клетке с незнакомым сексуально активным парнем. Ей стало страшно, не то слово страшно, она опасалась. Всё же что бы ни происходило в жизни девушки, а та городская трусливая деваха ещё не до конца забита камнями, которые так щедро падают на голову нашей героине.
— Хм, наверно, ушли ловить нам сокамерников. Но я не уверен, что найдут. Здесь всё тихо, и дядя Егор не придирается особо, Сашка хуже — молодой и горячий.
— Дядя? Сашка? — Аня была в изумлении, — так это твои родственники?
— Нет, что ты, — юноша попятился и замахал руками, ловко сел и продолжил. — Нет, конечно же, не родня, но я часто здесь пою, когда дома сидеть неохота или душа болит, сил нет, уж луч ше песни попеть, людей порадовать, чем сидеть в подворотне и бухать на ворованные деньги.
Аня кивнула и тоже села на металлическую скамью камеры. Полумрак, странные звуки, она начинала побаиваться этого странного юношу.
— А когда общаешься с одними и теми же людьми, — продолжил он, — хочешь не хочешь, но знакомишься и узнаёшь черты характера. Тот, что постарше и с пузиком, это дядя Егор, можно так и называть, а тот, что молодой лейтенант, это Саша, мудак, конечно, но зазря бить не будет.
Аня съёжилась, а в голове так и тряслись последние слова «зазря бить…».
— Кстати, я Кирилл, — он улыбнулся. — Я тебя как зовут, нам ведь здесь ночь придётся провести, это нестрашно. Но, думаю, познакомиться стоит.
— Аня, — буркнула она, отвернулась.
Кирилл повёл лицом, на котором так и читалось «Не хочешь — не надо, я могу и молча посидеть».
Так прошло около часа, Аня зажалась в углу и сидела, закрыв глаза. Кирилл же умастился на другом конце скамейки и, вытащив руки наружу, что-то пытался сделать. Анечка открыла один глаз и прислушалась: тихо, еле слышно что-то скребло металл.
— Ты что делаешь? — Аня была насторожена и очень хотела, чтобы лейтенант и не думал что-то с ними делать, главное — с ней, конечно.
— Ключи достаю, они стол передвинули, стало сложнее, помоги, коль проснулась.
— Я и не спала, — бурча себе под нос, Аня подошла к Кириллу и увидела, что простым крючком и леской он умудрился сбить ключи со стола и протащить около метра по полу. — И что мне делать?
— Как что? Ты не рыбачила? Закидываем крючок и подтягиваем, помоги, руки устали.
Аня взяла крючок и швырнула. Он был слишком лёгким и далеко не летел, она попробовала ещё раз, результат тот же. Спустя полчаса у них были ключи, правда, к крючку пришлось привязать шнурок в узелках, чтобы хоть как-то докидывать до ключей, но главное дело было сделано — они открыли клетку.
— А что дальше? — Ане не терпелось уйти.
— Ну как… — Кирилл замешкался. — Берём свои вещи и…
— Уходим? А куда?
— Нет, уходить нельзя, это уже побег из-под стражи, берём вещи и коврик, а потом обратно в обезьянник.
— Зачем?
— Чтобы наутро уйти спокойно. Тебе есть где ночевать?
— Нет, — Аня задумалась. — Думаю, нет.
— Ну вот, меня тоже домой не пустят в такой час, так что берём коврик, я на нём лягу, а ты на нарах поспишь, они жёсткие, но не так холодно.
Они сгребли со стола все вещи, их просто отняли, даже досмотр не устраивали, и вернулись в камеру. Там Кирилл постелил коврик, сложенный в четыре раза, и улёгся на него, потом резко вскочил и, выйдя из клетки, стал рыться в столе.
— Ты что делаешь? — испуганно чуть не закричала Аня.
— Тихо, здесь свечи где-то есть.
Он достал огарок и зажигалку, подпалив фитиль, свеча долго не хотела разгонять мглу, и они так и сидели в полумраке, в отдалении друг от друга, но вместе смотрели на колеблющееся пламя свечи. Аня думала опять о том, что, может, это она сошла с ума? Может, всё это настоящее и только она фальшивая? Убежала от родной бабушки, ведь она её смутно, но помнит. Обдурила всех в поезде, психует на каждом углу. И куда привело её безумие? Она сидит в КПЗ, нарушая закон, с открытой дверью в метре от незнакомого парня, а что будет утром, она не знала. Но ведь должно быть что-то настоящее? Как говорил тренер: «Спокойствие, только спокойствие», — а нет, это Карлсон так говорил. Вспомнив относительно маленького летающего толстячка, Анечка улыбнулась, в голове так и звучал голос Ливанова, пародирующего Рошаля, хотя это уже не наше дело… А героиня наша удалилась в воспоминания. Ей вспомнился тренер, и как они подъезжали к городу…
Уже виднелись первые дома, ещё
