Саша, широко раскрыв глаза в сгущающейся темноте, гадала, куда же они отправились, и пришла к грустному выводу о том, что из дома на ферме есть только два пути: в поместье и в подвалы. И если люди на ферме и в поместье были высшим классом, пригодным в пищу, то к третьему типу относились те, кто не представлял ценности для вампиров. Они и становились объектом для охоты и добычей собак.
Саша не верила, что в подвалах томились тысячи больных и умирающих людей. В такое милосердие верилось слабо. Скорее всего, их отправляли на самую тяжелую работу, в надежде, что непригодное для пищи население естественным образом сойдет на нет.
Через полчаса Лариса вернулась с девушкой, шатко бредущей к своей кровати с опухшими красными глазами. На щеке у нее красовался след от пощечины. А еще через час ее нечастые всхлипы затихли, и она заснула, кутаясь в одеяло.
Уставшее тело после тяжелого рабочего дня молило о расслаблении. Ноги гудели, и Саша вспомнила о парочке заноз, которые завтра нужно обязательно вытащить и обработать руки. Уже сквозь подступающую дремоту, она почувствовала как качнулась кровать и ощутила посторонний запах. В ту же секунду ее накрыло тяжестью, а к горлу прижалась чья-то рука.
— Молчи, или это лезвие тебя прикончит. — Раздался возле уха шепот Генриха.
Всем телом он навалился сверху, упираясь костяшками кулака с зажатым лезвием под девичий подбородок. Беспомощно шаря руками под подушкой, Саша пыталась нащупать свою зубную щетку. Лишь одеяло отделяло ее от полуголого жилистого извращенца, который вжимался в нее, лаская каждый изгиб тела, оглаживал грудь и живот. Частое дыхание Генриха и его толчки бедрами, из-за которых койка начала поскрипывать, казалось, должны были перебудить всю спальню, и Саша молилась, чтобы проснулся хоть кто-нибудь. Но, даже если кто-то и не спал, то предпочел не выдавать себя.
Саша схватилась руками за приставленное к горлу запястье, боясь, что в исступлении Генрих изрежет ее.
— Отвали… — прошипела Александра, не шевеля губами.
Цепкая мужская рука, вывернув хрупкое девичье запястье, с силой опустила его вниз, выгибая в локте. Тыльной стороной ладони Саша почувствовала через ткань трусов-боксеров набухшие от желания мужские яйца и твердый как трость член. Сжав тонкие девичьи пальцы, словно в тисках, Генрих терся и долбился в ее ладонь, работая бедрами.
Не в силах отвернуть головы, Саша лежала неподвижно, закрыв глаза и роняя слезы. Вряд ли Генриха возбуждало перекошенное от омерзения лицо, но он настойчиво целовал ее глаза и лоб, вдыхал волосы. То прижимал ее руку к своему паху, то принимался неистово мять грудь. Когда он окончательно потерял разум, то захваченную в плен ладонь сунул себе в трусы. Ощутив горячее мужское тело с податливыми округлостями мошонки, покрытой жесткими волосами, Александра всхлипнула и машинально отпрянула. Генрих тут же налег на нее, зажав рот рукой. Ее рука в неудобной позе была зажата между их телами, и Генрих начал вколачиваться бедрами в беспомощную женскую кисть.
Движения похожие больше на конвульсии окончились резким взрывом, и теплая вязкая сперма оросила ладонь и затекла между пальцев.
Саша взвыла от отвращения, но слезы и горечь потонули, зажатые влажной мужской пятерней, сдавившей половину лица.
— Женщин они всегда любят больше. — Прошептал он со сбившимся дыханием, утыкаясь носом в ее шею, — У вас больше шансов получить бессмертие или попасть в хозяйскую постель. Вас держат для красоты. Нас же держат за рабов. Как думаешь, если бы сегодня сбежала ты, они бы спустили собак? Теперь мы знаем, что нет.
Генрих провел влажным кончиком языка по ее щеке, слизав дорожку из слез.
— Он скоро придет к тебе, и я, действительно, хотел помочь, но я тебе противен. Что ж, это твой выбор.
— Слезь с меня, — взвыла сквозь слезы Александра, едва сдерживая ярость.
— Если захочешь быстрой смерти, свяжись со мной. — Последнюю фразу Генрих обронил будто бы другим тоном. Он плавно спрыгнул с верхней койки и забрался под одеяло. А Саша, забыв о тишине, с громким прыжком свалившись на пол, опрометью бросилась в душевую.
Вода из крана не полилась, а только раздался протяжный засасывающий свист.
Плюнув на осторожность, Александра выскочила во двор посреди ночи в футболке и трусах и принялась намывать руки в колодезной воде. В ведерке суетливо покачивался на поверхности тонкий кружок льда.
От низкой температуры конечности покрылись колючей гусиной кожей, а изо рта вырвалось облако пара.
Умывшись свежей обжигающе-ледяной водой, расплескав половину ведра на землю, Саша умудрилась намочить футболку, и мокрая ткань мерзко холодила грудь под порывами ветра.
Слезы уже прекратились, и осталось брезгливое чувство тошноты и отчуждения от собственной запятнанной руки. Опустив кисть в ведро со льдом, она не вынимала ее, пока кости не начало ломить от холода. Ей хотелось выжечь и убить все, что попало на кожу: вырвать и забыть.
Сквозь ветер, послышались тихие шаги, и резко обернувшись, вспомнив о собаках, она встретилась глазами с бесшумно подошедшим Гектором. Темная фигура двигалась по-волчьи, выступая из тени, будто перед прыжком гипнотизируя жертву.
Во мраке его надвигающиеся широкие плечи закрывали звездное небо, превращая ночь в непроглядную тьму, пожирая бледный лунный свет габаритами.
— Похоже, нам стоит сократить рацион работников фермы, — негромко начал он. — Раз у вас постоянно появляется желание кормить своей порцией других.
— Я уже сказала, это вышло случайно. — Выпалила Саша. Гектор неторопливо оглядел силуэт груди, облепленный мокрой от брызгов футболкой, и опустил глаза на голые ноги и босые ступни в мерзлой траве.
Опомнившись, Александра бросилась к дому.
— Я тебя не отпускал. — Отрезал Гектор жестко, и Саша застыла, не добежав пары шагов до двери.
— Мне холодно. — Жалобно просипела она, и непроизвольно шмыгнула носом, полным влаги от слез.
— Потому что ты забыла где-то почти всю свою одежду. Или ты здесь кого-то ждала? — Он иронично приподнял одну бровь и подошел ближе, не делая резких движений, поднес руку к девичьему лицу, разворачивая к себе, и огладил пальцами, едва коснувшись скулы.
Саша неровно выдохнула, боясь пошевелиться, прикрыв глаза пушистыми ресницами. Страх и желание убежать на ее лице не скрылись от него, и он нехотя убрал руку.
— Можешь идти.
— Доброй ночи, — на радостях пожелала она, взявшись за дверную ручку.
— И Александра, — остановил он ее, — мы не кормим людей из подвалов тем, что готовят в поместье и на ферме. В вашу пищу добавляют вампирскую кровь, которая вас лечит. Поэтому люди живут здесь дольше и болеют меньше. Но крови не хватит всем. Излечение — это привилегия, а не право. Доброй ночи.
— А… меня это тоже излечит? — неловко спросила она прежде, чем он ушел.
— Боюсь, что нет. Для вируса вампиризма ты абсолютно здорова. Но заболеешь, если будешь ходить босиком. А теперь иди, пока я не передумал, и не пожелал чего-то большего.
Глаза Гектора недобро блестнули в темноте, и Саша, поспешно повторив пожелание доброй ночи, скорее из вежливости, юркнула за дверь. Замерзшие ноги словно деревянные с болью опускались на пол при каждом шаге. Девушка прокралась к высокой кровати и, с отвращением оттолкнувшись пяткой от койки Генриха, впорхнула наверх. Злость, которая было утихла на какое-то время, вернулась вновь. У Саши в груди зародилась жгущая нутро жалость к самой себе. Губы сжались в тонкую дрожащую линию в попытке сдержать всхлип, кожа на шее засаднила от воспоминания о прикосновении лезвия.
Ощупав горло, она коснулась подушечками пальцев крошечной царапины, оставленной насильником. Гигант Гектор не мог не почуять ее. А Генрих… наверняка оцарапал ее специально, чтобы она стала легкой добычей ночью за пределами дома.
Глава 5. Болезнь и убийца
Мокрые брюки липли к ногам и тяжелым тряпьем тянули ко дну, но Анхель упорно шагал, увязая в песчанном дне по пояс в соленой воде. Рюкзак, который он надеялся сохранить сухим, держа над головой, промок почти сразу, как он спрыгнул с лодки в мутную от песка воду. Главное, не попасться пограничникам, и тогда он без проблем доберется до Варны к исходу ночи. А оттуда автобус увезет его в любую точку на карте.
