– Да, на Хротгаре женский мир! Женский! Мы выбираем мужчину. Это так. Вам, наверное, рассказали, что это обидное действие для мужчины?! Что в других мирах не так?! Что всё иначе? Но разве хоть один мужчина на всех хротгарских землях когда-либо был обманут любовью женщины?! Был?! Нет! Не был!!! Ни один хротгарец, выбранный женщиной, не был покинут ею, предан ею или забыт! И в горе, и в радости! Так за что?! За что вы так?! Потому что вы изначально сильнее?! Или потому, что этот Ловкач рассказал вам, что бывает иначе?!
Верховная замолчала, она сделала несколько крупных шагов вперёд и теперь снова стояла прямо напротив правителя, разделённая с ним только длинным трапезным столом. Но всё её внимание теперь обратилось к сидящим мужчинам.
- Бывает иначе! – снова вздохнула она. – Бывает! Те, кого благословил путь звёзд, могут поведать, что вселенная огромна. Разве это секрет?! Там много всего непохожего на наш мир. Но что ж, теперь нам всё копировать подчистую, как безумным? Глупцы! Оставьте Хротгару его право – право жить так, как завещано нашими предками! Ведь всё в нашем мире не случайно! Или придёт расплата… А она уже идёт!
И теперь Веховная повернулась к Яннике, и от неожиданности та задрожала.
- Что ты видела там, девочка, когда мы пролетали над городом. Я помню твой страх. Расскажи!
Янника смутилась, потому что все взгляды теперь были прикованы к ней. Словно её впервые рассмотрели сейчас все сидящие, словно до этого она была невидимкой, а сейчас её выставили на всеобщее обозрение голой. Но… Нужно было отвечать. И Янника, разжав ладошки, собранные непроизвольно в кулачки, стала говорить:
- С Западной стороны, Верховная, на город идёт большая беда… Огромная… Месяц – два… и она будет здесь! И мне кажется, ни одна иллике не сможет её остановить… да простит меня Снежная дева!
- Что за беда?
- Мне то неведомо!
Никто из сидящих за столом не усомнился в правдивости слов иллике. Ибо иллике не умели лгать. И лишь правитель, чувствуя нутром, что сегодня истекает не только старый день, а сегодня приходит конец его безграничному правлению, его паутине из слов, интриг, подкупа и страха, налился красным цветом негодования. Он чувствовал, что с каждым новым словом Верховной приходит конец всему тому, что он с таким трудом выстроил за три десятилетия, что вели его к власти. И виной всему – эта холодная белокурая тварь, которая своим медовым голосом разрушает дело всей его жизни.
- Тварь! – не сдержался Ловкач. - Тварь! Заткните её!
И от его грубых слов вздрогнули мужчины-южане, словно просыпаясь. Но Ловкач уже не сдерживался, ибо ему уже было плевать:
-Не ведают они! Ха-ха-ха! Как продумано!– он вскочил, нетрезво пошатываясь. – Кличут беду! Ведьмы! Как вы все мне надоели, белёсые стервы!
И, ослепленный невероятной ненавистью, он схватил со стола серебряный поднос с остатками мяса и одним слитным, отточенным воинским движением, со всей своей былой силой, кинул его в неподвижно стоящую жрицу. Серебро рассекло воздух звенящим свистом.
Сверкающий круг летел прямо на иллике. Быстро, протяжно, зло, неся очевидную смерть всем оказавшимся на пути. С середины стола, резко откидывая в сторону тяжелый стул, кинулся мужчина в военной форме, в котором Янника запоздало узнала того офицера, что сегодня помогал им, обессиленным, дойти до платформы. Но офицер не успевал!
Жрица видела летящую в неё острую, как лезвие, серебряную боль и закрыла глаза, чтобы с достоинством встретить неизбежное. Каждую иллике ждёт свой конец. И принимать его необходимо с достоинством. Так учила своих последователей Снежная дева.
Но между Верховной и серебряной смертью встала стеной неизвестно как успевшая сюда от самой двери Гутрун.
- Мама… - испуганно вскрикнула Янника, тоже подаваясь вперед.
Девичий крик, звуки мужских быстрых ног, жесткие голоса, звон летящей серебряной смерти и громкий сильный треск неожиданно лопнувшей цепи, на которой крепилось в самом центре деревянное колесо с сотней свечей. Все смешалось в единое. Потому Янника и пропустила тот самый момент, когда перед двумя белокурыми женщинами, становясь непреодолимой преградой, рухнул, всё сминая на своем пути, деревянный остов люстры. Серебряный поднос жалобно взвизгнул, ударившись о неведомую в воздухе преграду, и упал на пол, жалобно звеня, свернувшись, словно смятая бумага, не причинив иллике никакого урона.
Возмущенные мужские голоса, призывавшие правителя прийти в себя, нестройно прорезали пространство зала. Но бледная Верховная даже перед лицом смерти не растеряла своей язвительности:
- А вот и награда! Спасибо правитель. Нам, северным иллике, по душе твоё гостеприимство!
И прежде чем окончательно шагнуть вон, она перевела взгляд на растерянного офицера, того самого, рванувшего к ней, и пропела вполголоса:
- Увози свою семью отсюда, юноша. Озёрный край примет тебя с радостью и почётом. Слово даю. Скажешь на границе, что Тира Светлая благословила…
***
До рассвета было еще далеко. На промозглом ветру тяжело было возвращаться. Но и оставаться – невозможно. Верховная приказала лететь на площадь к Храму, где, по давнему повелению Снежной девы, всегда мог найти приют каждый страждущий. Но ворота храма, вопреки всем правилам, были закрыты. Тогда Верховная, подмигнув Яннике, приказала Сигни «вспомнить былое», и та, усмехнувшись, побежала искать порошинки… Но порошинок возле храма не оказалось. И в округе тоже. И пришлось иллике сесть на маленький выступ у храмовых ворот, чтобы хоть немного прикрыться от промозглого холодного ветра. Хорошо хоть плащи оставались на женщинах, и они, сняв два, повесили серебряную ткань на решетчатый забор, отгородив себе небольшое пространство, а тремя другими, сев теснее, укрылись от ночного холода и ветра.
- Что ж, – усмехнулась Жрица, – будем встречать рассвет ночным бдением. Вспомним молодость!
Глава 7
С той ночи жизнь Янники круто изменилась. Верховная, спускаясь с платформы возле главного храма Озёрного края поутру, приказала Гутрун:
- Дочь спрячешь до поры до времени. На виду спрячешь. Так надёжнее, Благочестивая. Не спорь! Отправишь в Дергиборг. Пусть поработает малой вёльвой. Там старая Хейд давно помощницу себе просит. Да из сестёр, сама знаешь, никто на покой не спешит. А так Янника мир увидит и, может, чему полезному научится, да и спеси поубавит.
От слов Верховной Янника обиженно надула губы. Какая такая спесь? Нет её у Янники! Совсем нет! И вздёрнула обиженно свой прелестный носик. Но жрица рассмеялась и любовно потрепала её по розовой щёчке:
- Ну, ну! Не дуйся, маленькая злючка! Тебе полезно будет! – и, повернувшись к Гутрун, снова приказала отрывисто и сурово: – Сама к ней ни ногой! Уж не знаю, что на земле творится, но дела страшные. Пусть о даре девочки твоей поменьше знают. Сигни и Гарди молчать умеют, а за других не поручусь. А у старой Хейд не забалуешь! – и она подмигнула Яннике.
И на этом всё. Благочестивая Гутрун только руками всплеснула. Да разве с Верховной поспоришь?! В тот же день собрали Яннике небогатый скарб. Шелковые платья да сорочки попрятали по сундукам, а льняные платья, что поплоше, сложили в дорожные сумки. На ярмарке в тот же день было куплено все необходимое. Белокурые волосы Янники заплели плотно в тугую косу и уложили низко, закрепив медными пиками. Присыпали чуть тёмной пудрой. А из всего великолепия иллике только один золотой вестник оставила мать, на всякий случай, повесив золотой конус на чёрный шнурок и засунув дочери его за пазуху.
- Куда ты едешь? – осторожно интересовалась у Янники сестрёнка Дэгни, испуганно наблюдая за стремительными сборами.
Но Янника и сама не очень понимала, куда её отправляют. Она только сейчас отчётливо осознавала, в каком закрытом, ограниченном мире жила все свои пятнадцать полных лет.
Когда последние приготовления закончились, мать протянула Яннике книгу для записи расходов и мешочек монет на первое время.
