и закрыть лавчонку.
— Ваше Величество, давайте выйдем в зал и я вам покажу на картине живой артефакт. Я уверен, что именно его вы хотите заказать.
Я вышел из кабинета злой, еле сдерживая себя, чтобы не размазать этого старикашку по стене.
Я тростью указал на одну из картин, висевших за спиной маленькой пигалицы с красивым лицом и недовольно зарычал.
Хопкинс приказал девушкам встать.
Они присели в глубоком реверансе, а потом я обратил внимание, что эта арноидка исподлобья смотрит на меня!
Хопкинс скривился от её выходки.
Он не давал девушкам команду садиться на место и она не имела права поднимать на меня глаза.
Я, заметив её взгляд, вначале криво усмехнулся, но потом удивился этому смелому, решительному, непокорному, одержимому, сверкающему страстью, как у иномирянок взгляду….
Я не остался равнодушным, я словно заметил что-то очень важное для себя, но пока не понял что.
Она не была похожа на чистокровную, холодную, флегматичную, безэмоциональную арноидку. В ней было что-то загадочное и притягательное.
Я в упор смотрел на неё и не мог отвести глаза.
* * *
Ольга.
Его необыкновенно синие глаза пристально в упор смотрят на меня и я под взглядом этих красивых глаз тушуюсь и опускаю глаза. Этот пронизывающий насквозь взгляд, словно ренгеном просвечивает меня изнутри, а потом вылетает наружу и сканирует с головы до ног. Я едва не теряю сознание и нервно сглатываю слюну. В горле, как в Сахаре, всё пересохло.
Видимо, судьба-злодейка в первый же день решила посмеяться надо мной и столкнуть нас с принцем Филиппом лбами?
Но зачем?
Чтобы сразу убить и не дать возможности пожить в этом мире?
Я тяжко вздыхаю, стараюсь это сделать бесшумно, чтобы принц не заметил моего волнения. Тру незаметно монетку и мысленно обращаюсь к Золюшке за помощью.
Я знаю, что мне ни в коем случае нельзя было встречаться с ним, тем более на него смотреть!
Золюшка же предупреждала! Но всё получилось внезапно, совершенно неожиданно.
Что теперь будет? — недоумённо думаю я и непроизвольно сжимаю от напряжения одну руку в кулак.
А потом вдруг понимаю, что мне нужно рассабиться и вести себя естественно, ведь ничего уже не изменить и не исправить.
Девушки смотрят на меня, ментально переговариваются между собой, но я не знаю о чём они говорят и меня это страшно бесит!
Да что ж такое? — злюсь на себя. — Шикарное утро у меня сегодня! Не правда ли? — иронично спрашиваю Паулиса.
А этот мохнатый паук глубоко зарылся в волосы и помалкивает.
Он что, тоже испугался инквизитора?
Принц махнул тростью и мистер Хопкинс разрешил нам сесть.
— Золина! Сегодня повезло тебе, так повезло! — загадочно-сочувствующе шепчет мне та девушка, что сидит справа от меня.
Мне нечего ей ответить. К тому же я не знаю её имени.
— Да, повезло, как утопленнику в море, — с сарказмом думаю про себя и я не знаю что будет дальше.
— Так на которой из них? — нетерпеливо нервно повторяю свой вопрос мистеру Хопкинсу и мельком поглядываю на девушку.
Она очень красивая, хотя я много видел красивых принцесс, но что-то в ней было особенное…, что её резко отличало от них.
Хопкинс что-то на картине пытается мне показать, но моё внимание привлекла эта девушка с большими голубыми глазами и я не слушаю объяснения хозяина лавки.
Я никак не могу разобраться что именно с ней не так?
Что меня в ней смущает, напрягает и волнует одновременно?
Отвожу взгляд от картины, артефакт подождёт. Это не к спеху.
Хочу подробнее узнать оней.
— Это кто? — с особенным интересом спрашиваю мистера Хопкинса, кивая головой на голубоглазую блондинку.
— Золина…. дочь скоропостижно ушедшего лорда Эдмонта Каламара.
— Слышал о нём, — сухо равнодушно говорю Хопкинсу и вижу, что эта крошка прислушивается к нашему с ним разговору.
— Говорят, что он ответил за грехи своей жены и его убила чёрная вдова, — зашептал тихо Хопкинс, но она всё равно услышала, хотя выражение её лица не изменилось.
Надо же, владеет собой, как иномирянка! — подумал про себя и мне хочется, чтобы я ошибся в своём предположении.
Теперь я не смогу хладнокровно сжечь её на костре, если это действительно так.
— Я советую тебе не болтать всякие глупости, чтобы потом самому не отвечать за грехи домочадцев, — строго нравоучительно говорю Хопкинсу и снова внимательно смотрю на голубоглазку.
— Эта Золина точно арноидной расы? — усмехнувшись, интересуюсь у лавочника.
— Вы что, в этом сомневаетесь, ваше величество? — взволнованно спрашивает меня Хопкинс.
— Её мать — леди Аманис Каламар…, - начал говорить хозяин лавки, а потом прикусил язык.
— И что же её мать? — я стал нетерпеливо спрашивать его.
Хопкинс замялся и ничего не отвечает.
— Говори! Я приказываю тебе! — строго сказал лавочнику. — Ты что не видишь, кто перед тобой?
— Ничем не могу помочь, ваше величество! Я лучше воспользуюсь вашим советом и не буду повторять чужие глупости, — стал открещиваться Хопкинс. — Я лично сам ничего не видел и ничего не знаю, — и смело посмотрел мне в лицо.
У них что здесь особая аура, раз они ничего не боятся? — недовольно подумал об этой магической лавке.
— А я вот возьму и сейчас проверю — арноидка она или нет?! — недовольно рыкнул на Хопкинса и стал принюхиваться.
Я выставил правую руку вперёд по направлению Золины. Потёр пальцы ладони между собой и из неё появилась голубая, узкая, извивающаяся, как змея стрела. Она становилась шире и приближалась точно к девушке.
Я, затаив дыхание, наблюдал за магической петлёй и реакцией маленькой пигалицы.
Неужели эта голубоглазка — землянка, чей след был мною потерян?
И теперь она скрывается под личиной Золины Каламар, но как это возможно? — от одной этой мысли меня словно ошпарило кипятком и мой лоб вспотел.
Я достал платок из кармана и нервно промокнул его.
Мистер Хопкинс недовольно хмыкнул, но ничего мне не сказал. Ему явно не понравилось то, что я задумал сделать.
В этот момент у меня словно произошло раздвоение личности.
Я не хотел, чтобы она оказалась землянкой и в тоже время хотел насладиться победой, если это она.
От Филиппа Ван Дайка ещё никто и никогда не скрылся!
Лицо Золины абсолютно ничего не выражало, передо мной была настоящая безэмоциональная арноидка. В первый момент в её глазах вспыхнуло недоумение, но она быстро справилась с ним, а потом на секунду промелькнула снисходительная ирония.
Мне впервые в жизни стало стыдно, что я прилюдно позволил себе усомниться в подлинности расы девушки.
Но стрела выявления расы запущена и её
