молодых служанки, работающие на постоялом дворе, выглядывают из-за ящиков с едой, тайком наблюдая за мужчиной без рубашки. Я бы посмеялась, но моё внимание привлекает их разговор:
— Если бы Уилмер Оцоа пришёл ко мне со своим топором, я бы умерла от счастья, — заявляет одна с хрипотцой в голосе и многозначительными интонациями. — Вот скажите мне, откуда у музыканта такие мышцы и шрамы?
— Можешь предложить ему свою компанию, Сильвия, — советует другая. — Только посмотрите, как он рубит эти дрова. Этот мужчина явно давно не получал удовольствия.
— Сильвия не станет ничего предлагать. Он же только женился. Это грех! — возмутилась самая младшая из них.
— Брак не делает из тебя экспертом в вопросах плотских утех, — девушка выделяет интонацией последние два слова.
Они дружно хохочут. Я сдёргиваю простыню, скрывавшую меня от них.
— Нет, брак не делает, — говорю я, улыбаясь. Они вскрикивают и стремительно краснеют. — А вот практика — да.
“Я ненавижу тебя”.
“Я ненавижу тебя сильнее”.
Мы сказали это друг другу всего несколько минут назад. Но насмешки этих девиц, которые едва ли старше меня, напомнили мне о тех годах, что я провела под такими же косыми взглядами. Я пытаюсь убедить себя, что меня раздражает их поведение только потому, что они позволяют себе вольности с мужчиной, который играет роль моего мужа. Подобное неуважение не стала бы терпеть ни одна молодая жена. Я твержу себе, что надо придерживаться нашей легенды. Если окружающие засомневаются в наших чувствах друг к другу, у них могут закрасться подозрения в реальности нашего брака. Я внушаю себе, что мы не должны испортить такое прикрытие.
И поэтому я направляюсь к Кастиану. Он не спрятал под иллюзией свои шрамы на груди и плечах. Забыл об осторожности из-за нашей ссоры.
Замахнувшись топором, Кастиан резко замирает, его взгляд останавливается на мне, как если бы травоядное заметило охотящегося на него хищника. Я обнимаю одной рукой его шею, запуская пальцы в волосы, и притягиваю его к себе.
— Что ты…
— Нас подозревают, — быстро шепчу. — Нам надо…
Кастиан сжимает кулак на моей пояснице, и я чувствую, как он весь напрягается от отвращения. Он крепко прижимает меня к своей груди, блестящей от пота. Моя вторая рука оказывается зажата между нашими телами, прямо напротив его сердца. Я чувствую его биение, такое же быстрое, как и моё.
Мы тянемся друг к другу одновременно. Наши зубы сталкиваются, но его жёсткий поцелуй тут же смягчается. Он проводит языком по укушенной губе, и я чувствую ноющую боль внизу живота, когда из его горла вырывается стон. Ему, должно быть, противно это. Как и мне. Ведь так? Тогда почему я не могу перестать впиваться ногтями в его кожу?
У меня перехватывает дыхание, когда он сжимает меня сильнее, поднимая в воздух. Отстранившись, проводит мозолистым большим пальцем по моей щеке и дальше к шее, где распускает мою косу, накручивает её на кулак и слегка натягивает.
— Не используй меня так, Нати, — шепчет он и оставляет последний поцелуй на моей открытой шее, поверх широкого белого шрама.
Потерявшая дар речи, я возвращаюсь на постоялый двор, прекрасно осознавая, что девушки наблюдают за мной со смесью благоговения и ревности, продолжая заниматься своей работой.
Поднявшись по лестнице, я забегаю в уборную.
— Слава Матери всего сущего, — выдыхаю я. Никогда ещё не была так рада месячным.
Спускаюсь на первый этаж и оплачиваю у доньи Саграды горячую ванну и новое нижнее бельё. Нет смысла смущаться при женщине её возраста. Но я всё же заверяю её, что никакой беременности не было. Она берёт монеты и подаёт мне чистое полотенце и пару морских губок.
Она ласково касается моей щеки со словами:
— Не переживай, скоро понесёшь.
В ванной я долго и старательно растираю тело. Касаюсь языком внутренней стороны губы, где зубы Кастиана оставили маленькую ранку. Напоминаю себе, что так было нужно. И почему люди так любят новобрачных? Не понимаю. В прошлом городе мы гуляли под ручку и время от времени чмокали друг друга, не размыкая губ, чтобы убедить всех в нашем браке. И как только за нами закрывалась дверь номера, мы всегда расходились по разным углам. Но сегодня было иначе.
Я прокручиваю в голове его потрясённый взгляд, напряжение, с которым он обнимал меня, будто боролся с желанием оттолкнуть. И голос звучал почти умоляюще: «Не используй меня так, Нати».
Я заканчиваю мытьё головы, вставляю губку, чтобы впитывала кровь, и ополаскиваюсь остатками остывшей воды. Но стоит мне выйти из ванной, как я едва ли узнаю наш номер. Самодельная лежанка куда-то пропала, в камине горит и потрескивает огонь. Ужин накрыт фарфоровой крышкой, три широкие свечи расставлены вокруг свежего букета полевых цветов.
А у подножия кровати стоит Кастиан, старательно стряхивая лепестки с покрывала.
Какое идеальное начало романтического ужина с моим псевдомужем.
— Это не я, — спешит оправдаться Кастиан. На его лице отражается паника.
Мои влажные волосы свободно лежат на плечах, и когда я подхожу ближе, замечаю, что он тоже только вымыл голову. От него пахнет мылом и древесными ароматами.
— У меня и мысли не было, что это ты, — усмехаюсь я, убирая грязную одежду.
— Донья Саграда сама себя превзошла! — он бросает лепестки роз в камин и отряхивает ладони.
— Я готова поговорить. — Занимаю место за столом и поднимаю крышку. Пряный запах рагу из кролика пробуждает дикий аппетит. — Без обиняков.
Кастиан садится передо мной, одетый в свободную чёрную рубашку, расстёгнутую на груди. От света свечи тени танцуют на его предплечьях, когда он накладывает наш ужин на большие тарелки. Кто бы мог подумать, что принц Пуэрто-Леонеса будет накрывать на стол, заботясь, чтобы в первую очередь хватило мне. Я наливаю вино в стеклянные кубки. И затем мы смотрим друг на друга, не зная, кто должен начать.
— Рен…
— Можно я скажу? — тихо перебила я. — Я тут часами пыталась набраться смелости. Я кое-что скрывала от тебя. — Он откидывается на спинку стула, и я не знаю, как воспринимать его внимательный взгляд на мне, но я знаю, что должна сказать правду ради нашей миссии. — С моими воспоминаниями что-то не так.
Он подаётся вперёд, опираясь на локти.
— В каком смысле?
Я прикусываю нижнюю губу. Я почти ни с кем не обсуждала свою магию, кроме Деза и бывшего наставника — Иллана.
— В моём разуме есть специальное место, куда я запираю чужие воспоминания. Всё, что я забрала у пустышек, хранится там, но также там спрятаны
