— Свадебный эликсир не действует второй раз, — напомнил он. — А мы его уже пили.
— Знаю. Ты у меня… мо-ло-дец, говорю же! Поэтому придется… мда.
— Что придется?
— Тебе какая разница? — сварливо отозвалась леди. — Ты ж у нас… не претендуешь. Вот и не претендуй. Предоставь это маме.
Илль
Сон мне в этот раз снился странный. Я давно не снимала на ночь подаренное богиней кольцо, но и насланные ею сны прекратились. Здесь было что-то другое.
Я проснулась, как от толчка, но разлепить веки удалось с большим трудом. Вокруг все равно было темно — как будто мне набросили мешок на голову. Впрочем, и ощущения были именно такими. И тут же я поняла, что не могу пошевелиться.
Сонный паралич. Кажется, так это называется? Или я просто все еще сплю?
— Ни о чем не волнуйся, милая, я все устрою, — смутно знакомый женский голос звучал будто сквозь вату. — Но придется потерпеть. Больно не будет!
Все-таки сплю. Иначе как объяснить, что вокруг по-прежнему кромешная тьма, а меня как будто кто-то взял за руки и ноги и куда-то несет? Бред же.
Мысли тоже ворочались с трудом, и даже испугаться как следует не выходило.
Меня довольно долго несли, поднимали, а потом как будто усадили куда-то. Под мерное покачивание, скрип колес и цокот копыт я снова задремала. Мы ехали… долго. Меня снова несли, а потом везли. Я просыпалась, понимала, что по-прежнему не могу шевелиться, и засыпала опять. Иногда рядом что-то бормотал женский голос — обращаясь то ко мне, то к кому-то еще. Иногда звучали отрывистые команды разными голосами.
А потом меня снова подхватили на руки.
— Аккуратнее! — прошипел все тот же женский голос.
Что-то буркнул мужской голос, меня снова подхватили за руки и ноги — и снова куда-то несли.
А потом поставили. И я осознала, что теперь не могу пошевелиться уже стоя. Просто… стою. Руки по швам.
С головы вдруг сдернули мешок — или покрывало, что бы это ни было — и я заморгала, привыкая к свету. Впрочем, на мое счастье, свет не был ярким, и исходил от множества чаш с разноцветным пламенем, установленных по периметру зала.
Это явно был Храм всех богов. Только… какой-то странный. Никогда таких не видела.
Прежде всего — практически во всех сайларских храмах были высокие сводчатые потолки. Здесь потолок оказался низким — если бы я вытянула руку вверх, наверняка могла бы коснуться его кончиками пальцев.
Алтари тоже оказались приземистыми и основательными, вырезанными из грубого серого камня. Зато все алтарные чаши — из драгоценных металлов, тончайшей работы, богато инкрустированные россыпями сияющих самоцветов. В центре зала вместо привычной многолучевой звезды высилась еще одна чаша — на сей раз каменная, и над ней курился, свиваясь в вихри, дымок. Впрочем, ее я рассмотрела лишь краем глаза — повернуть голову было по-прежнему невозможно.
Больше всего поражали статуи за алтарями. Они смотрелись карикатурами на богов. Все, как одна — до того низкие и широкие, что казались почти квадратными, длиннорукие, с грубыми лицами, крупными носами и маленькими глазами. Прямо передо мной за алтарем красовалась и вовсе невообразимая скульптура — коротконогой, зато очень пышногрудой женщины с носом-картошкой и… кудрявыми бакенбардами! Она была выточена из белого мрамора настолько искусно, что казалась почти живой. Женщина кокетливо выставила в вырез струящегося платья мощное бедро. Уголки ее губ были чуть приподняты, а и без того крохотные глазки весело щурились.
Что это за место? Что за странный, богохульный храм?!
В этот момент в поле моего зрения оказался приземистый бородатый жрец с кружкой в руке — и я едва не расхохоталась, найдя ответ на свои вопросы — на самом деле вполне очевидный. Просто этот храм строили не люди. Он гномий!
А статуя передо мной… я остановила взгляд на алтарной чаше, в которой ровно горело ало-розовое пламя, и снова захотелось смеяться. Да это же Аллира! Прекраснейшая из женщин… в гномьей интерпретации.
В голове будто кто-то сердито фыркнул, и я мысленно пожала плечами. “Извини, — мысленно обратилась к богине. — Просто это было… неожиданно”.
Губы прекрасной мраморной гномки как будто едва заметно дрогнули.
Почему-то казалось вполне естественным стоять вот так и разговаривать мысленно с богиней. В полной уверенности, что она слышит.
— Ну, — бородатый жрец тоскливо вздохнул и с чувством почесал объемистое брюхо, а потом еще и отхлебнул из кружки, над которой возвышалась шапочка белой пены — и до меня донесся крепкий пивной аромат. Жрец неторопливо водрузил кружку прямо на алтарь, вытер усы и окинул взглядом меня, а затем кого-то рядом. — Раз вы сюда приперлись, стало быть, сами знаете, зачем. Хотя могли бы и утра подождать. Ишь, приспичило!
Жрец снова перевел взгляд на того, кто стоял по правую руку от меня, и хмыкнул, а потом обратился к кому-то за нашими спинами:
— Квелые они у вас какие-то.
— Волнение, — хладнокровно ответил все тот же смутно знакомый женский голос. — Предсвадебное.
И вот здесь меня окончательно накрыло осознание: я не сплю. Все происходит на самом деле.
Предсвадебное! Меня тут замуж выдают без спросу!
Я попыталась дернуться — и снова ничего не вышло. Открыть рот тоже не удавалось.
Интересно, и как они собираются добиться от меня согласия?
Хотя… ох. Это же гномий храм!!
*
Еще во время учебы в Сайларском институте благородных девиц одна из моих сокурсниц вышла замуж. На свадьбу она пригласила всех соучениц без исключения. Все мы стали подружками невесты в одинаковых платьях, которые были будто нарочно сшиты так, чтобы уродовать совершенно любую фигуру, а какой-то особо ядерный оттенок сиреневой ткани любой цвет лица превращал в желтый. Все, чтобы оттенить свежесть и прелесть невесты.
Впрочем, все мы были готовы простить счастливой невесте даже эти кошмарные наряды — так за нее радовались. Все происходящее казалось нам до ужаса романтичным. Кто-то томно вздыхал, кто-то завидовал, кто-то украдкой даже вытирал умиленные слезы.
И только единственная гномка в нашей группе — да и, по-моему, во всем “институте невест” — всю церемонию фыркала и закатывала глаза. Как потом объяснила сама Базилина, человеческие свадебные церемонии — как, впрочем, и эльфийские, и принятые у большинства других народов — она считает до ужаса глупыми.
— Ну не глупость ли вот это все, — разглагольствовала она после, — “Мы собрались здесь, чтобы соединить…”? Нет, реально, он думает, кто-то пришел на свадьбу и не знает точно, зачем? А не бредятина ли — спрашивать у жениха и невесты, согласны ли они — и прочую чушь? Раз уж приперлись, так, наверное же, знали, куда шли и зачем?
Базилина вообще не отличалась изысканным стилем речи и приводила в отчаяние нашу учительницу словесности.
— Но как же! — тут же возмущенно загалдели остальные девчонки, — а вдруг их кто-то принуждает! А вдруг жених ее заставил!
— А если “вдруг”, — справедливо отметила гномка, назидательно подняв палец, — если уж кто заставил обмотаться в восемь слоев кружевами, заштукатурить лицо до неузнаваемости, обвеситься всеми фамильными брюликами разом и нацепить до того модные туфли, что морду перекашивает от боли и штукатурка сыплется, да еще явиться в храм — так уж наверное, этот кто-то позаботился и о том, как заставить сказать “Да”? Иначе зачем и затеваться было?
Тут все озадаченно примолкли, осознавая, что, как ни странно, гномка права. Все знают, что нет-нет да случаются все же браки по принуждению. Но раз случаются — значит, невесты и женихи все же исправно говорят “да” перед алтарем.
На гномьей церемонии, по словам моей сокурсницы, никаких глупостей у жениха с невестой не спрашивают. Гномы — народ обстоятельный, с бухты-барахты в храм не ходят, а решения о браке принимают, тщательно взвесив все “за” и “против”, познакомившись с родней и скрупулезно проведя взаимную оценку имущества. И раз уж дошли до храма — можно быть уверенным, они точно знают, что делают. Так что в храме их без лишних церемоний женят, новобрачные приносят щедрые дары богам, а уж развеселое празднество для всей родни до восьмого колена включительно начинается после.
