сказал:
— Её больше нет.
— Да, — сказала я, желая отвернуться от этого горя, сквозившего в его голосе.
— Она не вернётся.
— Она сказала, что это единственный путь.
Он положил руки на мокрую каменную колонну, и свесил голову между ними.
Я тихонько подняла письмо и спрятала его. Я решила отдать ему его, когда он будет готов.
— Мне так жаль, — сказала я, наконец, прижав руки к его спине.
Он, молча, повернулся и притянул меня к себе, крепко в меня вцепившись. И так мы стояли, прячась от остальных за каменной колонной.
***
Вечером, после того как горожан уверили, что угроза миновала, солдат отправили на улицы искать оставшихся в городе даркафов. Люди начали убирать улицы байтахиры, а я решила дойти до тюрьмы.
Камеры располагались под дворцом, и там я ещё не бывала. Чем ниже я спускалась, тем холоднее становилось. Не помогал уже даже плащ, в который я плотно закуталась. Неожиданно на меня обрушились звуки и запахи снизу. Немытые тела, экскременты и моча. Звон металла, требовательные крики. Я почти уже развернулась, почувствовав, как подступает к горлу мой ужин.
Несмотря на то, что узкие коридоры были плохо освещены, я заметила слуг, которые носили еду туда-сюда. Стражники стояли рядом и наблюдали за суетящимися слугами, то отпирая, то запирая за ними двери.
Очередная волна смрада накрыла меня, точно стена. Слева от меня я увидела дверь, сделанную из пересекающихся деревянных планок. Внутри я заметила чью-то фигуру, сидящую на полу и склонившуюся, по-видимому, над едой. В другой камере находились две женщины, ворчащие друг на друга. К двери подбежал стражник и забарабанил в неё плоской стороной меча, напугав меня, так же, как и заключенных.
Вероятно, мне было бы лучше вернуться и попросить Саалима выделить мне для этого стражника. А может быть…
— Эмель? — спросила женщина, остановившаяся передо мной и держащая в руках потемневшую серебряную миску с рагу.
Я узнала в ней работницу с кухни, но, к своему стыду, не знала, как её зовут.
Запах дрожжей и специй, поднимавшийся от миски, ощущался как тень в солнечный день.
— Я надеялась поговорить с одной заключённой, — сказала я, подойдя ближе.
— Спроси его.
Женщина указала себе за спину пяткой, а затем осторожно прошла мимо меня.
Стражник стоял лицом к двери камеры и тихо с кем-то разговаривал. Когда я приблизилась, я обратила внимание на то, что у него мягкий голос и спокойный нрав. Я не ожидала, что такой человек будет следить за преступниками. Он прервал разговор, когда я к нему подошла. Он был на удивление молод для такой должности.
— Нечасто женщины вроде тебя оказываются в этой части дворца.
Вроде меня? Он явно не имел представления о том, кто я такая. Несколько дней, проведённые внутри дворца, красивые одежды и богатые масла значили гораздо больше, чем я предполагала.
— Мне нужно встретиться с одной из пленниц.
— Я могу попробовать это организовать. С кем?
То, как сощурились его глаза, а ещё форма его носа и бороды, показались мне знакомыми.
— С Захарой. Лекарем.
Он кивнул. Несмотря на то, что его лицо находилось в тени плохо освещённого коридора, я заметила, что выражение его лица смягчилось.
— Я так и думал. Сюда.
Он вытянул руку, приглашая меня пройти по коридору, но я не сдвинулась с места. Я не могла перестать на него смотреть. Где же я видела его раньше?
— Как тебя зовут?
— Рафаль.
Я замерла. Он был более молодой версией того сказителя.
— Я знала Рафаля.
Немного печально он сказал:
— Моего отца?
— Твоего отца?
— Картографа. Мы часто с ним путешествовали и вместе рисовали карты.
— Сказитель?
— Да!
Он широко улыбнулся, и я забыла, что мы находились в тюрьме с затхлым воздухом и недружелюбными лицами.
— Я играл на барабанах.
— Да! — я рассмеялась. — Я видела тебя! Твоё лицо показалось мне знакомым. Но почему ты…
Я осмотрелась.
Улыбка Рафаля исчезла.
— После смерти отца, мне нужна была работа. Очень многие соседи моей матери оказывались здесь. И, как мне кажется, часто не справедливо.
— Твоей матери.
— Кахина? Ты, вероятно, о ней слышала. Многие считают, что у неё испорченная репутация. Я думаю иначе.
— Владелица байтахиры? — ахнула я. — Рафаль был её мужем?
Саалим говорил мне, что не был в этом уверен. Моя голова закружилась, когда я вспомнила о картах на стенах, о тех странных и чудесных иллюстрациях, что я видела в её доме.
— Я решил поработать здесь, — продолжал он. — И попытаться облегчить жизнь узникам. Тем, кто, возможно, не заслуживает… этого.
Он говорил тихо, чтобы никто не смог услышать его сквозь шум.
— Ты меня понимаешь?
Я вспомнила, как в течение целой луны я была узницей своего отца. И каким несправедливым это казалось. Если бы не мой брат — и не Саалим — моё заточение могло бы меня убить.
— Полностью тебя понимаю, — сказала я, улыбнувшись.
Я пошла в ту сторону, куда он мне указал. А сам Рафаль двинулся следом.
Ближе к концу коридора он начал говорить о новых заключенных, а затем посмотрел в дверную щель.
— Она здесь, — сказал он. — Захара, примешь посетителя?
Он прижал ухо к двери, затем кивнул и вставил ключ в замок. Лёгким толчком дверь распахнулась, и он попросил меня жестом проследовать внутрь.
— Я подожду здесь. Дверь будет не заперта. Выходи, когда закончишь.
Рафаль прикрыл за мной дверь, и то небольшое количество света, что проникало внутрь, пропало. Здесь была почти полная темнота, но, когда мои глаза привыкли, я увидела Захару, сидящую на циновке в углу. Ту же самую женщину с гладкой кожей и чёрными волосами, которая ещё сегодня пыталась лишить меня жизни.
— Думаю, тебе доставляет огромное удовольствие видеть меня здесь, — сказала Захара, когда дверь закрылась.
— Так и есть, — сказала я, изучив пространство.
Здесь не было окон. Неужели тут всегда было так темно?
Захара молчала.
— Ты ожидала, что я начну это отрицать? — спросила я.
— Чего ты хочешь?
— Понять.
— Объяснись, — медленно проговорила Захара.
Даже если ей было неинтересно видеть меня, разговор со мной мог немного её развлечь.
— Они знают, на что я способна, — сказала она. — Еду, которую они мне дают, вещи в этой комнате. Я не могу ничего из этого использовать.
Для магии.
— Саалим спросил меня, что бы я с тобой сделала.
— И что ты решила?
— Я не решила. Поэтому и пришла. Я всё ещё не до конца понимаю. Расскажи мне всё, Захара.
— Раз уж мне нечего делать, — она вытянула ноги. — У моей матери было только двое детей.
