— Ну… да, я тоже ангелов как-то по-другому всегда себе представлял. Конечно, ты не ангел, ты человек, — согласился Пётр, в душе радуясь этому факту. — Просто способности у тебя уж очень… необычные. Будем считать, что земной ангел — это просто красивая метафора. Но в остальном-то всё сходится. У тебя такие же способности, как у той девушки, и внешность, и отметина.
— Ты считаешь, я и человека могу оживить? Как-то это слишком… невероятно, — пробормотала Лин.
Пётр пожал плечами.
— Похоже на то.
Лин нервно поёжилась.
— У меня нет никакого желания проверять это на практике… Я ничего не понимаю… Зачем это? Петь, ты думаешь, я должна исполнить какую-то миссию? — спросила она немного испугано. — Такие способности… Это слишком серьёзно. Для чего они мне даны? Это же не может быть просто так…
Он какое-то время смотрел на неё, размышляя над её вопросом.
— Ты знаешь, Лин, мне кажется, совсем не обязательно, что ты наделена ими, чтоб исполнить какую-то конкретную сложную миссию, — уверенно произнёс он, наконец. — Если уж на то пошло, то магам тоже даны довольно серьёзные способности, но вопрос о том, для чего именно они нам даны, сродни вопросу о смысле жизни, как мне кажется. Возможно, ты такая, какая есть, просто потому, что ты такая, и всё тут, — ободряюще улыбнулся он. — Ну, а если у тебя есть какое-то конкретное предназначение, значит, ты его исполнишь, потому что это в любом случае не тобой определено. Так стоит ли беспокоиться по этому поводу? Живи спокойно, познавай себя, разбирайся в своих возможностях и поступай так, как сердце тебе подсказывает. По-моему так, — пожал он плечами.
— Мне нравится ход твоих мыслей, — улыбнулась она, испытывая значительное облегчение. — Так значит, я вирефия… Наверное, мне придётся к этому привыкнуть.
Глава 9. Работа для ангела
Лин снова снился тёмный лес и яркий свет, проникающий сквозь густые ветви. Она ощутила лёгкость и желание слиться с этим светом. Лин устремилась к нему… и проснулась.
В комнате было темно. Лин висела в ночной сорочке между кроватью и потолком. На этот раз она не испугалась. У неё было странное ощущение, что она что-то делает не так. Она понимала, что срочно должна куда-то лететь, но её тело было слишком тяжёлым для этого. Она закрыла глаза, припоминая свои ощущения из сна. Ярко-белый свет. Она должна слиться со светом. Сама должна стать этим светом. Она вдруг ощутила ту невероятную лёгкость и свободу, которую уже испытывала в своих снах. В одно мгновение её тело утратило свою материальность.
Через секунду Лин оказалась в каком-то странном месте. Она находилась в центре очень просторной комнаты, в которой было несколько одинаковых кроватей и прикроватных тумбочек, выставленных в ряд. В одном из углов стояла белая раздвижная ширма. Тусклый лунный свет проникал в комнату через высокие окна, ложась на пол ровными квадратами. Пахло лекарствами и ещё чем-то не особо приятным. На одной из кроватей лежал на боку, поджав под себя ноги, ребёнок. Больше в комнате не было ни души. Лин вернула себе материальную форму, что, к некоторому её удивлению, оказалось совсем несложно, сделала несколько шагов, осторожно ступая по холодному полу босыми ногами, и склонилась над ребёнком, немного опасаясь того, что он мёртв. Но её опасения оказались напрасными, ребёнок просто спал. Это была девочка лет десяти-одинадцати. Вид её заострившегося личика со впалыми щеками и тощей ручонки, высунувшейся из-под одеяла, заставил сердце Лин сжаться от жалости. Девочка мерно посапывала во сне, но во всём её облике была какая-то ужасная болезненность.
Лин осторожно взяла её за тоненькое запястье. На неё вдруг нахлынула целая буря эмоций. Совсем не детских, жутких, невыносимых, раздирающих душу. Лин в один миг всё поняла. Эта комната — лазарет в детском приюте. Родители девочки погибли в автокатастрофе. Ребёнку не под силу справиться с такой потерей. В этой девочке осталось только одно желание — умереть. Лин охватило такое отчаянье, словно это была её собственная боль, её собственное желание. На миг ей показалось, что справиться с этим невозможно. Жёсткий, удушающий комок подступал к горлу, и слёзы застилали глаза. Липкий холодный сумрак неумолимо вползал в сознание, пропитывая мысли и чувства страхом и безнадёжностью, словно смертельный яд. Всё вокруг казалось погружённым во тьму, и эта комната, и весь мир вокруг. Всё яркое, тёплое, живое онемело, застыло, словно покрылось непробиваемой ледяной коркой. На мгновение Лин показалось, что она обречена на гибель в этой вечной мерзлоте, которая поработила её тело, остудила сердце, отравила разум. Но в этот самый миг в её душе внезапно обнаружилось что-то удивительное. В самой её глубине таилась крохотная горячая искра, которая вдруг вспыхнула, разгорелась в ней, словно факел. Изо всех сил сопротивляясь мраку и холоду, Лин вспомнила о свете. О ярко-белом свете, пробивающемся через тёмную непролазную чащу. Она — часть этого света. Лин почувствовала как из девочки и из неё самой капля за каплей уходят боль и отчаянье, и возвращается желание жить.
Она осторожно отпустила детскую ручку. Ещё раз взглянула на просветлевшее личико и перенеслась к себе в комнату.
Лин залезла в кровать, натянула одеяло до подбородка и лежала так, размышляя о том, что с ней произошло. До этой ночи она с опаской относилась к своему дару, а сейчас неожиданно вспомнила, как Глеб сказал ей, что это может оказаться самым лучшим, что в ней есть, и ей вдруг подумалось, что, возможно, он прав.
* * *
До Нового года оставалось всего три дня. Иван Калиткин смылся из офиса пораньше. Он всё ещё не купил подарок для своего трёхлетнего сынишки и намеревался срочно исправить эту непростительную оплошность. Оббегав несколько магазинов детских товаров, прилавки которых после традиционного предпраздничного нашествия многочисленной покупательской орды выглядели основательно разграбленными, он нашёл наконец то, что искал. Его сын мечтал о радиоуправляемой машинке, и Иван пообещал, что за хорошее поведение Дед Мороз принесёт ему эту самую машинку под ёлку.
Иван направлялся домой с приятным чувством выполненного долга, заботясь лишь о том, как незаметно для сына протащить в дом коробку с подарком. Уже совсем стемнело. Он свернул на свою улицу. Освещение тут было отвратным, горели всего один фонарь в конце квартала да тусклые лампочки над входами в подъезды. У ближайшего подъезда явно творилось что-то не то. Там толпились подростки. До Ивана донеслись звуки потасовки. Он подошёл поближе и разглядел, что трое парней повалили на землю четвёртого и охаживают его ногами со всей дури.
