удивительно нежный марш грянул с антресолей храма, на которых засел невидимый снизу оркестр, и это стало сигналом для всех присутствующих замереть и оглянуться на прекрасное зрелище - к алтарю шла невеста.
Я, буквально пару минут назад прокравшаяся вдоль стеночки и занявшая своё законное место в первом ряду слева, традиционно отданном самым близким родственникам жениха, встала вместе со всеми и повернулась, чтобы приветствовать красавицу невесту. Правда, сначала мы все увидели четырёх её подружек в одинаковых голубых платьях, одна из которых, с белыми волосами, одарила меня сияющей улыбкой, остальные бросали в сторону жениховой родни лишь короткие и слегка испуганные взгляды.
Следом топали две очаровательные беловолосые малышки четырёх лет от роду, похожие, словно две горошины в стручке, и рассыпали по полу розовые лепестки из одинаковых корзиночек. Время от времени они оглядывались на идущих позади, получали одобряющую улыбку или кивок и продолжали гордо исполнять возложенную на них ответственную миссию. Увидев меня, радостно замахали мне руками, словно увидели впервые за неделю, а не были в последний раз проинструктированы мною и оставлены совершать важное задание три минуты назад.
И, наконец, за ними шла невеста. Под руку с отцом, который в свои почти пятьдесят до сих пор притягивал женские взгляды, но я на это давно не обращала внимания - знала, что для него на этом свете существует лишь одна женщина - я.
Мой муж, в которого я всё ещё была влюблена как в первый раз, и от которого все эти годы получала взамен точно такие же чувства, вёл к алтарю свою старшую дочь. В стройной, счастливо улыбающейся, уверенной в себе красавице уже никто бы не опознал того перепуганного и забитого заморыша, которого я когда-то стащила с другого алтаря.
Юная леди, адептка третьего курса магической академии - точнее, станет ею осенью, но два года уже отучилась на «отлично», - звезда балов и раутов, на которых в позапрошлом году Росс представлял высшему свету своих дочерей-дебютанток. У неё было множество поклонников - как и у Поузи, кстати, - но ей никогда не было до них никакого дела. Сегодня Суози выходила замуж за того, кого любила всю свою жизнь.
Всё началось с чувства защищённости и безопасности рядом с ним, чуть позже это превратилось в детское обожание, а потом, по мере взросления, никуда не делось, лишь переросло в самую настоящую любовь. К счастью для Суози - взаимную, просто ей нужно было немного повзрослеть.
Подружки невесты - Поузи, две юные родственницы Росса, с которыми близняшки дружили ещё с первой семейной встречи перед празднованием Перелома зимы, и подруга Суози по академии, - прошли мимо алтаря, свернув направо, в то время как слева стояло четверо парней: двое братьев Малик, Брелиос и ещё один парень - друзья жениха.
Так уж вышло, что с Литсом и Нилком у Крофа сейчас совместный бизнес, обойтись без Брелиоса, который стал для Крофа практически младшим братом, тоже было никак нельзя, а вот четвёртый из друзей вызвал удивление у окружающих - просто никто не ожидал увидеть среди них точную копию жениха.
Да, Кроф всё же наладил связь со своим близнецом. И, к счастью, больше не чувствовал перед ним никакой вины. Именно это пришло мне в голову когда-то, четырнадцать лет назад, когда я узнала о странном комплексе вины у Крофа - действовать через Дэйнора, его близнеца. Он знал, что у него был брат-близнец, если и не всегда - хотя «добрых людей», готовых просветить ребёнка о событиях его жизни, обычно много, - то, как минимум, после ареста отца. Не мог не знать.
После нашей с Россом свадьбы и возвращения из столицы в Дубки, я написала новому жрецу в Коряжках, человеку адекватному и присланному в моё село властями, в том числе и для того, чтобы искоренять из тёмных голов опасное суеверие, поскольку не была уверена, что Дэйнор умеет читать. Попросила зачитать пареньку моё письмо, в котором рассказала про его брата и предложила приехать в гости и увидеться с тем, кто был его точным отражением. Прислала деньги на дорогу ему и его мачехе - всё равно зимой в Коряжках никаких особых дел не было.
В общем, братья встретились. Вот такой я устроила Крофу сюрприз. И, как оказалось, это было верным решением. Мальчишки были уже достаточно взрослыми, чтобы понимать, что никто из них ни в чём не виноват - ни в своём рождении, ни в том, что случилось, когда они были младенцами. И ревновать им, как когда-то Поузи, было не к кому - у каждого была своя семья, мы у Крофа, дед, бабушка и приёмная мать у Дэйнора. Им нечего было делить, зато было, чем поделиться.
А мачеха Дэйнора рассказала нам, что живётся им теперь непросто - «общественное мнение» толпы может смениться кардинально от самого крохотного толчка. И если прежде то, что отец Крофа избавился от «жены-изменщицы», поощрялось жрецом, а за ним и окружающими, то теперь тот стал в глазах селян убийцей - и это правильно, - но в его отсутствие негодование изливалось на жену, сына и родителей «убивца и душегуба».
В итоге, вся семья Крофа из Коряжек перебралась в Дубки, где для них нашлись и дом, и работа. Особой близости с кровной роднёй у Крофа не возникло, но он нормально общался с родителями отца и постепенно сдружился с братом. Всё же, они были словно отражение друг друга в зеркале.
И сейчас Дэйнор был четвёртым другом жениха, удивляя тех, кто не был посвящён в историю младших близнецов вообще и Крофа в частности. Ничего, знающих в храме тоже немало, ещё венчание закончиться не успеет, а эта история станет известна всем.
Девочки-цветочницы закончили свою ответственную работу, у одной осталось ещё порядочно лепестков, а означенный фронт работ уже был завершён, так что она просто вытрясла остатки из своей корзинки под ноги - и частично на ноги, - Крофа и радостно потопала ко мне вслед за сестрой. В этом храме они были единственные, кроме герцога и графа, знающих сидящего рядом со мной мужчину с детства, кто не смотрел на него с благоговением и лёгким ужасом.
Получив от меня по поцелую и похвалу шёпотом, Вайолетта и Флёретта - мы с Россом продолжили традицию давать детям имена растений, - спокойно перешли в руки нянек, которые увели своих подопечных, постоянно оглядываясь на сидящего рядом со мной короля. Мы двое были единственными, кто сидел на
