Дония открыла дверь и отступила внутрь. Нет смысла притворяться, будто я не знаю, что она здесь.
Бейра вплыла в дверь с таким видом, будто была одной из роковых красавиц-актрис. После формального воздухоцелования и неискренних шуток она растянулась на диване, скрестив ноги и болтая ступнями в воздухе. Образу женщины-вамп не соответствовал только грубый посох, который она легко держала одной рукой.
— Я тут как раз думала о тебе, дорогая.
— Не сомневаюсь. — Посох больше не представлял для нее опасности, но Дония все же отошла подальше. У очага она прислонилась к каменной стене. Ее кожа ощутила тепло, однако его было недостаточно, чтобы изгнать владеющий ее изнутри холод, но лучше так, чем сидеть рядом с его источником.
Бейру холод никогда не беспокоил: она сама была этим холодом и могла им управлять. Дония же несла его внутри себя против своей воли, тоскуя по теплу. Бейра никогда не искала тепла, она наслаждалась холодом, он постоянно был с ней, словно облако ледяных духов, особенного тогда, когда это заставляло страдать других.
— Сегодня ко мне заходил мой мальчик, — сказала Бейра, как всегда, обманчиво обыденным голосом.
— Я так и думала. — Дония старалась говорить спокойно, но несмотря на десятилетия практики, в ее голосе все же прозвучали нотки беспокойства. Она сложила руки на груди, смущенная тем, что все еще волнуется из-за Кинана.
Бейра улыбнулась ее реакции и позволила паузе затянуться неприятно долго. Затем, по-прежнему улыбаясь, она протянула свободную руку, ожидая, что в ней появится бокал. Он не появился.
— У тебя все еще нет слуг?
— Нет.
— Честное слово, дорогая, ты должна завести хотя бы парочку. Лесные феи — послушный народец, хотя и не домовые, — она неприязненно скривилась. — Ужасно независимые. Могу одолжить тебе нескольких.
— И шпионить за мной?
— Ну конечно, но ведь все это мелочи. — Она махнула рукой. — Это место… действительно запущенное. Хуже, чем предыдущее. Тот маленький городок… или то была еще одна отвергнутая моим сыном любовница? Так трудно запомнить.
Дония не проглотила приманку.
— Зато здесь чисто.
— Бред. Никакого стиля. — Бейра провела пальцами по резьбе, украшающей стол у дивана. — Они не из твоего времени. — Она подняла фигурку медведя, правая лапа которого с выставленными когтями была поднята вверх. — Это работа Лайсли?
Дония кивнула, хотя в ответе не было необходимости. Бейре все было прекрасно известно. Ее раздражало, что Лайсли до сих пор видится с Донией — и Кинаном. Она уже давно не приходила, но придет. С тех пор как она освободилась от ноши холода Бейры, она скиталась по миру, выбирая пустынные районы, где шансы встретить Бейру или ее приспешников были равны нулю. Каждые несколько лет она появлялась, чтобы напомнить Донии, что холод не будет длится вечно, хотя это и казалось невозможным.
— А эти ужасные штаны, которые ты носишь?
— Это Рики. У нас один размер.
Рика не приходила к ней уже больше двадцати лет, но она была странной девушкой: ей было проще нести холод, чем быть королевой Кинана. Все они были разными. Сила воли — вот все, что было у Зимних девушек. Это лучше, чем быть похожими на ничем не примечательных Летних, которые повсюду следовали за Кинаном, словно дети.
Бейра ждала, пока Дония пыталась взять себя в руки. Наконец, Дония сдалась:
— Зачем вы пришли?
— У меня на все есть причины. — Бейра подошла к ней и положила руку на ее спину.
Дония не попросила ее убрать руку, потому что Бейра стала бы делать это только чаще.
— Не хотите мне о них рассказать?
— Тише-тише, ты еще хуже, чем мой сын. Хотя, разумеется, и не так темпераментна. — Бейра придвинулась ближе и обвила рукой талию Донии, впиваясь пальцами в ребра. — Ты была бы намного привлекательнее, если бы лучше одевалась. Может быть, тебе стоит сделать что-нибудь с волосами.
Дония отступила и приоткрыла заднюю дверь, чтобы выпустить нарастающий холод.
Она бы хотела быть такой же «темпераментной», как Кинан, но это было прерогативой Летнего Короля. Он был так же изменчив, как летние грозы, такой же капризный и непредсказуемый; он мог смеяться, когда, казалось, должен был бушевать от ярости. Но не его сила владела ею, а холод Бейры, с тех пор как много лет назад она подняла посох. Если бы этого не случилась, если бы она могла противостоять всеобъемлющему холоду Зимней Королевы, она была бы с Кинаном, у нее была бы целая вечность с ним. Но холод, заключенный в посохе Зимнее Королевы заполнил ее, и она стала его простым отражением. Дония до сих пор не знала, на кого злилась больше: на Кинана, за то что заставил ее поверить в его любовь, или на Бейру, за то что она убила эту мечту. Если он по-настоящему любил ее, почему она не стала единственной? Почему не стала его королевой?
Дония вышла на улицу. Деревья тянулись к серому небу, будто пытались кончиками ветвей прикоснуться к последним проблескам солнечных лучей. Где-то вдалеке она услышала зов оленя, который бродил по маленькому заповеднику, примыкавшему к ее двору. Знакомые места. Успокаивающие звуки. Почти идиллия, но теперь все было иначе. Ничто не приносило покоя, с тех пор как началась эта игра.
В тенях она увидела слуг Кинана. Рябинники, фейри-лисы и другие солдаты его Двора, и те, кто был почти похож на смертных, даже через десятки лет, что она видела их, казались ей странными. Они всегда были там, сдедили за ней, передавали ему все, что она делала.
И неважно, что она тысячи раз говорила ему, что хочет, чтобы они ушли. Неважно, что она чувствовала себя, как в ловушке, когда они были рядом, наблюдали и выжидали.
— Это в порядке вещей, Дон. Я несу ответственность за Зимнюю девушку. Так всегда было. — Он пытался взять ее за руку, но теперь это причиняло ей боль.
Она отошла:
— Не в этот раз. В самом деле, Кинан, убери их, или это сделаю я.
Он не видел, как она плачет, но слышал. Все слышали. Однако он не услышал ее просьбы. Он слишком привык к обществу Рики, привык к тому, что все старались ему угодить. Поэтому Донии пришлось заморозить многих его охранников в течение первых десяти лет. Если они подходили слишком близко, она покрывала их толстым слоем инея, пока они не теряли способность пошевелиться. Большинство из них приходило в себя, но не все.
Кинан же просто посылал новых. Он даже не жаловался. И неважно, насколько ужасны были ее поступки, он настаивал на том, чтобы его слуги присматривали за ней. И она замораживала их, пока он, наконец, не велел им оставаться вдали, в укрытии тисов и дубов, или на верхушках деревьев, где она не смогла бы их достать. Это был прогресс.
