Няня для главы сыскной полиции (СИ) - Маш Диана

Какая странная реакция.

Раньше мужские голоса интересовали меня в последнюю очередь. А этот отдавался горячей дрожью в животе. И разрывало двоякое чувство: ужас, что он поднимет голову и заметит меня, и желание увидеть его лицо.

— Прячься, птичка, я все рано тебя поймаю!

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кому предназначались его слова. Но оттого менее страшно мне не стало. Та уверенность и твердость, с какими они были сказаны, не оставляли никаких сомнений — этот и вправду поймает.

Если я расслаблюсь и потеряю бдительность.

Оттолкнувшись от дерева, мужчина растворился в вечерней дымке, а я так и осталась сидеть, вцепившись в шершавый ствол. Ожидая, когда шум утихнет, и город снова вернется в привычное русло жизни.

Путь на ярмарку мне заказан. Сцапают мигом. А значит одна надежда, что Глафирия Петровна позаботиться о выручке. Сумма не маленькая. Терять ее совсем не хотелось. А новых клиентов искать — дело хлопотное и энергозатратное.

Почувствовав, что начинаю превращаться в ледышку, я плюнула на опасность и попыталась слезть с дерева. Оступилась на отломившемся сучке и чуть не расстелилась на земле. Благо зрителей не наблюдалось.

— Вот ты где, а мы тебя потеряли, — раздавшийся за спиной звонкий голос моего братца, заставил меня вздрогнуть.

— Лешка, мелочь ты пузатая, напугал!

— Сама напугала! Пропала не пойми куда. Думали, служивые добрались. Хорошо, я пробежаться решил. Смотрю, знакомая макушка под деревом, — помогая мне встать, ворчал парнишка. — Пошли уже, бабка Глаша с твоими молодцами в кафетерии ждет.

И вправду ждали. В той самой кафетерии, где мы договаривались встретиться, в случае чего.

Сегодня этот самый случай наступил.

Глафирия Петровна и Антон Симонович с Аркадием Симоновичем сидели за самым дальним столиком и пили чай. С виду идиллия, а подойдешь ближе, все трое запыхавшиеся, покрасневшие и глаза по сторонам бегают.

— Слава богу, нашлась! — перекрестилась и шумно выдохнула старушка, пока моя охрана выдвигала для нас с Лешкой стулья. Ну вот, вся банда в сборе. — Мы ужо кумекали куда идти, кого просить пособить.

— Мария Андревна, плохи дела, — покачал головой Аркадий Симонович, как только от нашего столика отошла официантка в белом переднике, которой мы с Лешкой заказали по чашке чая со сладкими кренделями. — Жалоба, молвят, на вас поступила. Будто народ вы дурите, последнее обираете. Сам глава сыска на ярмарку пожаловал по вашу душеньку.

Глава сыска, значит? Ну да, такой командный голос мог принадлежать только большому начальству. Даже не знаю, быть польщенной или бежать сушить сухари?

— Глафирия Петровна, вы случайно выручку в палатке не забыли?

— Обижаешь, милая, — старушка полезла под ворох своих юбок и достала небольшой холщовый мешочек. В который я лично складывала все полученные от клиентов деньги.

— Отлично, — с облечением выдохнула я, чувствуя, как с плеч спадает тянущий к земле груз. — Заберите пока его себе, мне в доме хранить негде, а на ярмарку возвращаться нельзя.

— А шо же теперича делать? — выпучила глаза бабка Глаша.

— Искать новое место. Уже завтра. Деньги для аренды приличного помещения у нас есть. Клиенты тоже. Их терять нельзя. Они нас кормят, поят и одевают, — я оправила подол новенького, но уже изрядно помятого платья. — Кстати, их надо предупредить о переезде. Аркадий Симонович, это на ваших крепких плечах. Пустите с братом слушок на ярмарке, что знаете, куда мы переехали. И сообщайте кому надо. Списки с фамилиями клиентов вам выдаст Глафирия Петровна. Будете вычеркивать тех, кого уже оповестили. Все ясно?

Братья закивали.

— А мамке че скажем? — поднял на меня глаза Лешка.

— Ничего не скажем. Съеду я от вас уже завтра. Сам посуди, она меня или замуж отдаст, или со свету сживет. Третьего не дано.

Братец — как я привыкла его про себя величать — понуро вздохнул, но перечить не стал. Знал, что так и есть.

— Тяжко без тебя будет.

— А я тебя с собой заберу, — подмигнула я ему, чем тут же вызвала улыбку. — Будет помещение, бизнес-план. Встанем на ноги, заживем…

— Умная ты Машка. Слова странные знаешь. Раньше не замечал, — нахмурился парнишка. — Все шугалась, по углам от мамки тарилась. Глаза поднять боялась.

— Маленькая была, как ты сейчас, — щелкнула я его по носу.

— Нашла тоже маленького! — возмутился он, но под насмешливыми взглядами братьев Санниковых и Глафирии Петровны смущенно хмыкнул.

— А чего нам от служивых бегать? — вдруг поинтересовался оторвавшийся от чая Антон Симонович. — Вроде никого не неволим? Все честь по чести.

— Это полиция, — со знанием дела протянула я. — Им дай только повод придраться, а за что посадить всегда найдут. Сталкивалась — знаю. То налог подоходный скрываешь, то лицензии на образовательную деятельность не имеешь…

— Что за зверь такой — лисенсия ваша, Мария Андревна? — переспросил Антон Симонович, но я в ответ лишь отмахнулась рукой.

— Потом расскажу, — я замоталась в теплую шаль, которую вернула мне старушка и поднялась со стула. — Сейчас расходимся по одному. Идем дворами, следим за хвостом.

— Ась? — подала голос бабка Глаша.

— Глафирия Петровна, не переживайте, вас Лешка отведет!

7.2

По темному коридору я кралась на цыпочках.

Осторожно. Разувшись у входа и придерживая руками подол длинного платья. А все ради того, чтобы избежать внимания мегеры, которая при виде меня злилась так, что с ног до головы покрывалась красными пятнами.

Я пробовала трясти Лешку на предмет наших с ней отношений, ее связи с «моим» отцом, жизни с ней после его смерти. И получив ответы, сделала неутешительный вывод — пока этот мужчина был жив, она притворялась белой и пушистой, а стоило ему умереть полгода назад, оставив после себя нешуточные долги, как Анастасия Кузьминишна задалась целью избавиться от лишнего рта — нелюбимой падчерицы — продав ее подороже.

И то, что под «подороже» имелась в виду набитая овощами телега — ну так с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Последние три дня, стоило только вернуться с ярмарки, она начинала кружить коршуном и срывать на мне злость. Будто чувствовала, что ее матримониальные планы скоро полетят черту под хвост и всеми силами пыталась этого не допустить. Даже дома бы запирала, но деньги, которыми я откупалась от нее каждый вечер, перевешивали все риски и сомнения.

Ничего. Уже завтра я найду себе новое жилье и избавлюсь от этой стервы раз и навсегда.

— Вы только поглядите на эту актрисульку! — раздался за спиной визгливый голос. — Вырядилась, мерзавка. Волосы распустила. Совсем, погляжу, загуляла на своей ярмарке. Позорить перед Пал Сергеичем меня удумала?

Смотреть в пылающие ненавистью глаза, как и на поджатые, иссушенные губы не хотелось. А потому, резко обернувшись, я сконцентрировала взгляд на свисавшей с крючковатого носа бородавке.

Противно, но жить можно.

— Слушайте, давайте я вам сейчас денег дам и разойдемся полюбовно? — устало выдохнула я и чуть не отлетела к стене, когда меня огрели оглушительной пощечиной.

— Деньги мне пихаешь, дрянь такая? У нее свадьба через три дня, а она по рукам пошла!

Следующего ее замаха я благополучно избежала, когда поймала ее за запястье и со всей силы оттолкнула от себя. Мачеха, не удержавшись на ногах, упала на задницу и неверяще захлопала глазами.

— Никуда я не пошла, — выплюнула я, потирая ноющую щеку. — Это последний раз, когда вы поднимаете на меня руку. И вообще, сами выходите за своего сизоносого. Отличная из вас получится парочка. Ведьма Кузьминишна Капец. Фамилия как под вас писана!

— Ты… да ты… да я! — мачеха начала заикаться. Пыталась подобрать слова, но, видимо, мыслительный процесс, немного заклинило. Только и могла, что открывать и закрывать рот, словно выброшенная на берег рыба. Пока не додумалась набрать в легкие побольше воздуха. — Вон из моего дома! Чтобы духу твоего тут не было. Сейчас же!