Дилана снова стала мучить головная боль, его выбросило из нашего сна и начало лихорадить. Единственное, что помогало в подобных ситуациях, — это массаж головы, только после него он успокаивался и снова засыпал.
За ночь пришлось встать несколько раз. Голову кружило от недосыпа, мне казалось, что я пьяная и всё происходящее — это галлюцинации. Ах, если бы это было так…
Утром Дилан смотрел на меня виноватыми глазами. Даже предложил мне полежать, пока он готовит завтрак. Увы, в его состоянии ни о каких домашних делах речи не шло. Я вернула его в постель сразу, как только он чуть не оттяпал себе ножом пальцы.
Впрочем, я не особенно надеялась на блаженное безделье.
Дилану было стыдно, что его здоровье приносит мне слишком много беспокойства. Он старался терпеть до последнего, пока боль не затмевала сознание. Уж что-что, а к боли он привык очень давно.
Из-за болезни ему пришлось отказаться от пользования планшетом, чтения и прослушивания музыки, так как эти вещи провоцировали приступы головной боли.
Мы оба видели, что день ото дня наше положение становится всё более тяжёлым.
Мой организм тоже не мог быстро восстанавливать ежедневные кровопотери, ему требовалась свежая человеческая кровь, а как её достать в чужом государстве, куда мы приехали с мирной целью, я не представляла.
Так невесело началось наше пребывание в филиппинской деревеньке.
Я старалась приободрять себя мыслями, что это всего лишь усталость с дороги и акклиматизация.
Во второй день я договорилась со служащими, что заменю мебель в нашей комнате, и отправилась в город за покупками. Дилан остался ждать дома, пока я занимаюсь делами. У него сильно кружилась голова.
Мне удалось приобрести кровать, стол, микроволновую печь, постельное бельё, подушки, одеяло и кое-что из одежды и еды. Мелкие вещи я сразу привезла домой на такси, остальное должны были доставить завтра.
Также я распрощалась со своей шевелюрой: забежала в парикмахерскую и попросила постричь под пять миллиметров.
На такой жаре волосы мешают, а на уход за ними нужно время, которого теперь у меня было в обрез. Выглядела я теперь страшненько, зато голове сразу стало легче. О красоте можно будет подумать, когда Дилан выздоровеет.
Всё время, пока меня не было, Дилан находился в полудрёме. Ему тяжело давалось привыкание к новой обстановке.
«Эй? Я здесь, — позвала его я. — Даже ничего не поел… Ты же знаешь, что тебе нельзя пропускать приём пищи.»
«Не мог собраться с силами, чтобы встать. В следующий раз поеду с тобой, чтобы к тебе не приставали всякие таксисты, — сказал с улыбкой он. На самом же деле Дилан хотел быть рядом, потому что так он чувствовал себя лучше. — С новой стрижкой ты похожа на подростка. Буду теперь привыкать к тебе такой и мечтать, что когда-нибудь снова зароюсь носом в твои кудряшки…»
«Зато ко мне меньше будут приставать со всякими непристойными предложениями, — ответила я, обнимая Дилана за шею. — Я купила молока. Представляешь, оно здесь большая редкость! Правда, мне удалось достать только импортного, ультрапастеризованного, так что польза от него сомнительная, — я встала и налила ему стакан. — Вот. Выпей до дна. Обедать будем копчёной курицей с рисом. Ты пока приведи себя в порядок.»
«От меня несёт так, будто я не мылся целый месяц», — признался он.
«Придётся как-то справляться с этим, пока мы не вылечим тебя. Прими душ, а я приготовлю обед. Тебе помочь встать?»
«Нет, я сам.»
Мыться под холодной и не очень чистой водой — сомнительное удовольствие. Плитка в ванной была ржавого цвета, ни одно средство не справилось с загрязнениями. Мне хотелось сделать капитальный ремонт нашего жилища, проблема была лишь в том, откуда взять силы на всю эту суету. Я пообещала себе, что каждую неделю буду изменять к лучшему какую-нибудь вещь.
Все три дня, выделенные нам на освоение, я занималась бытовыми делами и заботой о Дилане. После того как нам привезли новую мебель, я выставила старый хлам на веранду, под навес. Спустя час местные обитатели разобрали все вещи по домам. Видимо, в их жилищах обстановка была ещё хуже, чем в нашем.
Обновления в обстановке немного приободрили меня. Спать на комфортной постели и обедать за нормальным столом, после которого на руках не остаётся заноз и царапин, гораздо приятней.
Вечером мы ходили гулять, однако из-за внезапно участившихся головокружений пришлось усадить Дилана в инвалидное кресло. Ему не хотелось чувствовать себя ущербным, поэтому он уже в начале прогулки заявил, что хочет вернуться домой. Он очень боялся признавать, что каждый прожитый день неотвратимо лишает его сил, отнимает нечто жизненно важное.
С четвёртого дня началась работа: утром на рисовых полях, а после обеда — в манговом и других фруктовых садах.
Наша целительница была потомственной владелицей огромной сельскохозяйственной территории и успешно справлялась с ведением дел. Почти все её многочисленные отпрыски работали на плантациях.
Мне объяснили, чем занимаются люди в полях при посадке, прореживании и сборе риса; все этапы взращивания рисовых культур здесь производились вручную, без участия техники.
Рабочие (некоторые из них такие же родственники тяжелобольных, как и я) следили за тем, чтобы почва поддерживала достаточный уровень влаги и чтобы растения не желтели и не осыпались раньше времени. Ходить по полям со шлангом — вполне приемлемый и не слишком тяжёлый труд, но если бы мне дали выбор, я бы занялась чем-то более интеллектуальным.
Управляющая плантацией еженедельно проверяла состояние жилищ постояльцев, следила за порядком. Это была молодая девушка лет двадцати, довольно дружелюбная, но очень ответственно относящаяся к своей работе и гордящаяся ей. Управляющую звали Джина, и она приходилась дальней родственницей госпоже Морено.
Джина также торговала продуктами повседневного спроса: куриными яйцами и тушками, фруктами, овощами и бытовой химией. Она всегда сообщала нам, когда в продаже появлялось свежее коровье молоко, и хотя мы с Диланом были едва ли не единственными, кто покупал его (молоко продавалось в бутылках по пол литра и стоило целое состояние, на эти деньги можно было снять в отеле номер класса «люкс»), оно никогда не застаивалось на прилавках.
Глава 8
Прошёл месяц. Мы изо всех сил старались привыкнуть к новым условиям жизни, но день за днём Дилан угасал. Он потерял около десяти килограммов веса и больше уже не вставал с постели. Его тело начало сжигать само себя, и я понимала, что прежними мерами мне не удастся стабилизировать его состояние.
Следом за Диланом начала иссыхать и я. Сказывались ежедневные физические нагрузки, отсутствие нормального отдыха и постоянное нервное напряжение.
Я заключила с больницей договор о поставке партий внутривенного питания, капельниц и донорской крови. Наша коморка превратилась в палату.
От идеи положить Дилана в больницу я отказалась, так как в этой стране врачи славились своей вопиющей безграмотностью. Смерть, как и рождение, здесь была делом частым, обычным. За жизнь особенно не боролись. На смену умершим появлялись дети, очень много детей.
Чтобы ухаживать за Диланом мне хватало собственных умений и знаний; всё, что нужно, я могла получать в больнице за деньги. Правда, ездить туда каждую неделю было довольно утомительным занятием. Кроме того, Дилану становилось совсем плохо, когда расстояние между нами увеличивалось до тридцати с лишним километров. Но нам пришлось привыкнуть и к этому.
Мне очень не нравился запах в жилище. Проветривание, ежедневная уборка, стирка и личная гигиена, помогали лишь отчасти. Болезнь не выветривалась. Дилан постоянно потел, так его организм пытался справиться с последствиями радиационного облучения и отравления токсинами и ядами, которыми его пичкали те, кто нас похитил. Каждый вечер я тщательно мыла Дилана, делала ему массаж всего тела и одевала в чистый хлопковый костюм-пижаму.
