— Вот и хорошо, значит я на вас могу рассчитывать. Этот вопрос можно считать закрытым. А, что там за привидения вокруг бани бродят? — спросила я, поднимаясь из-за стола.
Супруги дружно, коротко переглянулись, словно маленькими мячиками перебросились. Степан хотел ответить, уже и рот открыл, но его опередила супруга. Криво улыбаясь, она тоже поднялась из-за стола.
— Да, я пошутила, Эмма Платоновна! Какие привидения? Баня старая, большая, вот и шумит там иногда ветер в трубе, — женщина рассмеялась мелким, влажным смехом, словно маленькая жаба заквакала. Ее глаза при этом холодно блеснули свинцовой синевой.
Мобиль сияя помытыми накануне темно-вишневыми боками, отражая холодный свет зимнего солнца тщательно начищенными бронзовыми вензелями декора, резво, словно застоявшийся в стойле конь несся по ровной, слегка заснеженной дороге. В своей прошлой жизни, которая все больше казалась мне ярким, но уже позабытым сном, я всегда относилась к своим автомобилям, как к живым существам и давала им имена. Вот и теперь сравнив темно-вишневого монстра с верным конем, неожиданно назвала его Буцефалом. Это имя очень подходило моему мобилю. Сильный, иногда норовыистый, но верный.
Я увеличивала скорость, давая мобилю возможность" размять", его стальные" кости". Мелькали толстые, оранжево-коричневые стволы сосен. Зелеными лапами махали нам вслед сумрачные, вечно недовольные ели. Изредка нам навстречу попадались, проезжающие мобили, их причудливые, а порой забавные формы заставляли меня отвлекаться от дороги и тогда колеса моего Буцефала, начинали выписывать рванные зигзаги.
Важно нахохлившись, рядом со мной сидела разнаряженная Екатерина. По случаю поездки, она одела новеньку шубку из серо-голубой норки. Шубка была ей явно великовата, ее длинные полы едва не мели землю, не смотря на то, что привычные валенки Екатерина Васильевна сегодня сменила на поскрипывающие при каждом шаге, очевидно тоже новенькие сапожки из тонкой кожи и на высоком каблуке.
У меня вдруг возникли смутные подозрения, что шубка в былые времена принадлежала моей тетушке. Вот Агафье Платоновне, судя по портрету, она была бы в пору. Кому принадлежали сапожки раньше, я с точностью сказать не могла, слишком уж маленький был у них размер, но то, что деньги на такую роскошь повариха Катя, несомненно" заняла" из кармана своей покойной хозяйки, я почти не сомневалась. Впрочем, как говорится — не пойман, не вор. К чему сейчас это бездоказательное обвинение. Решение мной уже принято, супруги Фирсовы теперь служат в" Сладких Хрящиках" официально, а что там будет дальше — время покажет.
Размышляя на тему честных и нечестных слуг, я промчалась мимо большого придорожного строения. Длинный, двухэтажный дом, сложенный из светло-желтого камня, с двумя башнями по краям, с белым кружевом больших, полукруглых окон словно сошел с картинки буклета о путешествиях по Франции. Он выглядел немного инородным, воздушно-нарядным до неприличия на фоне мрачной стены заснеженного леса. Фоном для такого изящества должны были служить лавандовые поля и солнечные виноградники, а не унылые ели с соснами. Но это был явно не мираж, с десяток мобилей стояли возле его парадного входа, дворник чистил и без того безупречные дорожки, словно огромные вареные раки в своей красной униформе стояли швейцары возле белых, арочных дверей.
— Что за прекрасное видение мы только, что проехали? — спросила я, непривычно молчаливую Екатерину.
Женщина мигом оживилась, поправила то и дело, сползающий ей на лоб меховой берет украшенный синим пером неведомой мне птицы.
— Так, это конкуренты наши. Постоялый двор с загородным рестораном, принадлежит сыну почившего Кондрата Филипповича Беркутова, ох и богатый купец был! — женщина недобро прищурилась и усмехнулась. — А сынок его все по заграницам учился, вернулся и давай нам подножки ставить. Открыл вот" Отдохни у Пьера", все наши клиенты к нему и потянулись. Пьер! Раньше Петькой звался.
Екатерина Васильевна вдруг задумчиво провела рукой по переливчатому, короткому меху шубки.
Память на имена у меня всегда была отличной. Про богатого купца Кондрата Филипповича я слышала совсем недавно.
— Отец, этого Пьера-Петьки, не у нас ли в баньке угорел? — спросила я быстро, не давая моей собеседнице опомниться.
— У нас он угорел, у нас любезный, — вдруг злобно оскалилась мелкими, белыми зубками Екатерина.
Она подскочила, и сильно стукнулась о крышу мобиля головой.
— Проболтался все таки Степан! Телок юродивый! — женщина зашипела, возможно от боли, а возможно от едва сдерживаемой злости.
Я резко затормозила, плавно съехала на заснеженную обочину дороги.
— Екатерина Васильевна, не понимаю я вас. Про то, что в бане шестеро людей угорело, я бы все равно узнала. "Хрящики" хоть и в лесу находятся, но все же не в полной изоляции. Вы согласились мне служить, так будьте любезны, перестаньте меня водить за нос! Нам надо как-то деньги зарабатывать, у заведения репутация была не самой лучшей, как я догадываюсь. Баньки, девки и прочие вольности! А после известных вам событий, боюсь, нам не выкарабкаться! Я попробую, но и вы мне помогайте! Не хотите, я не держу. Ищите другую хозяйку!
Меня немного потряхивало, только после своей бурной речи я вдруг поняла, в каком дерьме оказалась. А у меня дети, их нужно кормить, поить и учить. Надолго ли хватит тех денег и драгоценностей которые я извлекла из вскрытого сейфа в бывшем поместье Эммы?
Успокоилась я быстро. Продать" Сладкие Хрящики" всегда успею. Постоялый двор и придорожный трактир не самый плохой вариант для бизнеса.
Я развернула мобиль и верный Буцефал резво помчался в обратную сторону.
— Куда мы едем, Эмма Платоновна? — робко спросила присмиревшая Екатерина. Васильевна.
Она заискивающе мне улыбалась, все старалась доверетильно дотронуться кончиками пальцев до рукава моей шубки.
— В гости к конкуренту Пьеру-Петьке заедем, посмотрим собственными глазами на его французкий мираж.
Мой голос звучал все еще сердито. Смотреть на Екатерину Васильевну мне почему-то не хотелось.
Глава восьмая. Бубновые короли продолжают множиться
— Вот никак не пойму, что сюда намешали хваленые, заморские повара, — задумчиво говорила Екатерина Васильевна, смакуя во рту очередную порцию заказанного ею салата.
Она прикрывала глаза от удовольствия, щурилась, а затем вдруг низко наклонялась над тарелкой, словно пыталась глазами распробовать таинственный и незнакомый ей на вкус ингредиент, который не мог опознать ее язык.
Пронзительно яркое перо, наверное выдернутое из хвоста птицы счастья, забавно колыхалось, реяло синим, пушистым знаменем над ее меховым беретом. Свой головной убор Екатерина Васильевна категорически отказалась снимать, когда мы сдавали свои шубы в гардероб.
Теперь вездесущее ярко-синие перо старательно портило мне настроение. Оно пару раз скользнуло по чашке с чаем, смахнуло белую салфетку на отполированный до зеркального блеска паркет, пыталось вместе с хозяйкой попробовать загадочный салат из большой тарелки с золотым ободком.
После того, как любопытное перышко нырнуло в мою полупустую чашку, аппетит у меня окончательно испортился. Вздохнув я отодвинула чашку на край стола и принялась рассматривать помещение и посетителей.
В это утро их было не много. Женщины одетые дорого, но просто. Мужчины в деловых костюмах. Некоторые просматривали свежие газеты, некоторые не торопясь поглощали свой завтрак.
Человек работавший над дизайном этого заведения постарался на славу, проявив весь свой талант и оригинальность. Впрочем даже самый незаурядный талант, не сможет проявиться без материальных вливаний. А денег хозяин вложил сюда немало. В оформлении просторного зала, в воздушной, словно белый зефир мебели, в высоких арочных окнах пропускающих много света, ощущалась изысканная красота.
Наши мрачные" Сладкие Хрящики", без всякого сомнения проигрывали заведению Пьера-Петьки по всем статьям. Их даже сравнивать было нельзя. Разве можно поставить в один ряд грациозного белого лебедя и косматого, неуклюжего медведя?
