мать, я
не стану ускорять твою смерть.
Герцог рассмеялся, но звук был таким же холодным и жестким, как и то пространство внутри меня.
— Ты считаешь себя великим освободителем, не так ли, пришла освободить смертных от Кровавой Короны. Освободить своего драгоценного мужа.
Во все мне замерло.
— Убить Королеву — твою мать, и захватить эти земли во имя Атлантии? — В его глазах мелькнула искра гнева. Уголок его губ изогнулся. — Ты не сделаешь ничего подобного. Ты не выиграешь ни одной войны. Все, чего ты добьешься — это террор. Ты прольешь столько крови, что улицы зальются ею, а королевства утонут в багровых реках. Все, что ты освободишь — это смерть. Все, что ты и те, кто последует за тобой, найдут здесь — это смерть. И если твоей любви повезет, он умрет прежде, чем увидит, что стало с…
Вынув кинжал из кровавого камня, я всадила его ему в грудь, пронзив его сердце и остановив ядовитые слова прежде, чем они успели проникнуть слишком глубоко. И он почувствовал это — первый осколок своего существа, первый разрыв кожи и костей. И я, со своей стороны, была благодарна ему за это.
Его бездушные глаза расширились от удивления, когда на бледной коже щек появились мелкие морщинки. Трещины углубились и превратились в паутину изломов, которая распространилась по его горлу и под воротник атласной рубашки, которую он носил на заказ. Я выдержала его взгляд, когда крошечный уголек пепла погас в его черных глазах.
И только тогда, впервые за двадцать три дня, я вообще ничего не почувствовала.
Двадцать восемь дней.
Прошел почти месяц, а постоянная боль терзала так сильно, что было невыносимо больно. Я сжала челюсти, чтобы не закричать, вырвавшись из пещеры, ставшей моим сердцем, от разочарования, постоянной беспомощности и чувства вины. Ведь если бы я контролировала себя, если бы я не вырывалась…
Было так много если. Так много способов, которыми я могла бы справиться с ситуацией по-другому. Но я этого не сделала, и это была одна из причин, почему его здесь не было.
Пышная и маслянистая яичница с кусочками жареного мяса передо мной потеряла свою привлекательность, когда в горле зародился крик, который давил на мои сжатые губы. Поднялось глубокое до мозга костей чувство отчаяния и быстро уступило место ярости. Центр моей груди гудел, древняя сила пульсировала едва сдерживаемой яростью.
Вилка, которую я держала, дрожала. Давление охватило мою грудь, закрывая горло, а эфир бился и вздымался, давя на кожу. Если закричу, если поддамся боли и ярости, звук отчаяния и страдания превратится в гнев и ярость. Крик, душивший меня, сила, нараставшая во мне, имели вкус смерти.
И какая-то часть меня хотела выпустить его наружу.
Прикосновение пальцев, на несколько тонов теплее моих, сомкнулось на моей руке, утихомирив дрожь. Прикосновение, когда-то столь запретное, вывело меня из темной колеи, как и слабый заряд энергии, прошедший между нами. Медленно я повернула левую руку так, что стал виден мерцающий золотой завиток брачного отпечатка.
Доказательство того, что мы с ним все еще были вместе, даже если были разлучены.
Доказательство того, что он все еще жив.
Мой взгляд поднялся и столкнулся с поразительными зимне-голубыми глазами вольвена.
В острых углах красивого лица Киерана и в напряжении, скопившемся на его губах, было заметно беспокойство. Он выглядел усталым, и так и должно было быть. Ведь он плохо спал, потому что я почти не спала.
Вилка снова задрожала… нет, дрожала не только вилка или моя рука. Дрожала посуда, как и стол. В коридоре задрожали бело-золотые атлантийские знамена, которые заменили знамена Кровавой Короны.
Взгляд Киерана скользнул мимо пустых стульев в банкетном зале поместья Колдра туда, где у проема в колоннах стоял на страже светловолосый атлантиец, Генерал Эйлард.
Сейчас я почувствовала то же самое, что и тогда, когда он впервые представился. Под бесстрастными чертами его лица плескалось недоверие с привкусом уксуса. Это не было удивительной эмоцией. Многие из старших атлантийцев относились ко мне с опаской — либо потому, что я была воспитана их врагами, Вознесенными, либо потому, что во мне было много такого, чего они не ожидали.
Дева со шрамами.
Заложница.
Нежеланная Принцесса, ставшая их Королевой.
Бог.
Мне было не до их настороженности, особенно когда я заставила дрожать все поместье.
— Ты начинаешь светиться, — предупредил шепотом Киеран, который я едва расслышала, убирая руку.
Я посмотрела вниз на свою ладонь. От моей кожи исходило слабое серебристое сияние.
Что ж, это объясняло, почему Генерал теперь пялится.
Опустив вилку на тарелку, я выровняла дыхание. Заставив себя забыть об удушающей боли, которая всегда сопровождала мысли о нем, я просунула руку под стол к маленькому мешочку, закрепленному на бедре, а другой потянулась к бокалу с глинтвейном. Я смыла кислый вкус пряностями, когда Эйлард медленно повернулся, продолжая держать в перчатке меч в ножнах. Белая мантия, накинутая на его плечи, опустилась, привлекая мой взгляд к выгравированному золотом атлантийскому гербу. Тот же самый герб украшал стены поместья Колдра — солнце и его лучи, меч и стрела в центре, перекрещенные по диагонали так, чтобы обе половины были равны. Ненадолго закрыв глаза, я допила вино.
— Это все, что ты собираешься съесть? — спросил Киеран через несколько минут.
Я поставила пустой стакан на стол и посмотрела в открытое окно. Из кустистых желтых полевых цветов торчали обломки фундамента. За Массеном плохо ухаживали.
— Я поела.
— Тебе нужно больше есть. — Он оперся локтями на стол.
Мои глаза сузились на него.
— А тебе не нужно беспокоиться о том, что я ем.
— Мне бы не пришлось, если бы ты не оставляла бекон нетронутым на своей тарелке… чего я никогда не думал увидеть.
Я подняла брови.
— Это звучит так, как будто ты намекаешь, что до этого я ела слишком много бекона.
— Хорошая попытка отмазаться. Но, в конечном счете, неудачная, — ответил Киеран. — Я делаю то, о чем вы с Касом просили меня. Я советую тебе.
Его имя.
Меня перехватило дыхание. Его имя причиняло боль. Мне не нравилось думать о нем, не говоря уже о том, чтобы произносить в слух.
— Я уверена, что мое ежедневное потребление пищи — это не то, о чем думал каждый из нас, когда просил тебя быть нашим советником.
— Как и я. Но вот мы здесь. — Киеран наклонился так, что нас разделяло всего несколько сантиметров. — Ты почти не ешь. Почти не спишь. И что только что
