«не рады здесь мне. Доложили, пожалуй, уже, что застали нас на одной кровати. Но, может, из благодарности, что принца вернула, помогут домой-то всё ж вернуться…»?
А дядя, обнимая принца, воркует: «Тебе, мой мальчик, надо силы восстановить. Пойдем, я тебе отвар самолично останавливающий сделаю».
И уводит его. Наградив меня напоследок холодным взглядом. И чего-то у меня сомнение где-то глубоко шевельнулось, что все его улыбки к принцу совсем не по доброте душевной… Недобрым он мне человеком показался.
«Вот с чего, спрашивается»?
А тот на пороге обернулся: «Никого к его святейшеству не пускать!»
— Ну, дядя! Наставника-то можно, — вскидывает брови принц.
— Только его! А с тобой, — и он снова сверлит меня холодным взглядом, — потом разберемся.
Они уходят. Наставник махнул рукой, и мужики испарились. Мы остались одни. Старец молча меня разглядывает.
— Что? — не удержалась я.
У него, смотрю, брови еще выше полезли.
«Ну вот кто тебя, Эля, за язык тянул».
— А ты и вправду непростая, — было мне ответом.
— Да обычная я, — говорю.
— Ну, может быть, — отвечает он мне.
И разворачивается на выход.
— Погодите! — говорю я.
— Да.
— Э-э-э… а… — я не знаю, как и сказать-то о своей просьбе.
«Не огорошить же сразу, что я из другого мира. Попаданка, блин»!
— Ты пока останешься здесь, — по-своему понял меня старец. — Тебе принесут все необходимое. Ты пока отдыхай. Я позже к тебе зайду.
«Ну отдыхай, так отдыхай, Эля». И с этими мыслями я плюхаюсь на кровать.
«Буду досыпать тогда».
Но, увы. Моим маленьким желаниям не суждено было сбыться. Ибо только я закрыла глаза, как в дверь постучали и вошли девушки. Или женщины? Неопределенного какого-то они возраста все. Все одинаково одеты в чепцах!
«Хи-хи! Надеюсь, на меня такой не напялят».
Подхватили под руки и повели из комнаты. И все это молча!
— Э, куда вы меня ведете? — возмущаюсь я.
А эти, в чепчиках, глаза на меня вытаращили, но молчат.
«Ну и фиг с вами! Я тоже буду молчать»!
А меня тем временем привели в какую-то комнату, в которой только лавка и всё. И давай раздевать.
— Э! — снова возмущаюсь. — Это зачем еще?
И вижу, что вносят лохань. Такую приличную, что мы там с девами этими неопределенного возраста все вместе, впятером поместиться сможем.
— Купаться, что ли? — спрашиваю. — Так бы сразу и сказали! Я и сама раздеться могу. И начинаю сама стягивать платье. У дев глаза становятся как блюдца.
«Да что ж они все глаза-то таращат»?! — Ладно, — смилостивилась я. — Раздевайте сами.
Те быстро раздели меня и в лохань эту меня поместили. И воду льют, и моют мне голову и меня саму… И каким-то приятно пахнущим чем-то натирают. Ну да, я столько времени ванну не принимала. И в мягкое полотенце, вернее, сказать, простынь, меня заворачивают. И уходят.
— И что?
Теперь я округляю глаза.
— А я чего так и буду тут в одной простыне сидеть?
Но вот они уже вернулись. Лохань уносят. А меня принимаются одевать.
«О, блин, это что, всё на меня напялят», — думаю, глядя на кучу всякой одежды.
«Ага, точно. Всё для меня. Да… Одевали меня дольше, чем раздевали. Оно и неудивительно. Сняли одно платье и мой, родной такой мой, комбинезон, а напялили — ой, не стоит перечислять, наверное. Это я так понимаю, наряд знатных дам у них считается. Вот как раньше в кино показывали, в исторических фильмах — платье в пол с кучей подъюбников. Корсет еще под него — неудобный, нафиг, какой-то! А вот белье мое нижнее было как-то откинуто брезгливо. И взамен ему напялили панталоны какие-то до колена почти. Фи! Ну а корсет, видать, вместо лифчика. М-да. И как ходить-то в этом? Я в том-то платье не раз запиналась. А тут»…
И повели меня обратно в комнату.
«О! А кровать-то перестелили! Привели, поклонились и испарились! Да уж. И чего мне? Как в таком прикиде спать-то? Изомну всё. И снять-то самой не получится. Сзади шнуровка».
Вздыхаю и подхожу к окну. Вернее, проему, его заменяющему. И снова на меня подуло ветерком. Ласково так. Я закрыла глаза, улыбнулась.
«Кх-м!» — раздалось над ухом.
Я подпрыгнула! Чуть на пол не свалилась, хорошо, стена рядом — за нее удержалась.
— Ну нельзя же так людей пугать! — возмутилась.
— Людей? — удивился старец.
«И как только он вошел, так тихо», — думаю?
— А можно узнать, чему ты так улыбаешься? — спрашивает.
— Так… — говорю. — Просто. Ветерок свежий из окна.
У него, смотрю, опять брови кверху лезут.
— А вы что подумали? Что, раз меня с принцем в кровати застали, то я потребую, чтоб он на мне женился! Дабы сохранить мою честь?!
— А ты сможешь потребовать?
— ЧЕ? Совсем что ли? На фига мне ваш принц сдался! — удивляюсь. — Мне бы домой как попасть… — добавляю я тихо.
Вот тут, смотрю, он уже удивляется.
— А домой — это куда? — спрашивает.
— Как куда? Домой на Землю! Э-э-э… Ну…
«Да чтоб тебя, как же мне ему объяснить-то», — думаю.
— Под землю? — меняется в лице он.
— Твою дивизию! Нет! Планета такая! Земля! — не выдержала я.
— А…
— Короче, далеко я отсюда живу! Очень далеко, — говорю я. — А, кстати, а где это мы?
— В смысле, где? — удивляется старец. — В Граде! Столице империи!
— А… ясно… — тяну я. — Хотя мне ничего не ясно.
— А что за империя? — спрашиваю.
— ?
— Ну, чья империя?
— Империя Аррилусов!
— ?
— А каков твой род? — тем временем спрашивает он.
«Женский»! — чуть не ляпнула я.
— В смысле? Кто мои родители, что ли? — исправляюсь.
— Не только. Твои предки? Они откуда?
— Так…
«С Земли»! — хотелось мне сказать, но вместо этого я промолчала.
— Ладно. Оставим твое рождение. Пока! — он сделал паузу. — Ответь-ка ты мне лучше на вопрос: как ты нашего принца в родовое гнездо вернула?
— Да откуда ж я знала, что он принц?!
— Это другой вопрос, — выдали мне.
— В смысле? — удивляюсь. — Вы чего, и вправду думаете, что я спецом принца спасала, чтобы он на мне женился?!
— Я спрашиваю. Пока только спрашиваю.
— Ну знаете ли! Я и обидеться могу! — и я отвернулась от него и уставилась в окно.
Правда, там ничего не было видно.
«Видать, высоко очень», — мелькает мысль.
А старец кашлянул. Я повернулась к нему.
— Да-а… — тянет он. — Ты правда не обычная человечка.
— Я не человечка, я человек, — машинально поправляю я.
— Почему ты о себе как о мужчине? — вскидывает снова брови старец.
— О-о-о… Э… Ну… — я не знаю, как ему объяснить. — Мужчина вы, а я женщина. А мы
