— Прости, — устало произнес за ее спиной Камлен, заставив горько усмехнуться. Яснина не стала оборачиваться, не уверенная в том, что сможет контролировать выражение своего лица теперь, когда они остались наедине, без лишних свидетелей.
— Тебе не за что извиняться. Я сама допустила ошибку, когда согласилась на встречу. Казалось бы, я достаточно давно и хорошо знаю этих магов, но даже меня им сегодня удалось удивить. Жаль, что неприятно.
— Это не твоя, а моя ошибка. Я так стремился поставить точку в этом проклятом деле, что не подумал о последствиях.
— Ты прав, Камлен, — его уравновешенный и немного отрешенный тон стали для нее последней каплей, переполнившей и без того полную до краев чашу терпения. — Ты не счел нужным сообщить, что Рогд написал обо мне. И этот странный фарс, который ты затеял. Разве сложно было предупредить меня о том, что ты хочешь сделать?
— Я не хотел, чтобы ты знала о содержании письма, потому что знал, что это причинит тебе боль.
— Мне и сейчас больно, Камлен, — она невольно прижала руку к груди, где учащенно и неровно билось о стенки в очередной раз раненое сердце. Создавалось впечатление, что ее судьбе — злодейке никогда не надоест преподносить ей неприятные сюрпризы, — потому что меня просто-напросто предали! Возможно, это не самое мудрое и храброе решение, но я предпочла бы никогда не слышать сказанных сегодня в мой адрес слов!
— Я не хотел, чтобы так получилось, — глухо отозвался князь. После секундного молчания он еще тише добавил, — в своем желании объявить о нас всему миру я зашел слишком далеко.
После его слов Яснина не выдержала и резко обернулась. Платье взвилось в воздух, закручиваясь вокруг ее ног и волнами опадая на мраморные плиты. Она со смешанными чувствами смотрела на прямо встретившего ее обвиняющий взгляд мужчину, неподвижно застывшего всего в паре шагов от нее. Но внешне он уже не казался таким невозмутимым и спокойным, как раньше. Его лицо потемнело, а челюсти были судорожно сжаты. Колдунья заметила, как он с яростной силой стискивает руки в кулаки, пытаясь сдерживать эмоции. Но сейчас его чувства занимали ее меньше всего. Да, она понимала его намерения, но принять их не могла.
— Твое признание обошлось мне слишком дорого, Камлен, — ее губы презрительно искривились, а голос стал звучать выше на несколько октав. Золотисто-карие глаза стремительно светлели, наполняясь золотистым сиянием, выдающим ее душевное смятение. — Как, впрочем, и отношения с тобой. Должно быть, ошибку мы оба допустили не сейчас, когда признались в них, а в тот день, когда решили, что они вообще возможны.
— Яснина, — он на мгновение закрыл глаза, скрывая от нее их выражение, словно слова колдуньи причинили ему сильную боль. Стараясь держать себя в руках, он продолжил, — мы оба также понимали, что однозначной реакции не будет. Но мне все равно, что скажут люди.
— А мне — нет, — холодно отрезала она, вскидывая голову, — мне не все равно, что обо мне будут говорить в стране, которой я должна буду править вместе с тобой. В моей жизни было слишком много ненависти, злобы и клеветы. Они сопровождали меня все эти годы, постоянно преследуя, настигая и накрывая с головой, словно ледяные и грязные талые воды. Но я устала от этого. Я не каменная, чтобы постоянно притворяться, что меня все это нисколько не трогает. Я устала от постоянного притворства, этой проклятой игры! Устала! И больше не хочу ее продолжать!
Она быстро вскинула руки, резким рывком освобождаясь от высокой тиары, усыпанной драгоценными камнями. Слегка отодвинув руку в сторону, она с кривой и пренебрежительной улыбкой посмотрела на непередаваемую игру света на баснословно дорогом и поражающим своим великолепием украшении. Затем с усмешкой, скорее направленной против себя самой, протянула тиару словно окаменевшему мужчине, который смотрел на нее застывшим и непонимающим взглядом.
— Это не мое. Никогда не было моим. И уже не станет таковым. Я слишком сильно забылась, решив, что все изменится. Ничего не изменилось. Даже надев все эти многочисленные роскошные наряды и украшения, я осталась той, кем и была. Совершенно обычной ведьмой, родившейся в семье простых крестьян. И никакие драгоценности во всем мире уже никогда не смогут изменить этого факта!
— Меня не волнует твое происхождение, — его лицо искривила яростная гримаса, будто ему было неприятно даже говорить об этом. Предположение колдуньи, что это может иметь для него какое-то значение, оскорбило и болезненно задело его.
— Зато остальных — очень. Я не хочу слышать грязные сплетни и слухи, которые будут передаваться из уст в уста по всей стране.
— Никто не посмеет плохо отозваться о тебе, — в его голосе отчетливо проступали угрожающие и резкие нотки, напоминающие сдавленное рычание.
— То, что ты всем закрываешь рты, совсем не означает, что их уже не возникло. Ты не сможешь заставить замолчать всех, как бы ни старался это сделать.
— Ты в Моравве, а не у себя на родине, где все это в порядке вещей. У нас любая клевета, наветы и оскорбления караются очень жестоко.
— И что же, Камлен? Будешь пороть плетями любого, кто посмеет косо посмотреть в мою сторону? — Слова колдуньи сочились ядом.
Устало покачав головой, Яснина отвернулась от мужчины, который с потемневшим от гнева лицом смотрел на нее. Все так же сжимая в руке тиару, которая начинала дико раздражать ее, она стала быстро спускаться по лестнице.
— Ты просто бежишь, Яснина. Трусливо сбегаешь не только от меня, но и от себя. Выходит, твои признания в любви ничего не значат?!
Прежде, чем она успела подумать о том, что делает, колдунья развернулась к стоящему у трона князю, яростно смотрящему на нее темными, словно ночь, глазами, запуская в его сторону силовой удар. Он даже бровью не повел, сохраняя совершенно невозмутимый вид, когда всего в сантиметре от него пролетела огненная вспышка, врезаясь в подлокотник трона, разнося его на мельчайшие мраморные песчинки, с тихим шорохом осыпавшиеся вниз, к его ногам. Проследив взглядом за оседающей на пол каменной пылью, столбом взметнувшейся в воздух, он поднял взгляд на чародейку, которая с ужасом смотрела на собственную выброшенную вперед руку. Чувствуя, как по ней волной проходит судорога, Яснина стремительно опустила ее, сжимая онемевшие пальцы в кулак. Дыхание срывалось, заставляя ее грудь высоко вздыматься от попыток захватить хотя бы немного воздуха. Не глядя на мужчину, она резко развернулась, практически бегом устремляясь к дверям. Она с самого начала знала, что добром эта затея не кончится.
Чувство беспомощности, жгучей обиды и признание его правоты заставили ее поступить так, как она поступала всегда — наброситься, атаковать, заставить пожалеть о произнесенных вслух словах. Он уязвил ее правдой, достав до сердца, а она не хотела признавать его правоту. Омерзение и отвращение к самой себе волной поднималось из глубины души, вышибая из глаз злые и обжигающие слезы. Она пала настолько низко, что, не колеблясь ни мгновения, использовала силу даже против Камлена. Совершенно не задумываясь о последствиях, не опасаясь причинить ему боль. Удушающее кольцо сомкнулось вокруг горла, стальными тисками сжимая шею и вызывая дикую тошноту. Черная пелена на мгновение встала перед глазами, заставляя ее сбиться с шага и споткнуться на ровном месте. Громкий звон неприятно резанул слух, тиара, выроненная ею, упала на пол, откатываясь в сторону. Сильные руки подхватили ее, не позволяя упасть.
