Ее взгляд сузился, и раздражение проскользнуло по ее лицу.
— Даже и не думай. Я сама это сделаю. Я немного набрала в весе, а эти глупые вещи слишком узкие.
Его брови подскочили.
— Так проблема в этом? Набранный вес? — его руки обхватили мягкие округлости, — Скорее всего. Может быть, несколько килограмм.
Наталья толкнула его в грудь.
— Ты сейчас нарываешься на неприятности.
Его ладонь скользнула к ее животу.
— Мне нравится это небольшое колечко, но когда ты будешь носить в себе ребенка, и ты действительно наберешь вес, ты оставишь его, чтобы я мог с ним играть?
Наталья тут же протрезвела при мысли о детях. Она тяжело сглотнула и старалась не встречаться взглядом со своим возлюбленным.
— Ты знаешь, что Ксавьер всегда будет тенью в наших жизнях. До тех пор, пока он жив, он всегда будет угрозой для нас и для детей, которые у нас будут.
— Я не сомневаюсь, что так и будет, — его рука скользнула сквозь ее волосы, больше с утешением, чем сексуально.
— Тебя это, похоже, не очень волнует.
— Ксавьер больше враг себе, чем кому бы то ни было. Он пытался стереть наш вид веками, и, тем не менее, именно он живет в изоляции и в страхе. Я не вижу смысла жить таким образом. Мы свободны, чтобы проживать жизнь как предначертано. У нас есть возможность быть счастливыми, а у него нет. Я не боюсь Ксавьера. Он боится нас.
Ее зубы прикусили нижнюю губу. Викирнофф нахмурился.
— Что такое, ainaak sívamet jutta? Скажи мне. Я не буду читать это в твоих мыслях, если ты не хочешь со мной делиться.
Нежность в его голосе практически стала ее концом. Она проглотила ком, сдавливающий ей горло, и протерла горевшие глаза.
— Рэзван…. Ты думаешь, он действительно умер? Я всегда была такой меткой, но когда я проигрываю сражение в своей голове, я уже не так в этом уверена. Ты видел Максима, и даже Грегори восстановил свою руку, или Михаил сделал это для него, но суть в том, что происходили такие невероятные вещи. Что, если я не убила Рэзвана? Что, если он все еще жив? Угроза нашей жизни будет намного больше. Он никогда не простит мне того, что я сделала.
Викирнофф придвинул ее ближе к себе, гладя ее по волосам, его сердце билось в унисон с ее сердцем.
— Если Рэзван мертв, Наталья, он не только простит тебя, но и поблагодарит. Если он все еще жив, это уже не Рэзван. Его душа давно ушла и только оболочка его тела осталась.
— Я думала об этом уже миллион раз, — Беспокойство, смешанное с печалью наполнили ее глаза, — Я клянусь, что всеми силами старалась убить его. Я увидела, что он делал в тот момент, когда взглянула в твои глаза, и я не собиралась позволить ему причинить тебе вред.
— Мне очень жаль, что именно тебе пришлось это сделать.
— Нет, это и должна была сделать я. Я бы не хотела, чтобы кто-то еще отнял у него жизнь, я люблю его. Я всегда буду любить его, и буду оплакивать брата, которого потеряла навсегда. Это была моя обязанность. Если бы я стала тем, кто повернул против любящих меня людей, стала бы ужасным монстром, я бы надеялась, что мой брат любит меня достаточно сильно, чтобы уничтожить.
Викирнофф обхватил ее лицо своими руками и поцеловал ее нежно и мягко.
— Именно так будет думать настоящий Драгонсикер. Рианнон тобой бы очень гордилась. Я знаю, что Доминик гордится тобой.
— Ты не слышал, как там Доминик и Манолито?
— Они оба в земле. Лечатся. У Доминика уйдет много времени, прежде чем он исцелится. Раны Манолито тоже серьезные, но Доминик оставался на барьере, и его тело горело, давая тебе время разобрать плетения. Ожоги были очень серьезные. Грегори боится, что у него останутся шрамы, а Карпатцы очень редко покрываются шрамами.
— Как ужасно. Я иногда чувствовала его боль, но он закрывался от меня большую часть времени. Я совершенно не могла ему помочь, хотя и знала, как он страдает.
— Мужчины Карпатцы защищают своих женщин, Наталья. Это то, кем мы являемся.
Она стала водить пальчиками вверх и вниз по его руке.
— Я знаю, что со мной трудно.
— Мы решим все трудности. Они бывают во всех отношениях.
Молодая женщина отодвинулась достаточно, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Мы ничего не будем решать, если ты думаешь, что сможешь задвинуть меня в угол во время опасности.
— Я могу об этом только мечтать, — Викирнофф поцеловал ее в нос, — Я гордился тобой во время обращения Габриэллы. Ты действительно помогла ей пройти через это. Надеюсь, что к приезду ее сестры она проснется и будет счастлива.
— Я думаю, что она будет счастлива. Ее больше волновал Гарри, и что мужчины Карпатцы теперь от неё ждут решения. Если она любит Гарри, я не думаю, что кто-то будет возражать, чтобы она была с ним.
Викирнофф продолжал молчать, его руки скользили вверх и вниз по ее обнаженной коже, просто желая почувствовать, какая она мягкая. Наталья задрожала под его руками, придвигаясь ближе к нему так, что ее груди касались его груди.
— Ты думаешь, твой Михаил сможет найти возможность уничтожить книгу?
— Даже если не сможет, она будет с ним в безопасности. У него нет желания ее открывать, тем более, использовать ее, поэтому, я думаю, пока он не найдет способ ее уничтожить, нам не о чем беспокоиться.
— Я рада, что больше не несу за нее ответственность. Он был великолепен. Ты когда-либо видел такое?
Викирнофф покачал головой.
— Ходили слухи, какие-то туманные легенды об особом союзе семей Дубрински и Даратразанофф, было какое-то оружие, которое было необходимо скрыть, но я точно не знаю всего, что произошло. Я только рад, что это случилось.
— Я тоже. И сказала ли я тебе спасибо за избавление от ножа? Я не хотела даже думать, что он все еще есть где-то в мире и сможет найти возможность вернуться к Ксавьеру.
Карпатец схватил ее за бедра и поднял ее с себя, усаживая рядом. Наталья слегка вскрикнула.
— Эй! Я пытаюсь избавиться от джинсов.
— Да, так и есть, — он взмахнул рукой в ее сторону и раздражающий их обоих материал исчез. — Мы попрактикуемся в избавлении тебя от одежды в следующий раз, но сейчас я не могу больше ждать, — Викирнофф устроился позади нее, слегка наклоняя ее вперед, опуская ее руки на упавший ствол. Его рука скользнула между ее ног, поглаживая и лаская, погружая пальцы глубоко.
Все ее тело содрогнулось, и Наталья толкнулась назад навстречу ему.
— Какой нетерпеливый, — подразнила она. — Но и я тоже.
Викирнофф вошел в нее, длинным глубоким рывком, приковывая их друг к другу, слыша ее мягкий вскрик удовольствия и чувствуя огонь, проходящий сквозь ее тело. У него уйдет несколько жизней, чтобы насытиться ею. И еще больше жизней уйдет, чтобы поверить, какое же чудо было ему дано.
