Стефани Майер - Жизнь и смерть

— Эдит, — закричал Арчи. — Смотри.

— В чем дело, Арчи? — спросила Карин.

Арчи резко вскинул руку и дал Эдит пощечину.

— Хватит, Эдит! Сейчас же прекрати!

Эдит уронила мою руку. Посмотрела на Арчи широко раскрытыми глазами, которые, казалось, заняли пол-лица. И ахнула.

— Арчи! — рявкнула Карин.

— Слишком поздно, — ответил Арчи. — Мы не успели.

— Ты видишь это? — спросила Карин уже сдержаннее.

— Теперь у него есть только два варианта будущего, Карин: либо он выживет, сделавшись одним из нас, либо Эдит убьет его, пытаясь остановить превращение.

— Нет, — застонала Эдит.

Карин молчала. Короткие рывки за кожу головы стали реже.

Эдит наклонилась к моему лицу. Она целовала мои веки, щеки, губы:

— Прости меня, прости.

— Не стоит медлить, — недовольно сказал Арчи. — Карин?

— Я дала клятву, Арчи.

— А я — нет, — рыкнул он.

— Подожди, подожди, — сказала Эдит, резко вскидывая голову. — Он достоин права на выбор.

Ее губы оказались возле моего уха. Я сжал зубы, сдерживая стоны и напрягая слух.

— Бо? Я не стану принимать это решение за тебя. Не отниму у тебя эту возможность. И я пойму, клянусь, Бо. Если ты не захочешь такой жизни, я не буду тебе перечить. Поступлю согласно твоей воле. Я знаю, что это ужасающий выбор. Я предоставила бы тебе любой другой вариант, если бы только могла. Умерла бы, если бы этим могла вернуть тебе твою жизнь, — ее голос сорвался. — Но я не в силах заключить подобную сделку. И ничем не могу тебе помочь, разве что прекратить эту боль. Если таково твое желание. Тебе не обязательно становиться этим. Я смогу отпустить тебя — если ты хочешь именно этого, — кажется, Эдит снова рыдала. — Скажи, что тебе нужно, Бо. Что угодно.

— Ты, — выпалил я сквозь зубы. — Только ты.

— Тыуверен? — прошептала она.

Я застонал. Языки пламени добрались до груди.

— Да, — хрипло выдохнул я. — Просто… позволь мне остаться… с тобой.

— Прочь с дороги, Эдит, — зарычал Арчи.

Ее голос, словно кнут, рассек воздух:

— Я тоже не давала никаких клятв.

Лицо Эдит приблизилось к моему горлу, и, хотя я не чувствовал ничего, кроме пожирающего меня огня, но всё же расслышал тихий звук, с которым ее зубы прокусывали мою кожу.

Я передумал.

Огонь в руке был не так уж страшен — хотя да, он был худшим из всего, что мне пришлось испытывать прежде. Но не выдерживал никакого сравнения с огнем во всём теле.

Я умолял Эдит заставить его погаснуть. Говорил ей, что на самом деле хочу только этого. Чтобы жжение прекратилось. Больше ничего.

Я слышал голос Арчи, заверявшего Эдит, что все говорят одно и то же… напоминавшего, как она сама тоже просила Карин убить ее. Убеждавшего, что важно лишь мое первоначальное решение.

Помню, как в какой-то момент я заорал на него, чтобы он заткнулся.

Кажется, он извинился.

Но, как правило, трудно было заметить то, что происходило за пределами этого огня. Я знал, что они передвигали меня. Мне казалось, что я долго лежал на залитом кровью и рвотой полу, однако сложно было судить, сколько минут прошло. Время от времени Карин говорила что-то, а ответ Арчи следовал словно через год, но, вероятно, это просто огонь превращал секунды в годы.

А потом кто-то нес меня. Еще одну растянутую до года секунду я видел солнце — оно выглядело бледным и холодным. И всё погрузилось во мрак. Надолго.

Но и в этой тьме мне удавалось разглядеть Эдит. Она обнимала меня, мое лицо было возле ее лица, ее ладонь лежала у меня на щеке. Арчи тоже был где-то поблизости. Кажется, он держал мои ноги.

Когда я кричал, Эдит просила прощения, снова и снова. Я пытался не кричать. Крики всё равно не помогали. Не приносили облегчения, не освобождали. Огню было безразлично, что я делаю. Он просто сжигал.

Когда мне удавалось сфокусировать глаза, я видел тусклые огни, пробегавшие по лицу Эдит, хотя вокруг ее головы было совершенно черно. Кроме наших с ней голосов, тишину нарушало лишь непрерывное басовитое гудение. Иногда оно делалось громче, потом опять стихало.

Я осознал, что снова нахожусь в черной машине, только когда она остановилась. Я не слышал, как открылась дверца, но меня ослепила внезапная вспышка света. Должно быть, я отпрянул от него, потому что Эдит заворковала мне на ухо:

— Мы всего лишь заехали на заправку. Скоро будем дома, Бо. Ты так хорошо держишься. Осталось уже недолго. Прости меня.

Я не чувствовал прикосновения ее руки к моему лицу — ладошке полагалось быть прохладной, но ничто больше не было прохладным. Я пытался дотянуться до нее, но плохо представлял себе, что делают мои конечности. Кажется, они дергались, но Эдит и Арчи сдерживали меня. Эдит догадалась, чего я хочу. Она взяла мою руку и приложила к своим губам. Жаль, что я был не в состоянии ощутить это. Я попробовал сжать ее пальцы, не зная, как заставить мышцы двигаться или хотя бы почувствовать их. Возможно, я сделал это правильно. Эдит не отпустила мою ладонь.

Стало еще темнее. В конце концов я вообще перестал видеть Эдит. В машине царил беспросветный мрак — всё равно, открыты у меня были глаза или закрыты. Я запаниковал. Огонь превращал ночь в какую-то камеру сенсорной депривации, я больше не чувствовал ничего, кроме боли, — ни сиденья подо мной, ни Арчи, обхватывавшего мои ноги, ни Эдит, которая держала мою голову и руку. Оказавшись наедине с обжигающим пламенем, я пришел в ужас.

Не знаю точно, какие слова мне, должно быть, удалось безголосо прохрипеть — к этому времени связки были то ли надорваны криком, то ли выжжены до полной бесполезности, понятия не имею, — но возле моего уха снова заговорила Эдит:

— Я здесь, Бо. Ты не один. Я тебя не покину. Буду рядом. Слушай мой голос. Я с тобой…

Ее слова успокоили меня — прогнали если не боль, то хотя бы страх. Я старался дышать неглубоко, чтобы лучше слышать. Больше мне не нужно было кричать. Жжение нарастало, ни на секунду не спадая, но я приспосабливался. Я не чувствовал ничего, кроме пламени, а вот думать теперь мог не только о нем.

— Я никогда не желала для тебя такого, Бо, — продолжала Эдит. — И отдала бы всё на свете, чтобы этого не было. Я допустила так много ошибок. Мне следовало держаться от тебя подальше, с самого первого дня. Нельзя было возвращаться. Я разрушила твою жизнь. Отняла у тебя всё… — в ее голосе мне снова послышались рыдания.

— Нет, — пытался выговорить я, но не уверен, сумел ли мой рот произнести это слово.