— Нет, — прошептала она.
Мою грудь сдавило от самых противоречивых чувств:
— Я думал о том, насколько сильно мне повезло, что та, которую я никогда не мог выкинуть из своей головы… та, которая значит для меня больше, чем я мог когда-либо вынести… эта девушка все еще жива. Она все еще здесь. И это ты.
Слезы покатились вниз по ее щекам:
— Что… это значит?
— На самом деле, я не знаю. — Я осторожно вытер влагу с ее щек. — Я не знаю, что принесет нам завтрашний день и какими мы будем год спустя. Черт, мы можем вообще закончить тем, что убьем друг друга на следующей неделе из-за какой-то мелочи. Возможно многое. Все, что я знаю точно, мои чувства к тебе не денутся никуда.
Слезы еще сильнее покатились по ее лицу, и я вдруг почувствовал. Склонив голову, я начал поцелуями осушать ее влажные щеки до тех пор, пока мне стало этого недостаточно и мне захотелось почувствовать ее вкус. Я поцеловал ее, и ее губы оказались настолько податливыми, что у меня вырвался гортанный рык.
Но Кэт вдруг отстранилась.
— Как ты можешь все еще хотеть меня?
Я прижался к ее лбу своим.
— О, я все еще хочу тебя задушить. Но, видно, я ненормальный. Ты тоже не подарок. Может быть, весь секрет именно в этом. Мы просто очень похожи.
— В этом нет совершенно никакой логики.
— Есть. По крайней мере, для меня. — Я снова ее поцеловал. Я нуждался в этом. — Возможно, это как-то связано с тем, что ты, наконец, призналась в том, что влюблена в меня — сильно и навсегда.
У нее вырвался слабый неустойчивый смех:
— Я определенно в этом не признавалась.
— Не столь красноречиво, конечно, но мы оба знаем, что это правда. И мне этого достаточно.
— Правда? — Она закрыла свои красивые дымчато-серые глаза, и все, о чем я мог думать в этот момент, — это как я был благодарен за то, что она не погибла.
Черт, я превращался в сентиментального идиота.
Только… мне было почему-то все равно.
— Ты чувствуешь то же самое? — спросила она, подняв ресницы.
В ответ я притянул ее губы к своим и поцеловал ее снова… и снова. Касаться ее было все равно что касаться Источника: мне казалось, что молнии вспыхивали в моей душе. Я целовал ее, и в пространстве не осталось ни меня, ни ее. Оставались только мы, но и этого было недостаточно… никогда не было достаточно.
Я что-то делал, даже не осознавая этого. Следующее, что выхватило мое сознание, — это то, что мы сидели на кровати, и она была там, где мне этого хотелось, — на моих коленях. А потом она оказалась рядом со мной на постели, и мое сердце совершало в груди безумные вещи. Это было так по-человечески, но, как ни странно, это происходило.
Ее грудь тяжело вздымалась:
— Это не меняет ничего из того, что я натворила. Это все еще остается моей виной.
Прижав ладонь к ее груди, я придвинулся к ней еще ближе так, словно был с ней связан. Мне хотелось быть связанным всеми возможными способами.
— Это не только твоя вина, Кэт. Вина лежит на всех нас. Мы в этом апокалипсисе вместе. И нам вместе придется пережить то, что ждет нас впереди.
— Нам?
Я кивнул, расстегивая пуговицы на ее свитере. Некоторые из них были застегнуты неправильно, и я невольно рассмеялся. Только она могла даже в такой ситуации выглядеть абсолютно сексапильно.
Кэт приподняла руки, чтобы помочь мне избавиться от этой чертовой вещи. Хорошо. Она не сопротивлялась тому, куда нас это вело.
— И что… для тебя в действительности означает понятие «мы»?
— Ты и я. — Я опустился ниже, чтобы снять с нее ботинки. — И никого больше.
Ее щеки порозовели. Она избавилась от носков и снова легла на кровать, не сводя с меня затуманенного взгляда. Боже, на ней все еще оставалось слишком много одежды.
— Мне в общем… нравится такое определение.
— В общем? — Черта с два. Моя рука скользнула вниз по ее животу к краю тонкой рубашки, а потом под рубашку. Меня сводило с ума ощущение ее шелковой кожи под моими пальцами. — «В общем» — не достаточно, Котенок.
— Хорошо. Мне это нравится.
— И мне тоже. — Я склонился к ней, медленно ее целуя. — Могу поспорить, ты без ума от этого.
Ее губы дрогнули в полуулыбке:
— Так и есть.
Чертов спазм снова сдавил мое сердце так, словно кто-то наотмашь ударил меня в грудь, но это ощущение, как ни странно, было приятным. Как можно считать удар в грудь приятным ощущением, оставалось вне пределов моего понимания, но мне это даже нравилось.
Гортанный звук, вырвавшийся из моего горла, мог скорее принадлежать зверю, нежели человеку или Лаксену. Я целовал ее влажные щеки, а она рассказывала мне обо всем, что делал или говорил Блейк, и я снова и снова хотел его убить, но… единственное, что прямо сейчас действительно имело значение, — это сама Кэт и то, что мы с ней были вместе.
Между поцелуями, которые разбивали меня на тысячи осколков и снова собирали воедино, я рассказал ей о том, чего никогда и никому не говорил раньше. Как сходил с ума после известия о смерти Доусона и какую надежду почувствовал, узнав, что он все еще жив. Я рассказал ей о том, как сильно хотел, чтобы мои родители были живы, и как порой ненавидел груз ответственности за происходящее. А еще я признался, как сильно ревновал, когда видел ее рядом с Блейком.
Все, что я испытывал к ней, проявлялось в каждом моем прикосновении к ее хрупкому чувственному телу, в каждом моем слове. Каждый вздох и стон, срывавшиеся с ее губ, все сильнее и сильнее затягивали меня в ее сети.
Мои руки дрожали на ее коже, но я надеялся, что она этого не замечала. Я терял голову от того, что она позволяла мне с собой делать. Наша одежда куда-то исчезла. Моя футболка. Ее рубашка. Кэт пробежала пальцами вдоль моего живота, и я сжал челюсти так сильно, что начал опасаться скорого визита к стоматологу.
Когда ее пальцы нашли пуговицу на моих джинсах, я был на грани самообладания, причем в том смысле, в котором никогда этого не ожидал.
— Ты не имеешь ни малейшего представления, как сильно я этого хочу. — Мои пальцы вели чувственную дорожку поверх ее груди, опускаясь все ниже к ее животу. Такая невероятно красивая. — Думаю, мне это даже снилось. Безумие, да?
Она подняла тонкую кисть и провела подушечками пальцев вниз по моей щеке. Я повернулся на ее прикосновение, поцеловав ее ладошку, а потом снова нашел ее губы. Только теперь этот поцелуй был совсем другим: намного более настойчивым, требовательным, и Кэти… о мой бог, — Кэти ожила. Наши тела сталкивались, сливаясь так тесно, что я вполне рисковал потерять остатки контроля и перейти в свою естественную форму, осветив своей энергией весь штат.
