Тень и искры - Дженнифер Ли Арментроут

О.

Проклятье.

– Но эти чудовищные поступки, скорее всего, спасли кому-то жизнь, – произнес он, и у меня перехватило дыхание.

Сир Холланд сказал нечто подобное после того, как мама впервые заставила меня отправить послание.

Я хотела спросить, как бы он судил мою душу, но решила, что лучше этого не знать.

Он провел пальцами по изгибу моей щеки.

– Я знаю одно, льесса. Чудовище не стало бы беспокоиться, чудовище ли оно.

У меня перехватило дыхание. Я никогда об этом не думала. И теперь не понимала, почему меня это так поразило или почему не пришло в голову раньше, ведь эта идея довольно проста. Не то чтобы слова Эша стерли мои грехи. Эш был прав. В основном. Тем не менее его слова немного разогнали тьму, которая всегда теснилась на задворках моего разума. Когда я сделала вдох, казалось, впервые за долгое время начала дышать. Хотелось поблагодарить за это Эша.

Недолго думая, выпустила плед и преодолела небольшое расстояние между нашими ртами. Я поцеловала Эша, и его губы сразу приоткрылись, впуская меня. У него был вкус дымного виски и самого холодного часа ночи. Я положила руку ему на грудь и ощутила его дрожь. Тогда перенесла руки на его плечи и перебралась к нему на колени. От ощущения его кожи сквозь тонкую ночную рубашку меня пронзило обжигающе-ледяное чувство. Вздрогнув, он запустил руку в мои волосы. Я навалилась на него, укладывая на спину. Первозданный Смерти уступил без промедления, без вопросов. Я поцеловала его, позволив себе потеряться в ощущениях от его губ, вкуса его рта и твердости, прижатой к моему животу, – позволив себе наслаждаться всем этим. Просто существовать в том, как бережно он вплетал пальцы в мои волосы, нежно касался спины. Как он застонал, когда я отстранилась. Просто жить в том, как он резко вдохнул, когда я поцеловала его шрам, а потом под подбородком.

Я прошлась языком и губами вдоль его шеи, довольная тем, как он откинул голову на подлокотник кушетки. Мои губы зацепили край его татуировки. Я подняла голову. Вблизи наконец смогла разглядеть в звездном свете все отметины на его коже.

– Это капли, – сказала я, трогая татуировки пальцем. Я посмотрела на него. – Что это за капли?

– Кровь, – ответил он. – Они представляют капли крови. Но красные чернила не задержатся на моей коже. Очень непросто оставить шрамы на коже бога, не говоря уже о Первозданном. Чтобы сохранились хотя бы черные, нужно втирать соль.

Я зашипела сквозь зубы.

– Ой!

– Не слишком приятная процедура.

Я поцеловала каплю.

– Что ты имеешь в виду?

Некоторое время он молчал.

– Они представляют тех, кто лишился жизни от моих рук, действий или решений, которые я принимал или не принимал.

Я застыла, уставившись на татуировки.

– Их, должно быть… сотни. Может, даже тысячи.

– Они напоминают, как легко можно уничтожить жизнь.

Напоминание. У меня защемило сердце и сжалось горло.

– Ты не в ответе за то, что делают другие.

– Ты этого не знаешь, льесса.

Я покачала головой.

– В ответе те, кто совершал эти действия.

Эш ничего не сказал, и я знала, что капли крови, наколотые чернилами на его кожу, – это тяжкое бремя потерянных жизней, а не отнятых им. Я посмотрела на завиток, который тянулся вдоль его груди и исчезал под поясом штанов. Какая из частей татуировки представляла Латана – друга, которого убили Кресса и те два бога? Или родителей Эша? Богов, прибитых к стене? Избранных, которых он не спас? Только на этой части его тела десятки узоров. Столько потерь… слишком болезненное напоминание, которое могло придавить горем и незаслуженным чувством вины. Я бы не выдержала такого веса.

Должно быть, Эш сильнее всех, кого я знала.

Склонившись, я попробовала на вкус кожу его груди, проследовала по четким линиям живота. Я полностью осознавала, как каждый поцелуй, каждое поглаживание моих пальцев, следующих за моим ртом, заставляют его дышать чаще и вызывают дрожь. Я продолжала, мои губы затанцевали вокруг его пупка и ниже. Я соскользнула по его телу, и мои соски задели его напряженную плоть, отчего его тело дернулось, а мое сжалось. Я пристроилась между его ног, покусывая кожу над его поясом. Мои пальцы скользнули по его бокам к поясу на штанах.

– Что ты задумала? – спросил Эш глубоким голосом.

– Ничего.

Я проложила дорожку поцелуев и нашла татуировку, которая тянулась по его бокам.

Он запустил пальцы в мои волосы и убрал пряди с моего лица.

– Это не похоже на «ничего», льесса.

– Я… исследую.

– Что именно ты исследуешь?

Я подняла голову, и у меня перехватило дыхание. Все его тело напряглось: мышцы живота и груди, шея и челюсть. Кожа истончилась, и под ней появились тени. Глаза горели как звезды.

– Тебя, – прошептала я с бешено бьющимся сердцем. – Я могу прекратить, если хочешь.

Он обхватил мой затылок.

– Это последнее, чего я хочу, – сказал он, и я начала улыбаться. – Не прекращай.

– Чего не прекращать?

– Улыбаться мне, – прошептал он, и в его глазах завихрилось серебро.

– Почему?

– Потому что когда ты улыбаешься, нет ничего, что я бы не позволил тебе делать со мной.

Я улыбнулась смелее.

Он со стоном выругался. У меня вырвался смех – легкий и воздушный звук, который прозвучал приятно, хотя Эш прищурился.

– И это тоже не прекращай.

Моя улыбка стала еще шире.

– Значит, я могу делать что угодно?

– Что угодно. – Он не сводил с меня бурлящих серебром глаз.

Я прикусила губу и опустила взгляд туда, где даже в темноте была видна выпуклость на штанах.

– Что угодно?

Он кивнул.

Я поднялась на колени.

– Не двигайся.

Я остановилась.

– Разве я не могу делать что угодно?

– Можешь, но… я только сейчас увидел, что на тебе надето.

– А что не так с?..

Я посмотрела на себя и замолчала. При свете звезд тонкая ткань стала почти прозрачной, не скрывая темных сосков и теней между бедер.

– Ой.

– Можешь носить это платье когда захочешь, я не буду жаловаться, – глухо сказал он, и я опять начала улыбаться. – Ты прекрасна, Серафена.

Мое сердце сжалось, угрожая разрушить это мгновение напоминанием об ответственности. Я этого не позволю.

Я просто хотела существовать в этот момент с этим прекрасным, сильным и добрым созданием.

– Спасибо, – прошептала я, убирая руку с его живота.

Я провела пальцами по мягкой ткани его штанов и его твердости, взяла ее в руку