руки блуждали по ее телу, а язык неистово переплетался с ее. Гермиона ответила тем же, и вскоре Драко полностью выпал из реальности.
Вот он поднял ее, отнес в свою спальню, осторожно положил на кровать. Вот они уже кожа к коже, и он ощущает ее каждой клеточкой. Вот он внутри нее, и они двигаются в слаженном ритме, заявляя свои права друг на друга. Драко почувствовал ее зубы на своей шее и горячий шепот на ухо:
— Мой…
— Да, — согласился он. — Твой.
Навсегда.
А потом, когда они молча лежали и пальцы Гермионы так привычно, так идеально перебирали его волосы, Драко прижал голову к ее груди, прислушался к сильному ровному биению ее сердца и точно знал, что оно принадлежало ему.
oOo
Гермиона касалась гладкой кожи Драко, прослеживая пальцами плоскости и изгибы его груди и руки. Он вздохнул с закрытыми глазами и улыбнулся.
Она приподнялась и нашла его губы. Не могла устоять, да ей и не нужно было. Она целовала его медленно и лениво, исследуя и пробуя на вкус. Его рука скользнула по ее спине и шее, удерживая Гермиону на месте, когда он ответил на ее пыл.
— Ммм, — пробормотала она немного погодя и неохотно оторвалась от него.
Драко вопросительно посмотрел на нее. Почему ты остановилась?
Гермиона потеребила одеяло и опустила взгляд. Так легко было потеряться в нем и в этом волнующем чувстве взаимной любви. Она могла целыми днями прикасаться к его коже и дышать ему в шею. Пробуя на вкус его губы и ощущая, как он проникает внутрь нее, так идеально и так совершенно. Она могла забыть обо всем остальном. Но кое-что нужно было сказать. Ей нужно было сказать то, что он заслужил услышать.
Поэтому Грейнджер подняла глаза и глубоко вздохнула.
— Я хотела поговорить…
Драко слегка нахмурился, приподнялся на подушках и, закинув руки за голову, серьезно посмотрел на нее. Она тоже села, натянула на себя одеяло и скрестила ноги.
— Я хочу попросить прощения, — она не отрывала от него взгляда и старалась говорить ровным голосом. Поднимать былую боль оказалось труднее, чем она думала. — За то, что не доверяла тебе. За то, что думала о тебе самое плохое, — Гермиона почувствовала влагу в глазах и комок в горле и снова опустила голову.
Он нежно поддел пальцем ее подбородок, заставляя посмотреть на него.
— Тебе не нужно извиняться, — в его взгляде читалась уязвимость, которой она никогда раньше не видела.
— Нужно. Я была так неправа. Жонни, Джек Уикхэм… даже Гарри и его проект. Я осознала это за последние несколько месяцев. Твое письмо подтолкнуло меня.
— Это письмо, боги! — фыркнул он. — Пятнадцать страниц и ни одного слова извинений или объяснения того, что я чувствовал…
— Нет-нет! — Гермиона замотала головой. — Оно произвело на меня сильное впечатление. И кроме того, я думаю, что теперь мы оба изменились.
— А может, мы такие же, но лучше понимаем друг друга? — Драко улыбнулся ей, и она тихонько рассмеялась.
— Может и так.
Некоторое время он смотрел на нее, его глаза блестели серебром в тусклом свете.
— Иди сюда. Мне не нравится, когда ты так далеко.
Грейнджер снова тихонько рассмеялась. Их разделяло около двух дюймов. Но она с радостью подчинилась и, положив голову ему на грудь и переплетя их ноги, продолжила ласково гладить кожу прямо над его сердцем.
— Но ты знаешь, что ты замечательный человек, Драко?
Тот лишь неопределенно хмыкнул.
Она подняла голову и слегка ударила его рукой.
— Я серьезно! Ты так много делаешь для стольких людей. Когда я увидела «Мэдоуз»… И Интеграционный центр. Не думаю, что до того момента я действительно понимала, — Гермиона провела рукой по его шее и легонько коснулась его щеки кончиками пальцев. Он прижал ее ближе и наклонился, чтобы поцеловать.
Они отвлеклись на несколько минут, пока Драко в конце концов не прервал контакт и, немного задыхаясь, сказал:
— Спасибо, но боюсь, ты слегка предвзята. Или, возможно, ослеплена моими шокирующими способностями любовника.
Гермиона закатила глаза и начала что-то говорить, но он перебил ее, и веселость на его лице сменилась чем-то более серьезным.
— Но спасибо. Ты тоже невероятна. Ну, и раз уж мы начали… Тогда мне тоже есть что сказать.
— Тебе правда не…
Малфой остановил ее взглядом, и она замолчала.
— Я прошу простить меня за то, что не подпустил тебя ближе… и за то, что временами вел себя как авторитарный придурок. У меня нет объяснения, почему я такой, — он пожал плечами. — Меня воспитали эгоистичным и холодным, и на протяжении многих лет я принимал решения, учитывая лишь собственные суждения или чувства. Полагаю, терапевты из «Мэдоуз» также добавили бы что-нибудь о «защитных механизмах».
Гермиона кивнула. Он протянул руку и убрал локон с ее лица.
— Но я стараюсь измениться. Очень стараюсь. Я заставил Асторию, Дафну и Тео слушать, как я говорю о своих чувствах.
— Я догадалась… — пробормотала Гермиона. — Тео что-то такое упоминал…
— Ну вот, — Драко поерзал и отвел взгляд, но потом снова посмотрел на нее с мрачным выражением лица. — А еще эта мысль, что я скрывал тебя…
— О нет, Драко, пожалуйста, — Гермиона почувствовала настоящее беспокойство. — Я была так неправа, говоря это. Я злилась, и мне было больно.
— Я знаю. Но все равно. Позволь мне сказать вот что. — Она медленно кивнула. — Хотя я никогда не пытался тебя скрыть, я недостаточно ясно это выражал. Твои слова так много раз звенели у меня в ушах за последние несколько месяцев: «если бы ты был более открытым».
Гермиона начала качать головой, но он продолжил:
— Нет, ты была права. Я должен был показать тебе. Что я хотел тебя рядом — и я горжусь тем, что ты со мной, во всех смыслах.
Гермиона почувствовала, как по ее щеке скатилась слеза, и она не могла говорить — только кивнуть. Драко смахнул ее слезу подушечкой большого пальца.
— Ты изменила меня, Гермиона. Сделала меня лучше. И я хочу и дальше становиться лучше.
— Ты тоже изменил меня, — прошептала она, упираясь подбородком в его грудь и наблюдая за ним.
Драко посмотрел на нее, и внезапно его глаза наполнились решимостью. Он взял ее за руку и заговорил тихо и напряженно:
— Потому что ты для меня все, Гермиона. Я понял это за последние несколько месяцев. Я люблю тебя и никогда не перестану. И рано или поздно я попрошу тебя выйти за меня замуж, чтобы мы больше никогда не расставались.
Горло Гермионы снова сжалось, но ей удалось выдавить:
— И я, —
