Она не смогла улыбнуться в ответ: с каждым ударом сердца тревога охватывала ее все сильнее.
Девушку втиснули на переднее сиденье между Хосе Луисом и Филиппом.
— А ремень?.. — Она ощупала место вокруг себя.
— Не нужен. Я хорошо вожу, — хитро ухмыльнулся Филипп. Николь мрачно кивнула в ответ. — За вещами вернуться мы не сможем. Паспорт у тебя с собой? Деньги и все такое?
Девушка исследовала карманы и снова кивнула. Ее багаж был совсем крохотным, но даже такой бросать не хотелось. Без сменной одежды она чувствовала себя почти голой.
«Ни шампуня, ни зубной щетки».
Пабло наклонился к Филиппу и что-то шепнул. Тот ответил: «А, si» и сказал Николь:
— Что нужно, купим. Как только будем в безопасности.
Спустя три часа машина остановилась у виллы: на белых стенах длинного приземистого сельского дома плясали первые солнечные лучи. Вдоль мощеной дорожки, которая вела к двери, росли цветы.
У Николь перехватило дыхание.
«Разве может быть опасным такое прекрасное место?» — подумала она, понимая в глубине души, что очень даже может.
Хосе Луис вышел из машины, и девушка уже решила последовать за ним, но Филипп удержал ее, положив на плечо руку.
— Лучше, если пойдет один. Сперва надо, как это сказать, осмотреться?
Хосе Луис и высокий человек, который тут же возник на пороге виллы, стремительно зашагали навстречу друг другу: оба — уверенной и слегка развязной походкой. Шагах в пяти они начали перекрикиваться. Николь не понимала языка, но голоса явно звучали враждебно. Мужчины встали почти нос к носу и начали яростно размахивать руками, споря все ожесточеннее… а потом вдруг захохотали и обнялись.
Хосе Луис, чье лицо каждой своей тонкой черточкой выражало радость, повернулся к машине и махнул рукой, приглашая всех выйти.
— Что это было? — изумленно спросила его Николь, подойдя поближе.
— Давно не виделись с родственником.
В глазах юноши плясали чертики.
«Больше никаких вопросов. По крайней мере, об этом», — подумала она, откинула волосы за плечи и зашагала рядом с Филиппом в обход виллы.
В полумиле расположился небольшой коттедж — очевидно, то самое «убежище». Шедший впереди Хосе Луис открыл дверь и пропустил всех внутрь. Вдоль стен стояли койки. Здесь было тесно, но чистенько. От соблазнительного вида прохладных белых простыней у Николь сами собой начали закрываться глаза.
«До чего же я устала. Устала от бегства, от страха».
Она утомленно опустилась на стул и сбросила ботинки, тяжелые от налипшей земли. Джинсы совсем запылились. Футболка с надписью «UNI DE MARDID», выданная Филиппом, тоже была грязной. На зубах скрипел песок. Хосе Луис достал из шкафчика бутылку белого вина и пустил по кругу. Николь, надеясь заглушить гадкий привкус во рту, сделала глоток. Потом кто-то сказал, что в ванной есть мыло и шампунь.
— Mujer, не хочешь немного, как это, поотмокать? — предложил Филипп.
Вино уже ударило в голову, и Николь, чуть хмельная, воскликнула:
— Ванная! Правда? А вы… Можно, да?
Молодой человек обвел дом широким жестом.
— Коттедж под надежной защитой. Пользуйся случаем. Когда еще такой подвернется, — и добавил с улыбкой: — У столь прекрасной женщины должны быть свои удовольствия.
Она заморгала. Внизу живота стало тепло, лицо вспыхнуло. Филипп поднес ее руку к губам.
«Он представляет, как я буду мыться».
Пабло, снимая ботинки, бросил на девушку быстрый взгляд и, покраснев, отвернулся.
«Он тоже».
Уже в который раз Николь осознала, что, кроме нее, в ковене женщин нет. Другую ведьму, Алисию, здесь не очень любили: она ушла, и никто не расстроился. Девушка подумала, что если колдуны обычно люди суровые, агрессивные, как Майкл или Илай, то сейчас вокруг нее находилась компания ведьмаков.
«Они — совсем другие. Больше похожи на Эдди, Кьялиша и его отца. Интересно, что сказали бы о них Холли и Аманда. А может, Жеро — тоже ведьмак и никогда не ладил с остальными Деверо именно поэтому?»
Николь снова вспыхнула, мельком посмотрела на Филиппа. Она поняла, что еще совсем недавно ни за что не преминула бы насладиться вниманием сразу пятерых мужчин, но теперь ей был интересен только один.
Тихий и серьезный Арман, не отрываясь от осмотра шкафчиков, что-то сказал Хосе Луису. Тот обернулся и вопросительно поднял бровь.
— Он спрашивает, ты — католичка?
— Нет, — удивилась девушка и поглядела на Армана. — А вы?
— Мы — испанцы. Bueno[15], Филипп — француз, но si, все тут католики. Арман когда-то учился на священника, потому мы зовем его «совестью». Он хочет провести для нас мессу. — Молодой человек улыбнулся, глядя, как Николь от изумления раскрыла рот. — Белую, конечно. Не черную же.
— Но… Мы молимся только Богине.
— Это одно и то же, Николита. Впрочем, я думаю, тебе лучше пойти принять ванну. А мы как люди верующие останемся на богослужение.
Сеньор Алонсо с озадаченным видом поднял палец и что-то сказал Хосе Луису.
— Полотенце, — вставил Филипп и с улыбкой пояснил: — Они вспоминали, как это будет по-английски. Говорят, что в ванной для тебя есть свежие полотенца.
— Спасибо. Gracias.
Вокруг тут же засияли улыбки.
Николь смущенно проскользнула в соседнюю комнату и включила свет, нащупав рычажок слева от двери.
Справа стояла очень красивая ванна на ножках-лапах, рядом был крохотный закуток с унитазом и раковиной; в шкафчике над ними обнаружились несколько бордовых полотенец, бутылочка с чем-то напоминавшим шампунь и большой ароматный брусок мыла, завернутый в тисненую бумагу с изображением танцовщицы фламенко.
Вдыхая нежный аромат, Николь перенесла находки к ванне и повернула вентиль. Раковина была чистой: видимо, человек, который так странно приветствовал Хосе Луиса, регулярно наводил здесь порядок — на случай, если убежище понадобится. Девушка очень хотела сказать «спасибо» хозяину дома, но еще большую благодарность испытывала к Филиппу — за доброту и предложение искупаться.
«Доброту? Брось, Ники. Тут что-то большее, вы оба это чувствуете».
Она заткнула слив резиновой пробкой, пустила воду и стала ждать, постоянно роняя голову на грудь.
«Надо бы осторожней, а то засну прямо в ванне».
Из соседней комнаты долетало пение: сначала то поднимался, то опускался один голос, потом ему вторили остальные. Снова один… снова несколько.
«Заклинания».
Что-то в глубине ее души откликнулось на ритм нежной скорбной мелодии. Николь понимала, что сердцем — даже кровью — знает эти ноты и эти слова.
«Каоры жили в католической Франции. Неужели я, как Холли, умею погружаться в такое далекое прошлое?»
