Стоило письму окончиться, как буквы принялись прыгать перед глазами, расплываться из-за пелены, застлавшей глаза.
Мама… жива!
Отец… пообещал меня Зверю!
Это правда. Вот почему Микаэла в запале крикнула: скорей бы уже он забрал тебя! Вот почему, когда я сказала Виталине, что отец не мог так поступить, не мог назначить опекуна ответственным за мою жизнь и мой брак, старшая сестра с грустью сказала: еще и не так мог, Эя.
Вот почему Зверь говорил о том, что нас держит слово.
Слово и какой-то ритуал.
Отца заставили так поступить.
Но мои видения… Они говорили об обратном. В них отец называл Зверя братом, в них он доверял ему, как себе. Я была бы склонна поверить тому, что видела своими глазами, если бы не это письмо от мамы.
Мамочка никогда бы не предала меня. Не солгала бы.
И она говорит о страшной участи, ожидающей меня в замке… чудовища…
И об Андре.
Почему она о нем вспомнила?
Я смахнула слезы и вернулась глазами к той строчке.
«Подумай обо мне, о твоих любящих сестрах, об Андре».
Об Андре. Это имя пульсировало в висках, заставляло сжиматься сердце, заставляло лететь в Тартар целый мир, который больше ничего, ровным счетом не значил. Подумай об Андре. Значит ли это, что Андре… жив?
Я помотала головой и не сдержалась, застонала в голос.
За последнее время я привыкла прятать боль утраты в глубине души, где-то на самом дне, и не бередить лишний раз. Потому что это было слишком больно. Само допущение, что Андре мог выжить, что где-то там ждет меня, что моя жизнь, которую привыкла считать загубленной, еще может сложиться… Я еще могу быть счастлива…
— Не-ет! — стон перерос в судорожные, глухие рыдания. — Нет! Нет! Нет! Нет! — повторяла я, как в бреду. — Он не может быть жив, я сама видела, как его растерзали волки, как серая копошащаяся масса накрыла его тело… Богиня, как же больно! Не-е-ет!
Скорее, мама говорила не об Андре. О его светлой памяти. «Подумай об Андре», — так она написала…
И беги!
Не думай, не рассуждай, не теряй времени.
Беги!
И да пребудет с тобой Богиня.
Твоя любящая леди-мать,
герцогиня Иоланта Альбето Эрсийская
госпожа Ньюэйгрин.
Перечитав письмо еще раз, я решила избавиться от него. Но как? Под рукой не было огнива или заклинания разжигания огня. Разорвать на мелкие кусочки? Чтобы никто не смог прочитать ни слова? Стоило мне надорвать бумагу, как она вспыхнула под моими пальцами. Ахнув, я бросила горящий листок прямо на стол, где находился альбом, под которым лежала стопка писчей бумаги.
И письмо, написанное мамой, сгорело. Не затронув ни второй конверт, ни писчую бумагу.
Сгорело, словно и не было его, словно то, что только что читала, всматриваясь в мамин почерк, в каждую букву, мне приснилось.
Но оно было. Только что. В моих руках.
Его написала мама. В этом не было никаких сомнений.
Я чуть было не надорвала край конверта с магическим порошком. Сдается, именно таким пользуется та, что передала мне письмо от мамы. Вот почему ее не видят волки. Но все же она осторожна, несмотря на магию, не показывается на глаза. И мне следует быть осторожной.
Я вложила оба конверта — и запечатанный, и разорванный — в альбом и, захлопнув его, поднялась из-за стола.
Стоило приблизиться к замку, ко мне подскочили Джейси и Эльза.
Джейси повела носом, хмурясь, а Эльза сказала:
— Ты плакала.
Волчица не спрашивала, она утверждала. И хмурилась, как кузина.
Я кивнула.
— Иногда бывает сложно принять свою судьбу, — произнесла я слабым голосом.
Волчицы обменялись тревожными взглядами.
— Я всю ночь не спала, — ни словом не солгала я. — Наверное, это еще от усталости.
Тревога постепенно покинула лица девушек.
Они снова обменялись многозначительными взглядами, но на этот раз в их глазах читалось: эти человеческие женщины такие изнеженные, такие слабые… Стоило не поспать ночь, как она растеклась, как лужа.
— Думаю, я вздремну до обеда, — сказала я. — Проводите меня до покоев?
Волчицы с готовностью закивали.
Оказавшись в покоях, я, как была, в платье и шали, даже не разуваясь и по-прежнему прижимая альбом к груди, рухнула на кровать.
— Мы разбудим тебя к обеду, — заверила Эльза, награждая сочувственным взглядом.
Я кивнула, а затем помотала головой.
— Знаете… пожалуй, не стоит. Лучше высплюсь как следует, а потом разом и пообедаю, и поужинаю.
Волчицы закивали. Здоровый аппетит их явно порадовал.
— Не волнуйся. Тебя никто не потревожит, — сказала, уходя, Джейси, прежде чем закрыть за собой дверь.
Если бы она знала, как я волновалась!
Какое-то время я лежала не двигаясь. Прислушивалась. Когда шаги волчиц стихли, рывком встала на кровати.
Не было ни тени сомнения, девушки поспешат доложить о моем желании прикорнуть Аделе, и та, бесспорно, обрадуется. Куда проще следить за мной, когда я не намереваюсь покидать покоев ближайшие несколько часов, чем когда брожу по саду, откуда, по мнению Аделы, только и норовлю ускользнуть.
Поэтому кое-какое время, прежде чем обнаружат пропажу, у меня в запасе есть. Правда, лучше не терять ни минуты.
Первым делом я стянула с себя платье и сорочку. Сбегав в гардеробную, притащила целый ворох вещей, которые уложила валиком, имитируя очертания спящего человека. Сверху положила вещи, которые носила сегодня, после чего прикрыла одеялом.
Когда волчицы войдут проверить меня, увидят, что я, как и сказала, сплю беспробудным сном. Надеюсь, мой запах их успокоит и они преждевременно не обнаружат подмену.
Затем снова оделась. Сорочка, платье… Выбрала темное, из плотной ткани, с длинными рукавами. Может, не слишком удобно бегать по лесу, зато плотная ткань защитит от колючек и насекомых. Далеко ли придется бежать — неизвестно.
Туфли кожаные, добротные, на плоской подошве. На всякий случай захватила шерстяную шаль. Мало ли, вдруг придется заночевать в лесу, будет холодно. Но об этом старалась не думать.
— Даже если так, — пробормотала я, — чары отведут глаза и чутье волкам. А значит, и диким зверям тоже…
Голос дрогнул. В этом уверена я не была. Как не знала и срока действия чар.
Но мама предупредила в письме: не раздумывай, не теряй времени. И неизвестная доброжелательница тоже призывала поспешить. Она сказала, что Зверя нет. Что удалось отвлечь его внимание. Ненадолго. А мама написала, что служители Церкви рискуют своими жизнями, чтобы спасти меня. Волки говорили о «фиолетовых». Значит, те, что пришли, чтобы вызволить меня, отвлекли на себя его внимание. Возможно, специально. Возможно, чтобы дать мне шанс уйти. Даже я понимала, что Зверь силен. Что обмануть его гораздо сложнее, чем остальных.
Сотворив в воздухе знамение Богини, я осторожно надорвала конверт из магической бумаги.
Зачерпнув горсть фиолетового порошка, принялась осыпать им себя с головы до ног. Раздалось шипение, и в следующий миг мой силуэт стал прозрачным, едва различимым. Точнее, это я знала, куда смотреть, поэтому, приглядевшись, улавливала малейшие колебания воздуха. Но разглядеть меня со стороны — я понимала, это невозможно.
Несмотря на это, я использовала весь порошок, что был в конверте.
Когда порошок закончился, из конверта выпал листок с неровными, словно обгорелыми краями.
Стоило конверту опустеть окончательно, как он загорелся, прямо как мамино письмо, в моих руках. На этот раз я не испугалась, провожая взглядом оседающий на кровать пепел.
Заглянув в зеркало, ожидаемо никакого отражения там не обнаружила.
Когда подняла с кровати листок с нарисованной на нем стрелкой и надписью «указатель», стрелка стекла с него мне на руку, сначала словно приросла к ладони, а затем тоже стала невидимой. И вместе с тем я отчетливо видела фиолетовый вектор на ладони. Должно быть, означает направление. Сжав-разжав пальцы и убедившись, что со стрелкой ничего не происходит, я пошла к двери.
