со мной?»— подумала я про себя. Хотя пытаться что-то утаить от Эдмунда, который умел читать мысли, было бесполезно. Нужно много тренироваться, чтобы привыкнуть думать осторожно. А с другой стороны, в этом были свои плюсы. Когда ты точно знаешь, что другой сможет понять твои мысли, можно избежать многих неловких разговоров.
— Ты когда-нибудь думала о смерти? — вдруг спросил он.
— Да, всегда, но обычно представляя, как остальные винят в ней себя, — ответила я.
Он ничего не ответил, но много позже, когда я прокручивала этот разговор в голове, я поняла, что так и не задала ему тот же вопрос.
Мы долго молчали, слушая, как дождь барабанит в окно. Я чувствовала его колено, прижимавшееся к моему, и странное чувство металось между нами, как случайно залетевшая в комнату птица. Это чувство, недавно только зародившееся, сейчас было таким сильным, что у меня закружилась голова. Поначалу мы убеждали себя, что это родственная любовь и все такое, что обычно повторяешь в уме, когда пытаешься себя обмануть.
Через некоторое время я решилась подумать про себя одну вещь, очень-очень тихо. Целую вечность ничего не происходило, Эдмунд просто лежал с закрытыми глазами. Я почувствовала одновременно разочарование и облегчение, но когда я начала думать о чем-то другом, Эдмунд приподнялся на локте, с легкой улыбкой посмотрел на меня и очень мягко и нежно поцеловал в губы... Потом поцеловал еще раз, уже не так мягко.
Телом, умом и каждой своей клеточкой я почувствовала, как я изнываю от голода, голода, голода по Эдмунду.
И какое совпадение! Это было чувство, которое нравилось мне больше всего на свете.
Глава 10
Мой рассказ был бы проще, если бы это была история о непорочной и чистой любви Двух Детей Вопреки Всему в Тяжелое для Страны Время. Но ведь это вранье.
Правда заключается в том, что война была здесь не причем, помимо того, что она создала идеальные условия, в которых двое слишком молодых и слишком близких родственников могли начать целоваться, и никто и ничто не могло остановить нас. Не было родителей, учителей, расписаний. Некуда было идти и нечем заняться. Ничто не напоминало нам о том, что в Реальном Мире такого не случается. Не было больше Реального Мира.
Сначала мы с Эдмундом попытались дать задний ход. Весь день мы не смотрели друг на друга и вели себя, будто ничего не произошло.
Но это не сработало. Закон Ньютона, что всякое тело в движении остается в движении, оказался правдой. Что ж, спасибо, Мисс Валери Грин, учительница физики в моей старой доброй школе для девочек. Кто бы мог подумать, что хоть что-то из Ваших уроков мне когда-нибудь пригодится?
Поймите, когда я приехала в Англию, в мои планы отнюдь не входило влюбляться в своего несовершеннолетнего кровного брата и спать с ним. Но я начинала верить, что некоторые Вещи Случаются, нравится нам это или нет. И когда они начинают происходить, остается только держаться изо всех сил и смотреть, куда судьба тебя занесет.
То, что происходило с нами, было слишком экстравагантным.
А потом мы стали спать преимущественно днем, чтобы быть вместе по ночам, когда остальные спали. Если бы мы могли выбрать самых нежелательных свидетелей нашей преступной любви, Айзек и Пайпер, несомненно, заняли бы первое место. Потому что Айзек каким-то внутренним чутьем всегда знал, где Эдмунд находится и о чем думает, хотя все и так было видно по нашим лицам. А Пайпер была настолько чистой и наивной, что, когда ее что-нибудь смущало, она просто стояла и смотрела на вас, пока вы не скажете ей правду или не убежите и не спрячетесь. Мы вовсе не стремились рассказывать ей правду, так что почти все время прятались.
Чувства были настолько сильными, что, казалось, люди вокруг могли услышать гул, исходивший от нас. Пайпер и Айзек ничего не говорили, но собаки выглядели расстроенными и вели себя странно, словно запах нашей кожи и этот самый гул тревожили их. Джин отказывалась покидать Эдмунда, ложась возле его ног, когда он собирался пойти куда-нибудь, или же тыкалась ему в подмышку, когда он сидел, словно желая спрятаться в нем. Все дошло до того, что ему приходилось постоянно ее гладить, иначе она громко скулила до тех пор, пока Осберт из другой комнаты не кричал:
— Кто-нибудь заткнет эту собаку?!
Иногда, когда мы хотели побыть одни, Эдмунд запирал ее на ночь в сарае. Но втайне я чувствовала отчаяние и жалость к ней, потому что точно знала ее чувства.
Один только Осберт вел себя как обычно. Он был так заинтересован в Упадке Западной Цивилизации, что не замечал происходящего под его носом.
Новостей от тети Пенн не было. Прошли недели после ее отъезда, и каждый миг каждого нового дня казался некоей новой странной жизнью, где отсутствие новостей от тети Пенн было нормой. Пайпер скучала по своей маме, да и я все еще хотела задать ей несколько вопросов, но если бы она появилась в середине такой неуместной ситуации, как сексуальная одержимость, было бы, мягко говоря, неудобно.
Что до меня, то я зашла слишком далеко. Но не так далеко, чтобы не понимать, что то, что мы делали, было плохой идеей.
Прежде чем продолжать, мне бы хотелось сказать одну важную вещь: многие могут обвинить меня в растлении невинного юноши, но Эдмунда нельзя развратить. Есть такой тип людей, и если вы не верите мне, значит, они вам попросту не встречались.
