— И мне налей, сын.
Папа вошел, прикрывая за собой дверь, но сейчас он не выглядел злым или недовольным.
Только взволнованным.
— Льда добавить?
— Нет, спасибо.
Я протянул папе бокал, заглядывая в его глаза, и никак не мог найти слов, чтобы начать говорить.
— Кирти опять стала плохо спать. Ей снова снятся кошмары, — проговорил папа, чуть нахмурившись, и отпил из своего бокала глоток.
Кирти.
Моя младшая сестренка.
Наша малышка с самым добрым и нежным нравом.
От мамы осталась только она.
С мамиными глазами.
С маминой любовью ко всему живому и настолько хрупкой душой, что ее сны смогли спугнуть любые трудности.
Мы с Катриной были копией отца — те же глаза, те же иссиня-черные волосы.
Его же взрывной характер и упрямый нрав.
Но Кирти была маленькой копией нашей покойной мамы, взяв у нее всё самое лучшее.
В этом году она пошла в школу, и эмоций от смены привычной обстановки было слишком много, чтобы ее ранимая нежная психика могла справиться с этим.
— Пусть учится дома! Не обязательно ходить в школу! Мы же можем это себе позволить?!
— Можем, Килан.
Папа чуть улыбнулся и прошагал вперед, чтобы тяжело и устало опуститься на свое любимое, уже порядком изношенное кресло, менять которое на новое он категорически не хотел.
Он говорил, что только в этом кресле в его голову приходят свежие мысли и что всё это благодаря накопленной энергетике, потому что это кресло стояло еще у деда, а затем у его отца.
Но сейчас я знал, что усталость и мысли папы были заняты не только младшей сестренкой.
Отец смотрел на меня спокойно и, наверное, даже понимающе, а вот я не мог найти в себе места, едва не принявшись ходить от стены до стены, словно волк, попавший в клетку.
Клетку из собственных эмоций.
— Скажи что-нибудь, пап! — не выдержал я, проглотив содержимое бокала залпом, но не ощущая ничего внутри. — Ругайся! Кричи! Скажи, какой я осел, что не послушал тебя сразу!
Папа тихо рассмеялся, чуть приподнимая брови, и откинулся на своем кресле в расслабленной позе.
— Ты сам всё сказал, сынок. Зачем мне повторяться?
Глава 6
Я бы сказал, что папа был даже доволен тем, что всё так вышло.
Может, только немного переживал, чем всё в итоге обернется, но его можно было понять.
— Ложись спать, Килан. Придет новый день, и придут новые мысли. Завтра решим, что делать с вещами Девы, которые остались у ее семьи или Дарка.
Папа похлопал меня по плечу, давая понять, что разговор окончен, а я поставил опустошенный бокал на стол, тихо выдохнув:
— Ты расскажешь Вольтеру?
— Нет. Пусть всё узнает сам.
У нас была своя система устройства.
Свои правила.
Свои устои, которым обязаны были подчиняться все.
Не было никого выше совета клана, в который входили старшие мужчины пяти самых сильных, чистокровных и именитых среди семей волков.
Такой совет клана был у каждого из четырех родов волколаков: у черных, серых, белых и малочисленных красных.
Наша семья была одной из таких.
Наравне с семьей Дарка.
И у совета был тот, кто вел дела.
Раньше его называли глашатай.
Суть этой своеобразной должности заключалась в том, чтобы организовывать сами собрания, собирать старших семей для определенных вопросов, поддерживать связь с пятью семьями и вести записи, которые затем передавались из поколения в поколение.
Он следил за порядком ведения дел и за порядком во время советов.
Таким глашатаем и был Вольтер.
Слегка высокомерный. Немного заносчивый… Но разве мы не были такими же?
— Спокойно ночи, пап.
— И тебе, сынок.
Когда я вышел из кабинета отца, то был относительно спокоен.
Он был на моей стороне, а это уже было весомым плюсом. Оставалось только убедить Ридли и команду, что я не сошел с ума и был в здравом уме, когда шел на похищение девушки.
А вот с парнями так просто всё вряд ли пройдет.
Но папа был прав: лучше подумать обо всём остальном завтра на свежую голову!
В гостиной остался один Воланд, который бездумно тыкал на пульт, переключая на телевизоре канал за каналом.
— Где эти черти? — кивнул я на пустые диваны, где до этого лежали Дилан и Скай.
— Поднялись наверх, чтобы лечь спать.
— А Виола?
— Сказала, что мы зануды и с нами скучно, а потому уехала гулять дальше.
При упоминании о своей так называемой сводной сестре глаза Воланда сразу менялись, даже если на лице оставалось прежнее скучающее выражение.
Она задевала его за живое.
И, черт бы ее побрал, делала это настолько успешно, что можно было бы открывать школу юных стерв!
— Хочешь, поговорим?
— Не сейчас, Кил.
Я только криво улыбнулся, понимая, что не полезу в душу друга, если он сам не готов к этому:
— Говоришь, сначала решим твои глобальные проблемы, а потом приступим к моим?
Воланд поднялся с дивана, хлопнув меня дружески по плечу:
— У меня нет никаких проблем, дружище. А вот с твоими придется изрядно повозиться.
Друг накинул на плечи куртку, а я кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж:
— Оставайся. Знаешь же, что комнат на всех хватит. Передохни от твоей бабской анархии в доме.
Улыбка Воланда на мои слова была нервная и кривая, когда он отрывисто хохотнул:
— Кажется, ты всё еще не понимаешь, Кил, что если в одном помещении остаются две ненавидящие друг друга волчицы, то орудием зверского убийства может стать даже невинная зубочистка! Возможно, я приму твое предложение в следующий раз, но пока мне нужно домой.
Мы обнялись, похлопав друг друга по спине.
— Спасибо тебе, Воланд.
— Пустяки. Мы же одна стая.
Он подмигнул мне и, как только вышел на порог, сразу же затянулся своей любимой ментоловой сигаретой.
Я смотрел, как он скрывается во тьме ночи, до тех пор, пока высокий стройный силуэт друга не скрылся в темноте, и лишь тогда поднялся на второй этаж, затормозив у комнаты Девы.
Нас разделяла всего лишь дверь.
Тонкий кусочек дерева, который под моим напором был не больше, чем тетрадный лист, сжатый в руке. И сердце заколотилось жарко и несдержанно от желания войти и снова увидеть девушку.
Она спала.
Я ощущал это по тому, насколько ровно и спокойно она дышала сейчас.
Но я слишком боялся не сдержаться и прикоснуться к ней.
Боялся испугать своим слишком настойчивым присутствием, а потому сжал руки в кулаки и одной лишь чертовой силой воли заставил себя прошагать немного вперед. В свою комнату.
Не знаю, специально или нет, но папа выбрал такую комнату для Девы, которая была максимально близко к моей.
А завтра она узнает то, что вряд ли обрадует ее, а вот меня доводило до состояния дикого и неконтролируемого возбуждения, — наш небольшой мокрый секретик, который мы откроем уже этим утром!
От нетерпения меня буквально потряхивало на ровном месте, но я застонал, когда уперся в свою дверь вовсе не от чувства глубокого удовлетворения и волнения!
Потому что храп Ская невозможно было не услышать!
— Че-е-ерт! Да ты просто издеваешься! В этом доме полно свободных комнат, а ты решил завалиться именно в мою?
Разговаривать с ним было уже бесполезно.
Пьяный, сытый, в тепле и уюте, Скай спал как святой белокурый младенец, развалившись на моей кровати в позе утренней звезды. В одежде и обуви.
Впрочем, чего, собственно, я от него хотел, если учесть, сколько лет мы беспробудно пили, гуляли и кутили, неизменно просыпаясь мордами друг к другу именно в этой самой комнате и в этой самой кровати?
Дорога до моей спальни выработалась у Ская на уровне базового инстинкта!
— Утром я тебе устрою райское пробуждение! — ворчал я, снимая с храпящего друга ботинки, а затем рубашку, потому что представлял, каким помятым и больным он проснется завтра.
Главное — самому было не завалиться раньше времени, ведь моя головная боль меньше пока не становилась, а это всё еще грозило большой бедой.
