что я уже не так сильно хочу его.
Вернее, сильно хочу. Но другого.
Доказать проклятому холоднокровному властному гаду, кто такая Катаржина Касси.
– Итак, сегодня мы с вами начнем изучение философии, как науки, по циклам, – господин Солл щелчком пальцев разворачивает большое цветное панно, на котором слева указаны даты всего цикла и каждого периода в отдельности, а справа – краткое перечисление основных моментов.
Панно яркое, красочное и, кажется, магическое. По крайней мере, мне кажется, что мелкие фигурки драконьих и человеческих предков шевелятся.
– Все вы помните из курса «Введение в предмет», что произошло на раннем этапе, который мы условно называем «Древнейшие времена».
Здесь преподаватель делает паузу, осматривает аудиторию, приглашая к разговору.
Все молчат.
Кое-кто, как мне кажется, вообще под парту лезет. И я могу понять слабаков. У господина Солла очень тяжелый взгляд. Как и положено особи, в чьих жилах крови дракона более, чем на четверть. Его дед был драконом. Чистокровным.
Вот ведь безобразие! Аж досада берет!
И почему это мужчинам передается такая бешеная драконья энергетика, способность оборачиваться и прочие плюшки драконьей крови, а женщинам – только дурной нрав и неумение сдерживать свои порывы? Словно разделение происходит на этапе зачатия уже.
Мальчик – на тебе спокойствие, холодный змеиный взгляд, а, если повезет, еще и умение оборота в яркую огнедышащую ящерицу. Конечно, умению обуздывать свои порывы все и всех сжечь их тоже учить надо, но так как-то легче все проходит, насколько я знаю.
А вот драконья суть, наложившаяся на женскую, дает вкупе нечто дикое и вообще плохо контролируемое. Да и обучать нас сложно. По крайней мере, раньше так было. В те самые древние и уж тем более в древнейшие времена.
Мне это все еще в папашином имении рассказывал приглашенный учитель. Тогда никто не был в курсе проделок бабки Катаржины, а потому мне преподавали человеческую историю и философию. Которая, похоже, сильно отличается от драконьей, потому что сама тема драконов фоном прошла. Ну есть и есть. И почему я не интересовалась? Сейчас бы блеснула знаниями.
А ведь господин Солл как раз, похоже, упоминает материал, пройденный за те три дня, когда меня не было. Мысли сразу же возвращаются к основной, насущной, так сказать, проблеме. А именно одному чистокровному черному ящеру, господину Ассандру, чтоб ему своим огнем подавиться.
Его рычание, его поцелуй дикий, его слова ужасные.
Ужасающие для меня и моего будущего.
Не буду думать. Не о том сейчас надо.
Я переключаюсь на занятие, вижу, что господин Солл уже нашел себе жертву и теперь терзает его у панно с холодной жестокостью истинного драконьего потомка.
Парень, выбранный в качестве козла отпущения, краснеет, бледнеет, но терпит. И вообще, тоже проявляет холодность. Хотя, судя по количеству эмоций и неумению сдерживать их, драконьи предки у него где-то очень далеко присутствуют.
– Ита-а-ак, студент Вир, – тянет господин Солл, – я так понимаю, что вы ничего не можете сказать по сущ-щес-ству вопрос-с-са? А ведь я задавал задание.
– Я… Болел.
– Чем же? Похмелье, спешу вас заверить, не болезнь.
И, пока Вир таращит на преподавателя глаза, тот разворачивается к аудитории и наставительно продолжает:
– Вообще, в этом году с-с-студенты крайне недис-с-с-сциплинированные.
Его тянущееся «с-с-с» указывает на раздражение. Я спешно опускаю взгляд. Так и частичной оборота дождемся. Раздвоенного языка, например.
– Кто-то позволяет с-с-с-себе отмечать пос-с-ступление дикой пьянкой и отвратительным поведением, мешая ос-с-с-стальным с-с-с-студентам в общежитии. Кто-то вообще… Не с-с-считает нужным появиться на вс-с-ступительных мероприятиях…
В этот момент все, как по команде, пялятся на меня, и я очень сильно тоже хочу, как некоторые, залезть под парту.
И, если бы это помогло, так бы и сделала, честное слово!
И вот что за мерзкие характеры у этих тварей?
Ну ведь объяснила же я ему ситуацию до начала занятия! Сказала, что отстала от автобуса! И потом добиралась с приключениями. Сами приключения я описывать, естественно, не стала, но глаза сделала умоляющие. Раньше всегда прокатывало! Даже с папашей!
А тут…
Я неожиданно злюсь, тут же чувствую, как нагреваются поверхности ладоней, и спешно пытаюсь взять себя в руки.
За все три дня «взаимодействия» в господином Ассандром у меня не случалось никаких проявлений колдовства. Я и не вспоминала про них! А тут… Мамочки, сейчас ведь полыхнет! Я же не умею… Я же не смогу сдержать!
Но господин Солл неожиданно оказывается рядом, внимательно смотрит своими змеиными глазами, с неожиданно ставшими вертикальными зрачками, а потом ЧТО-ТО ДЕЛАЕТ.
Я не понимаю, что, но ладони мои жечь перестает и дышится легче.
– Хм-м-м-м… – он задумчиво оглядывает мое бледное лицо, – сведения о вас не отражают действительности. Обязательно отмечу это в обратной связи родственникам.
– Ка-ка-ка-а-акой обратной? За-а-ачем обратной? Не надо… – хриплю я, понимая, что облажалась по полной. И теперь меня отправят обратно. К папаше. И тот просто запрет в башне. Огнеупорной!!!
– Это уж мне решать, что надо, а что – нет. – Обрубает господин Солл и отходит от моей парты.
А я разглядываю ладони, машинально тру пальцами друг о друга. И чувствую, как все внутри леденеет.
Вот и все, Катаржина Касси, кончилась твоя свободная или несвободная жизнь… Я, видно, до такой степени опасна, до такой степени не могу себя контролировать, что уже необучаема.
И теперь проведу остаток жизни либо в башне отцовской, либо в богадельне государственной. Может, в самом деле, побежать найти проклятого господина Ассандра, и к нему напроситься в постель? Он не против, как я понимаю.
Но, сбежав и не дождавшись его в оранжерее, я, похоже, и этот шанс упустила.
От расстройства внутри все начинает вибрировать, и я не сразу понимаю, что вибрирует не внутри.
Снаружи. Парта вибрирует, и соседняя тоже. И панно волшебное. Это же… Это же ОПЯТЬ Я!!!
Я спешно пытаюсь остановить творящийся ужас, успокоиться, от этого нервничаю еще сильнее, и вибрации становятся сильнее. Уже не вибрации! Уже дрожь, как при землетрясении!
Господин Солл опять оказывает рядом и опять ЧТО-ТО ДЕЛАЕТ.
Вернее, пытается. Но я паникую, и все становится еще хуже. Парты начинают валиться, учебные пособия прыгать, как лягушки, до потолка, студенты кричать. А я из-за этого всего – расстраиваться еще сильнее.
Напряжение растет, я уже практически ничего не соображаю, только осознаю, что, после произошедшего, мне прямая дорога в дурдом, от этого все хуже и хуже. Ну и вокруг тоже все хуже и хуже, соответственно.
А потом, когда начинают лопаться стекла на окнах, все неожиданно прекращается.
Я валюсь на пол в изнеможении.
